Идеология и субъект

Все это не делает субъекта беспринципным и непоследовательным. Он в любой момент может заявить, что пересмотрел свои взгляды и убеждения, что способен к развитию. В действительности идеология субъекта тем самым избирает самый эффективный вариант самосохранения, стабилизируя свое функционирование.

Идеология помогает своему хозяину отстаивать идеи-ценности, предлагая ему все новые аргументы подтверждающие их истинность. Для этого субъект всего лишь вновь и вновь «перебирает» представления, взгляды, убеждения и т.п., и формирует новые комбинации аргументов, которые, правда, никак не связаны с истиной, но зато восстанавливают определенность и стабильность существования его идеологии. Однако эта стабильность и определенность действует только на определенную ситуацию, а после ее изменения возникает необходимость новых «доказательств». И всякий раз перед субъектом встает вопрос – «А прав ли он в своих убеждениях? Не отстает ли его идеология от развития социума?»

И как всегда большинство пытается найти «третий вариант», которого на самом деле нет. Правда, большинство все же его «находит», считая, что возможно и действовать в соответствии с требованиями ситуации, и оставаться при этом в рамках своей идеологии. При этом субъект оказывается оппозиционен сам себе, что вовсе не так безобидно. Если такая оппозиционность длится достаточно долго, то она, в конечном итоге, приведет к отказу субъекта от своих идей-ценностей. И этому не помешает даже его уверенность в их истинность. Для субъекта куда важнее будет значимость ситуации, которая и станет для него приоритетом. И не важно, что такая значимость ситуативна и изменчива.

Субъект, следуя этому приоритету, не осознает, что он потребует пересмотра всей идеологии, что сделает необходимым поиск доказательств истинности новой комбинации идей-ценностей. Возможно, что субъект так сказать «остановится» на новой своей идеологии и уже не будет приспосабливать ее под новые ситуации, но большинство «привыкает» к такой возможности трансформировать свою идеологию, всякий раз поддаваясь соблазну приспособить ее к ситуации. Но тем самым, субъект, сам того не осознавая, лишает свою идеологию основных ее функций – управлять поведением и выступать в качестве критерия оценок, что как раз и делает субъекта беспринципным.

Пройдя неоднократную трансформацию, идеология субъекта остается всего лишь с одной из своих функций – своей многозначностью и подвижностью она обеспечивает обоснование-оправдание любой адаптации субъекта, всякий раз, так сказать, «сообщая» ему тот или иной смысл его существования применительно к конкретной жизненной ситуации. Поэтому субъект в разных ситуациях может поступать совершенно неожиданно, а его действия для наблюдателя будут казаться весьма противоречивыми. Но всякий раз его идеология оправдывает его поведение, выводя из возможного смыслового тупика, сообщая ощущение определенности и стабильности до нового изменения ситуации.

Тем, что идеология субъекта обеспечивает:

– возможность его адаптации к условиям существования,

– определение нового смысла его существования в иных условиях,

– готовность быстрой и эффективной реакции на требования ситуации, не совместимых с его идеями-ценностями,

она самостабилизируется, не вызывая у субъекта сомнений в собственной … вере и верности. Парадоксально, но именно способность идеологии к трансформации, обеспечивает стабильность веры субъекта в то, что его идеи-ценности истинны, и укрепляет его верность им, т.е. некритическое служение этим ценностям даже тогда, когда социум признает субъекта беспринципным, непоследовательным, ненадежным и т.п. В этой связи трансформация идеологии субъекта есть ее самостабилизация, выражающаяся в поисках причинно-следственных связей между объективными условиями существования и идеями-ценностями субъекта. И каждый раз, найдя эти связи, субъект уверяет себя в том, что действует в соответствии с истинными абсолютными ценностями, которые определяются конкретной жизненной ситуацией. И в поведении большинства побеждает не некая абстрактная идея-ценность, а та, которая наиболее актуальна здесь и сейчас.

