Страница 19 из 116
Пять долгих дней дрейфующую «Святую Анну» сносило всё дальше от мест, где их могли увидеть испанские патрульные или торговые корабли. И лишь тогда, когда люди уже прощались с жизнью, шторм занёс к рифам «Чайку»…
К сожалению, пережитые ужас, унижение и лишения слабое сердце сеньоры Силлы не выдержало. Ещё до прихода в Белиз её тело по старой, как мир, морской традиции, было предано морю. Зато сам сеньор Хакоб и его пятнадцатилетняя Фебе стараниями доктора Эрнандеса постепенно возвращались к жизни. Как только «Чайка» встала на рейд у Белиза, оставшийся лишь с тем, что прикрывало его исхудавшее тело, бывший нотариус, получивший когда-то степень доктора прав в Толедском Университете, сеньор Хакоб, навсегда простившись со своей мечтой о еврейском рае в благодарность за спасение — а, скорее всего, от безысходности — предложил свои услуги молодому сеньору Анри, начинающему торговцу. Его примеру последовал и доктор Антонио Эрнандес, ставший с тех пор верным спутником Анри, переходящим с ним с корабля на корабль и самоотверженно боровшийся за жизни команды, верный клятве Гиппократа…
Взглянув на солнце, стоявшее уже почти в зените, Анри быстрым шагом направился к «владениям» седого сеньора Хакоба.
Войдя в контору, он кивком поприветствовал двух капитанов Победоносной армады, пришедших обговорить оплату ремонтных работ вверенных им кораблей и, не увидев сеньора Хакоба на его привычном месте, приказал сопровождающему солдату дожидаться здесь и вышел во двор.
С началом сиесты жизнь постепенно замирала. Даже ветер где-то залёг вздремнуть на часик-другой. Во дворе было пусто. Стояла звенящая тишина.
Анри огляделся, решая, стоит ли идти к дому управляющего. В этот момент дверь дома отворилась, и из неё вышел сеньор Антонио, а следом за ним Фебе.
Команда «Победоносца», не раз видевшая своего доктора в обществе дочки управляющего складом, часто, но беззлобно подтрунивала над ним по этому поводу. Анри тоже однажды не выдержал и спросил не готовить ли ему свадебный подарок. В ответ на невинный, казалось бы, вопрос, доктор глянул так хмуро, что Анри прикусил язык и дал себе слово не заговаривать с доктором на эту тему, пока тот сам не начнёт беседу.
Несмотря на то, что сеньор Антонио в силу своего нелюдимого характера держался особняком, Анри считал его своим другом и не сомневался, что тот пойдёт за ним и в огонь, и в воду, не раздумывая и не спрашивая зачем. Но за восемь лет знакомства мало что удалось узнать о прошлом доктора. Не любил он рассказывать о себе, да и к другим в душу не лез. Если, конечно, в этом не было врачебной необходимости. Тут уж доктор проявлял недюжинный талант исповедника.
Анри иногда удавалось захватывать пиратов, не успевших скрыться с места грабежа, и освобождать их пленников. Особенно сильно даже недолгое пленение сказывалось на женщинах, но не только они замыкались в себе. Обычно в таких случаях роль утешителя брал на себя священник, но на «Победоносце» таковых не имелось — только флот Его Величества мог иметь эту привилегию. Да это и понятно — кто же добровольно затворил бы себя в душной и не стоящей на месте коморке? Разве что приказ епископа мог заставить священников, в большинстве своём привыкших к размеренной и сытой жизни, взойти на корабль. Но Анри и не расстраивался по этому поводу — у него на кораблях были не только католики, но и протестанты, так что конфликт падре с частью команды был бы неизбежен, поскольку послушный долгу падре обязан был бы попытаться обратить «заблудших». Сама команда уже сложилась и сплотилась, и никого не интересовало какой кто веры, а примкнувший к Анри весной 1652 года сеньор Антонио, получивший степень доктора медицинских наук ни где-нибудь, а в университете Саламанки, добровольно взял на себя некоторые функции священника и не плохо с ними справлялся…
Доктор заметил Анри, но, повернувшись к позвавшей его девушке, заговорил с ней.
«Надо подойти», — решил Анри, но не успел. В этот момент за его спиной раздался радостный оклик. Из-за здания конторы вышел управляющий. Раскинув руки для объятья и широко улыбаясь, сеньор Хакоб быстро приближался. Ожидая его, Анри оглянулся, но доктора и Фебе уже не было.
