Хватка

       Винклер отрицательно покачал головой.

       — Это плохо, — с сожалением заключил ученый, — но вам, по сути, и не надо ничего понимать. Просто передайте Бруно то, что душа «объекта» не взяла ничего. Фридрих, очень прошу вас, не отстраняйтесь, сейчас слушайте меня особенно внимательно! Если со мной что-то случится, вы максимально точно должны передать Бруно Гальке то, что сейчас услышите, я сутки писал научное обоснование под это, они в портфеле, но ведь не факт, что эти бумаги попадут к нему.

       Запоминайте: нам известно, что все воспринимающе-передающие субстанции Славян и Ариев, которые мы назовем просто «души», прекрасно адаптируются друг к другу, они родственны. Но, как у же сказал, эта же субстанция накачиваемого «объекта» не приняла ровным счетом ничего! Вывод — это субстанция другого толка, не имеющая никакого отношения ни к Славянам, ни к Ариям.

       Именно эту информацию я, по своей глупости, и отобразил в своем коротком отчете, передав его вчера утром в центр. Ничего не поделаешь, ученый должен быть максимально правдив и, в случае неудачи, отображать на бумаге все ее истинные причины.

Это следует делать хотя бы для того, чтобы исключить в будущем более серьезные последствия для «объекта». Все работы с ним в этом направлении следует прекратить.

       — Вы хотите сказать, — треснувшим от внутреннего напряжения голосом спросил Винклер, — что «объект» не Арий?

       — Фридрих, выводы оставьте для других, в том смысле, что это уже не ваше дело. Я лишь прошу максимально точно передать Бруно то, что вы от меня услышали.

       — Хорошо, — стал приходить в себя офицер, — но почему вы думаете, что с вами что-то может случиться?

       — Не только со мной, — тяжело вздохнул ученый, — но и с вами. Сегодня утром в форме офицера гестапо ко мне ворвался Бауэр и приказал немедленно собираться. Естественно, я стал его расспрашивать, отчего вдруг такая спешка? Конрад только выругался в ответ, после чего сбивчиво сообщил мне о том, что вы идете на повышение, я возвращаюсь в контору, а ваша группа и все свидетели «охоты» прямиком едут на фронт, в самое пекло.

       Мы с Бауэром давние приятели и, поверьте, он никогда со мной так не разговаривал. Черт, — выругался Грайте, — я опять отвлекаюсь на ненужное. Винклер, скажите, вы хорошо запомнили то, что нужно передать Бруно Гальке?

       — Думаю да.

       — Тогда, пока не пришел мой …приятель, давайте расползаться по разным углам. Я очень устал за эти дни, поэтому, если я буду храпеть на той скамейке возле кабины пилота, это будет выглядеть вполне правдоподобным. Кстати, вам я тоже советую занять себя хоть чем-нибудь, главное, чтобы складывалось полное впечатление того, что мы ни о чем не говорили и вообще едва знакомы, общаясь только по служебным вопросам. Вы должны знать, Винклер, если в вашем или моем поведении всплывет хоть малейшая фальшь, это может стоить жизни нам обоим! Так что уж постарайтесь выглядеть естественным и помните, Бауэр сейчас очень большой и могущественный человек…

       Грайте поднялся, вытащил из-под скамьи свой чемодан и, стараясь выглядеть уставшим и разбитым, поплелся в переднюю часть салона. Заправка самолета заканчивалась, грузовик снаружи сбавил обороты, летчики снова начали что-то кричать и стучать по фюзеляжу.

       Винклер откинулся назад, и закрыл глаза. В его голове, на удивление холодно воспринявшей совершенно безумную информацию от Грайте, носились невыясненные вопросы из какой-то совершенно другой области. Отчего-то бред ученого, который следовало передать Бруно Гальке, остался в голове офицера совместно с тревогой за судьбу его группы. Все же, что ни говори, а было что-то личное в том, как легко спишут в утиль собранное им по крупицам из разных войск, по сути, уникальное подразделение. Фридрих был уверен в своих парнях и знал, что никто из них парней, будь то солдаты или офицеры, никогда не выдаст деталей задания. Все члены группы были не раз жестко проверены…

       Погруженный в размышления Винклер незаметно задремал. Холодил тело врывающийся через открытую дверь ветер, слышались голоса вернувшихся в салон летчиков, но мысли командира «охотников» в это время были уже где-то далеко от этой той неприятной действительности, где родство с высоким чиновником вдруг перевело его в ранг предателя. Вскоре и эти мысли ушли на другой план, погружая Фридриха в пустое и глубокое забытье.