Итак, субъект всегда способен считать себя верным и последовательным, когда основывает свое поведение только на одном своем убеждении – главное соответствовать требованиям ситуации.

И ТОГДА

понятно, почему эту ситуативную идеологию субъекта практически невозможно разрушить извне. Он не только считает ее своей, но и объявляет ее объективно обоснованной. Возможно это будет до тех пор, пока субъект сохраняет

13. … веру и верность?

Нужно верить…

П. Сэлфинг

единство духа с самим собой.

Г.В.Ф.Гегель

Идеология субъекта «держится» на его вере и верности. Правда, это странная вера и особая верность. Впрочем, большинство не задумывается о том, что такое вера и верность, оно уверено в том, что все это нечто вполне понятное и очевидное.

В вере субъекта в истинность его идей-ценностей нет ничего метафизического. Эта странная вера основана на личной практике, на опыте. И всякий раз эта практика убеждает субъекта – его идеи-ценности абсолютно истинны. Только такая позиция позволяет субъекту в течении всей своей жизни верить в существовании справедливости, чести, достоинства и т.п., даже тогда, когда он ни разу не встретил их проявлений.

Но субъекту ничего не остается – он нуждается в вере, больше у него ничего нет. Идеи-ценности сообщают существованию смысл и каждый, вне зависимости от степени осознания, страшится утратить этот смысл и тем самым оказаться перед лицом бессмысленности своего бытия. И тогда, в лучшем случае, субъект «уходит» в иронию и самоиронию, которые ничего не создают, а всего лишь защищают субъекта от него самого. Но безверие остается, и нет ответов на «вечные вопросы» – что?, зачем?, кто виноват?

Субъекту необходима вера в свои идеи-ценности для того, чтобы с ее помощью … «убежать» от самого себя, незаметно подменяя знание о себе, верой в истинность своих идей-ценностей, считая, что если он обладает этими идеями-ценностями, разделяет их содержание, то и сам и все его действия соответствуют этому содержанию. А потому он справедлив, честен, достоин, добр и т.п. И вот уже нет разделения себя и своих идей-ценностей.

Даже тогда, когда повседневная практика демонстрирует субъекту – он вовсе не так уж и справедлив, честен, добр и т.п. – она не убеждает субъекта. Если не помогают оправдания, то субъект винит во всем идеи-ценности, обвиняя их в неточности. Это, как ему кажется, дает право на пересмотр своего понимания этих идей, причем новое «понимание» всегда оправдывает совершенное им. При этом его вера в идеи-ценности как таковые вовсе не колеблется. Он просто начинает верить в новую интерпретацию своих идей-ценностей. И все.

Подобные манипуляции со своей верой в идеи-ценности, приводят к тому, что субъект вообще перестает ощущать у себя какую-либо идеологию. Он подменяет идеологию своими убеждениями, принципами, представлениями, воззрениями и т.п., которые, и это самое главное, ценностями не являются, а представляют собой некие декларации о намерениях.

Большинство, конечно же, не знает, что только вера в истинность своих идей-ценностей может сообщить ощущение собственной свободы. Более того, большинство никак не связывает идеологию и веру в ее истинность со свободой, хотя, собственно говоря, никакой иной свободы для субъекта просто не существует. Всякое требование так называемой «свободы» есть, по сути, проявление взбунтовавшимся субъектом его невозможности самовыразиться. Вот только эта невозможность связана не с отсутствием реальных возможностей. Это психо-патологическое состояние субъекта, переполненного продуктами рефлексии, которые никто не хочет, да и не может воспринять. Постепенно и неуклонно накапливаясь, они блокируют его, ставшее патологическим, стремление к постоянной рефлексии и выражения продуктов этой рефлексии вовне, рефлексии, в которой не осталось ничего конструктивного и рационального. Он устал ждать позитивной реакции социума на такое самовыражение, принимая ее отсутствие за несвободу. Он не может что-либо изменить в этом своем стремлении к рефлексии, которая стала образом его существования.