— Сеньор капитан, как же я рад вас снова видеть! — по-отечески обнимая, радостно приветствовал владельца управляющий.
Анри, когда-то наняв капитаном «Чайки» Энрике, никогда сам не претендовал на эту должность, довольствуясь обращением «сеньор» или же более официальным «дуэнё[47]». Почему сеньор Хакоб с первого дня стал обращаться к нему не иначе как «сеньор капитан», никто не знал, просто приняли это как причуду вредного старика, игнорировавшего все попытки «переучить» его. Когда все подчинённые Анри люди стали дружно называть его адмиралом, управляющий упорно продолжал обращаться к нему по-прежнему. Однажды любопытство взяло верх, и Анри всё же поинтересовался у сеньора Хакоба о причине такой настойчивости. С терпеливостью университетского ментора старик объяснил, что «капитан» происходит от латинского «caput», переводимого на испанский как глава, вожак или предводитель, и для него — человека далёкого от понимания морских обязанностей и званий — слово «капитан» как нельзя лучше определяет человека, стоящего во главе торговой компании. Удовлетворённый ответом доктора прав Анри лишь посмеивался, когда кто-то из его офицеров, заслышав «сеньор капитан», пытался научить сеньора Хакоба «правильному обращению».
Все, кто имел дело с сеньором Хакобом, кроме Анри и доктора Эрнандеса, недолюбливали его. Он боролся за деньги «сеньора капитана» так, как будто они были его собственными. При платежах отстаивал каждый мараведи[48] с таким рвением, как будто отдавал не чужие деньги, а цедил собственную кровь!..
Увлекая Анри в контору, старик успел посетовать на здоровье и на дочь:
— Уже двум женихам отказала! Я бы мог настоять своей отцовской волей, но не могу видеть её слёз! — держа Анри за плечи, почти тыча ему в ухо своим длинным крючковатым носом, жаловался управляющий. — Ох, видать, не дождаться мне внуков!
Анри подумал о докторе, но ответить не успел — на ходу приказав слуге сбегать за сеньоритой Фебе, старик сам лично поднёс к своему бюро второй стул для «сеньора капитана» и, усевшись на своё место, принял бумаги от капитанов «Дельфина» и «Отважного».
Глянув на кислые лица офицеров, ожидавших боя за каждое мараведи, Анри положил руку на поданные ими бумаги и непреклонным голосом потребовал выдать деньги. Сеньор Хакоб закряхтел и, недовольно бурча себе что-то под нос, снял с пояса ключ и полез в огромный окованный медью сундук за монетами.
Когда удовлетворённые капитаны ушли, Анри вытащил из-за пояса опустевший кожаный мешочек и приказал наполнить его серебром. Продолжая ворчать, сеньор Хакоб зачерпнул монеты мерной медной миской, всыпал их в кошелёк и, достав из бюро длинную книгу в кожаном переплёте, старательно записал туда выданные им суммы, не забыв добавить кому и на что.
— Энрике, должно быть, уже поставил «Победоносец» в док, так что заплатите, сколько скажет. И за ремонт призовых фрегатов тоже — мне некогда ждать, они мне нужны к двадцать третьему.
— Как вам будет угодно, сеньор капитан, — недовольно ответил управляющий. — Стало быть, вы тут лишь на неделю?
— Надеюсь. Да, кстати, в понедельник после заседания кабильдо вам принесут бумаги на энкомьенду. Заплатите сколько надо и сразу же нанимайте людей на строительство красочной.
Управляющий кивнул. Подошла Фебе. Поздоровавшись с Анри, обратилась к отцу:
— Что вы хотели, батюшка?
— Принеси сеньору капитану чашечку чая, — сказал дочери сеньор Хакоб. И, довольно улыбаясь, повернулся к Анри: — Капитан «Милости божьей» доставил с Кюрасао партию отличного чая по сходной цене. Часть её я уже отправил в Веракрус, кое-что вы бы могли предложить губернатору, а кое-что, полагаю, вы захотите взять на корабль.
47
Дуэнё (исп. — dueЯo) — владелец.
48
Мараведи — старинная медная испанская монета, самая низкая денежная единица. После 1650 года 34 мараведи равнялись одному серебряному реалу, а пятнадцать реалов равнялись одному серебряному песо.