       Спал он долго и продолжал бы это делать еще и дальше, если бы вдруг в лицо не дохнуло неприятным, едким запахом. Винклер открыл глаза. Перед ним сидел Конрад Бауэр. Как и говорил Грайте, в черной форме гестапо, поверх которой, хрустя новизной и источая тот самый химический запах, был одет черный, кожаный плащ.

       Судя по всему, «Крестьянин» уже давно обосновался возле своего давнего коллеги, но отчего-то не спешил его будить.

       — Спите? — вместо приветствия спросил Бауэр.

       — А что мне еще делать? — во всю давая волю вовремя напавшей зевоте, лениво потянулся Винклер. — Мне надоело слушать храп этого вашего …ученого, — Фридрих кивнул в сторону спящего лицом к стене на скамье у кабины пилотов Грайте. — Вот же, белая кость, интересно, что они по ночам делают?

       — Это вас не касается, — жестко остановил его рассуждения «Крестьянин», но тут же уточнил, — он что-нибудь говорил вам?

       — Кто? Этот? — с насмешкой кивнул на Грайте оберштурмбанфюрер, — если бы не его инструктаж в первый день, я вообще думал бы, что он немой. Зашел, поздоровался и завалился спать, да и черт с ним, Конрад! Скажите лучше, что я здесь делаю?

       В этот момент напарник «Крестьянина», до того внимательно изучающий Винклера из-за спины коллеги, не торопясь достал из кармана плаща пакет, в котором, плотно прижатыми друг к другу, лежали два заряженных медицинских шприца и крохотная коробочка с иглами. Фридрих, как командир группы, в которой не было медика, прекрасно знал, как все это выглядит и легко различал медикаменты даже в полупрозрачном пакете.

       С совершенно непроницаемым лицом и со знанием дела гестаповец вынул из упаковки и снабдил иглой один из шприцев. Молча скользнув взглядом по Бауэру, он повернулся и медленно зашагал к спящему Грайте. Не дойдя до него всего пару шагов, «эскулап» резко бросился вперед и, профессионально захватив шею ученого, прижал его к себе и коротким движением всадил шприц прямо в предплечье. Подождав несколько секунд, он отвел в сторону карающую руку и, медленно отпустив захват, не торопясь отправился к напряженно наблюдавшим за всем этим Винклеру и Бауэру.

       Придушенный, заспанный Вальтер перестал хрипеть, оттянул в сторону кашне и, недовольно откашлявшись, повернулся и сел.

       — Что за штуки, Конрад, — голосом конченого туберкулезника спросил он, — что вы мне вкололи?

       — Нам нужно, чтобы вы как следует выспались, Вальтер, — не отрывая взгляда от Винклера, бросил через плечо «Крестьянин». — Успокойтесь, это снотворное. Через пять минут вы будете спать…

       — Я уже… засыпаю, — недовольно бурча, стал укладываться обратно на скамейку ученый, — и надо было душить человека для этого? Варвары…

       Грайте, еще с полминуты что-то бубнил себе под нос, кутаясь в хрустящий от натяжения плащ, после чего замер, наполняя гулкое, металлическое помещение низким, противным храпом.

       Винклер прекрасно понимал, что теперь все внимание господ из гестапо будет переключено на него. Он, в данный момент поочередно переводя взгляд с Бауэра на его товарища и обратно, холодно взвешивал все «за» и «против» схватки с двумя хорошо подготовленными противниками, к числу которых запросто могут присоединиться и пилоты. Драться до победного конца с такой компанией не имело смысла. Конечно, будь с ним сейчас Леманн, вопрос стоял бы не в том, как прорваться к двери и потом сбежать, не попав под прицельные выстрелы, нет! С ловкачом Астором они, хотя и с трудом, но все же взяли бы на абордаж этот самолет. Только вот куда лететь, если на тебя нападают свои?