Тур — воин вереска

Несколько мужиков подсели к Туру с трёх сторон.

— Слышьте, пан Тур, а пан Тур!.. — с оглядкой в сторону очага поведал один. — Говорит, что зовут его Агасфер...

— Говорит, что ему тысяча семьсот пять лет... — доложил другой.

— Говорит, много в жизни повидал, пан Тур, — поделился громким шёпотом третий.

— Говорит, ничему уже не удивляется. Правда ли? — опять подал голос первый.

Вдруг они замолчали. И в изумлении раскрыли рты. Не было у очага Агасфера... Только что был, смотрел на огонь, кивал сам себе с блаженной улыбкой, предавался мыслям... глазом моргнули, а его уж и нет. Чудеса из чудес! Расскажешь кому — посмеётся в лицо; станешь доказывать — в тебя плюнет.

А Агасфер, оказалось, уж среди них сидит — как будто с самого начала он здесь сидел.

— Не прогоните бедного путника, пан рыцарь?

Тур безмолвно кивнул.

Молча и потрясённо потеснились мужики.

Подошла тут Сара. С её приятного лица можно было масло снимать, её улыбкой можно было целый вечер любоваться.

У Агасфера в руке блеснули пять золотых. Покатилась одна монета по столу в сторону корчмарки.

— Вкусное у тебя вино, Сара...

Когда Сара ушла, уплыла лебедью за другим корчажцем, Тур нарушил молчание. Голову несколько склонив, дабы скрыть в тени шлема и нижнюю часть лица, и разглядывая пристально, с нескрываемым интересом Агасфера, он молвил:

— Если вы, пан, тот, о котором так много говорят, о котором я и слышал, и читал, то что же вы делаете здесь, в наших пустынных палестинах, в нашем Богом забытом углу? Здесь война и смерть...

При упоминании Бога Агасфер трижды перекрестился:

— Где же мне быть, пан рыцарь? Здесь сейчас вершится история. Что может быть занимательнее — наблюдать и предугадывать, догадываться и провидеть, и восхищаться... тысячу раз восхищаться непостижимым, неизъяснимым промыслом Божьим!.. — он опять перекрестился. — Как изящно Господь судьбы людские и деяния плетёт!.. — тут он снова перекрестился. — И сейчас, согласитесь, все великие здесь — шведский король и русский царь. И с ними все герои, и даже чернокнижник Брюс, напускающий на противника чары. Как они решат, так и будет. От этой точки новая история рекой потечёт...

— Мудрёно говорит, — покачали головами и заскучали мужики.

Но продолжал Агасфер:

— Судьбы мира решаются в ваших палестинах, как было сказано; сам мир заново делится здесь, будто по дороге, на которой стоит эта корчма, прошёл мировой Землемер.

— Я понимаю, о чём вы говорите, пан, — кивнул Тур. — Землемер этот много где ходил — от начала истории. Но вам-то что от того? Вы смотрите, но не решаете...

Очень приязненно улыбнулся Агасфер.

— Люблю поговорить с умным человеком...

Сара принесла корчажец вина и, молча поставив его на стол, удалилась. Певень бросился разливать вино по кубкам. И Туру в первую голову налил, и мрачному человеку в маске волка, что сидел рядом с ним и молчал, во вторую голову, и Агасферу плеснул, и себе не пожалел, бухнул до краёв, и другим — по капле.

— Жизнь очень скучна, мой юный господин, — продолжил Агасфер. — Особенно такая длинная, как моя. Всё, что было когда-то впервые и внове, повторяется, повторяется... Нужна немалая выдумка, чтобы находить или устраивать себе новые развлечения. Вот, убегая от скуки, я иногда за великими и хожу... А в этот угол, как вы изволили заметить, позабытый Богом, — перекрестился Агасфер, — я завернул исключительно для того, чтобы поглядеть на вас, пан рыцарь, доблестный Тур.

— Я скромный человек, — кивнул Тур; он даже не сумел скрыть, что удивлён. — Внимание ваше, пан Агасфер, большая честь для меня, хоть вы когда-то и оттолкнули Бога и должны быть за то презираемы и гонимы. Но не достаточно ли того, что гонит вас Он?

— За этим лбом высоким я вижу недюжинный ум, — утёр пальцами набежавшую слезу Агасфер.

Усомнился Тур:

— Как же вы, добрый пан, чело моё под шлемом разглядели?

Агасфер пригубил вина.

— Внутреннему взору многое видно. Я даже имя ваше знаю, пан Тур, и лицо ваше благородное, что вы прячете, склоняя голову, мне известно. И вы знаете, что я знаю... Согласитесь: кто доверяется глазам, тот глуп; кто видит только то, что видят его глаза, тот слеп...

— Соглашусь. Об этом в хороших книгах написано.

— Я по скудости разума своего и по молодой горделивости отвернулся от Бога и в тот чёрный день даже оттолкнул Сына Его, когда Он во мне нуждался. Значит, и я внёс свою лепту в это сумасшествие — в истязания и казнь Иисуса. Поэтому я не могу найти себе спасения на земле. Надеюсь найти его на небе, когда пройду свой бесконечный путь — по прекрасному миру адовый путь... Чем больше моя вера, тем труднее мне смотреть в глаза Всевышнему. Это что-то да значит, правда? Не самый ли это верный для меня путь к прощению? О, да простится мне!.. Но не оставлю ваш вопрос без ответа: сюда я пришёл, чтоб сказать: вы повёрнуты к народу своему, пан Тур, — лицом, которое пусть и прячете; не отворачивайтесь от народа своего и будете спасены, ибо вы нужны своему народу, вы его герой — плоть от плоти, кровь от крови; ваш народ — это ваш Бог, не оттолкните его равнодушием или презрением, не ударьте сапожной колодкой. И тогда ваше спасение я вижу так же ясно, как сейчас вижу эту корчму... И сам я хочу спросить: что поддерживает вас, на что опираетесь, идя по своему пути? кто возвёл несокрушимую крепость у вас в душе?.. — тут Агасфер взмахнул рукой. — Нет... я сам и отвечу: конечно же Он. Но вам ясно ли это?

Не долго раздумывал Тур.

— Были у меня сомнения, добрый пан. Они и ныне иногда являются ко мне, — когда приходится вершить суд, когда приходится искать истину. Кто я такой, чтобы судить, чтобы карать или миловать?.. Я искал опоры в проповедях священника, я искал опоры в мудрых старых книгах, в речах отцов и дедов, в железных доспехах, по наивности — в старинных, проверенных латах опоры искал... Я нашёл, однако, опору у себя в сердце. Когда чувствуешь, что в сердце твоё смотрит Бог, отмети любые сомнения — все твои дела хороши... Только Бог поддерживает меня, но мне этого достаточно, — при этих словах Тур улыбнулся светло. — Бывает оглянусь: сплошь надёжные плечи вокруг — не предадут, не выдадут. Но не в моём обыкновении на них опираться. Не умею и не хочу просить. Всегда — сам. А Его просить не надо; Он всегда смотрит в сердце и знает, кто чего достоин, кому чего нужно, кто верит или нет... и нужна ли кому истина. Несу столько, сколько могу. И много, и мало.

— Ах, пан рыцарь! Как искренне, как славно и как верно! — воскликнул растроганно Агасфер. — Я бы жизнь отдал за то, чтобы иметь возможность сказать так.

Тут мимо проходила Сара и, услышав Агасфера, фыркнула:

— Жизнь отдавать за слова! Фу! Какая глупость!..

— Я в добрых делах ищу искупление, — продолжал между тем Агасфер. — Но вот наказание — не получаются у меня и добрые дела...

— О каких добрых делах говорит пан? — наклонил голову Тур.

— Я не мелочь всякую беру в расчёт. Накормить голодного, заплатить за крышу над головой для нищего, подбросить соломку под падающего, вылечить болящего... это я могу. А вот нечто соизмеримое с моим грехом, с моим деянием чёрным сделать не в силах.

— Например... — вдруг подал голос Певень, опрокинув свой кубок; он, стало быть, краем уха прислушивался к разговору и, верно, кое-что из него понимал.

— Например? — Агасфер задумчивым взглядом окинул сидящих в корчме, потом перевёл взгляд на Сару, Иосию. — Например, научить свой народ жить по чести — не обманывать там, где есть возможность обмануть, не обирать тех, кого есть возможность без страха наказания обобрать, не обижать тех, кто не может защитить себя... направить народ свой по прямому пути непорочности и благонравия. Вот это было бы доброе дело, какое помогло бы мне вернуть доброе имя моё, которое я никому не называю, — имя того законопослушного иерусалимского сапожника, что ещё не умер во мне.

— Да уж!.. — совсем по-птичьи выпучил глаза Певень, которому весьма удавалась роль застольного шута. — Это было бы доброе дело, за какое бы я с утра до ночи согласился кукарекать. Взять, к примеру, Иосию с Сарой... Они думают, что обхитрили всех, а сами даже не знают, что будет с ними завтра.