Страница 99 из 113
— Боюсь, что когда ты созреешь, может быть слишком поздно. — печально промолвил казначей. — Знаешь, что завтра король собирается выступить перед Храмом? Объявить о новом ордене и новом боге. Ты сам видел, как горели его глаза, когда он говорил об этом?
— Да, признаться, мне было не по себе. — задумчиво ответил Дэйн. — Но я всегда неохотно принимал перемены…
В этот момент дверь в трапезную неожиданно открылась, и в неё вошла принцесса Мерайя. Дэйн часто видел, как эта молчаливая девушка с тёмно-русыми волосами в одиночестве гуляет по замку, нередко замечал её и в королевском саду. Эдвальд любил говорить, как она похожа на его сестру, и был совершенно прав. Казалось, в принцессе не было ничего от её матери, острой на язык королевы Мередит из дома Русвортов, чья пышная огненно-рыжая шевелюра волновала добрую половину мужского населения страны. Мерайя всегда была тиха и спокойна. «Как и положено принцессе», говорили при дворе. Никто не замечал её ни за глупой болтовнёй с фрейлинами, ни за неподобающими принцессе занятиями. Она не любила пиров и праздненств, которые устраивал порой Эдвальд, зато всегда радовалась, когда случалась возможность уехать в Одерхолд, где она провела детство. Но вот уже семь из своих семнадцати лет Мерайя была принцессой, и поездки становились всё реже и реже. Девушка становилась всё более замкнутой и нелюдимой, вдобавок ещё недавно мать хотела выдать её замуж в Риген, а теперь отец желает видеть её в браке с Эрисом Таммареном.
— Здравствуйте, сир командующий. — сказала девушка. — Здравствуйте, господин Верховный казначей.
— Добрый день, Ваше Высочество леди Мерайя. — улыбнулся Явос Таммарен. — Вижу, выставленный мной у двери стражник не стал препятствием для принцессы.
— Господин Верховный казначей, я хотела поговорить с вами о моей свадьбе с Эрисом Таммареном.
— Боюсь, что мне нечего рассказать о нём, леди. Я давно не был в Высоком доме и, смешно сказать, даже не знаком с юным Эрисом.
— Дело не в этом. — Мерайя опустила взгляд грустных голубых глаз. — Отец желает выдать меня замуж, лишь чтобы заручиться поддержкой Таммаренов. Он что-то замыслил. Что-то… дурное.
Услышав это, Явос укоризненно взглянул на Дэйна.
— Продолжайте, леди. — осторожно сказал казначей. — Здесь вас не услышат лишние уши, я позаботился об этом.
— С тех пор, как он казнил маму… — девушка осеклась. — Он сам не свой. Понимаете, в нём будто что-то умерло и уступило место чему-то другому, чему-то страшному. А этот взгляд, когда он говорит о Церкви и грядущем величии страны… И ещё та женщина, Пречистая Агна, она часто бывает в замке, мне кажется, она неравнодушна к отцу. Вижу по её взгляду. А сам отец… Раньше он не бывал в Храме так часто. Но хуже всего то, чего я никому ещё не говорила. — принцесса всхлипнула и продолжила. — иногда я слышу, как он говорит сам с собой. Будто не своим голосом, не замечая меня. Не знаю, что с ним происходит, но мне страшно. Так страшно, что я плохо сплю ночами. Я долго колебалась, но этой ночью сон едва ли приходил больше, чем на час, и я решила разыскать вас, господин Таммарен и вас, сир командующий гвардией.
— Почему же именно нас? — спросил Дэйн.
— Вы обладаете достаточной властью и влиянием.
— Для чего же? — осторожно произнёс казначей.
— Чтобы помочь мне бежать из Чёрного замка.
— Ваше высочество… — изумлённо проговорил Явос.
— Хотите сказать, это невозможно? — перебила его принцесса. — Вчера отец говорил о каком-то «очищении», о том, что Энгата должна быть сильной. И единственный способ осуществить это — очищение от слабых. Серые судьи хватают и изгоняют из города калек, уличных музыкантов, фокусников. Или отправляют в темницу. Недавно он лично отрезал язык одному из придворных певцов за то, что тот ошибся словом в песне. Клару, мою фрейлину, он велел выпороть: она принесла две подушки, вместо трёх. Больше я её не видела. Говорят, пыточник Уоллес сёк её так сильно, что на спине не осталось кожи… — В глазах девушки появились слёзы. — Скоро отец устраивает праздник, об этом слышали все. Но знаете ли вы, что перед храмом собираются устроить показательные казни всех тех, кто томится в темницах Чёрного замка? Он собирается залить храмовую площадь кровью и назвать это праздником! Я боялась поверить, не хотела говорить этого, но… Король Эдвальд Одеринг безумен. Он стал жесток и несправедлив ко всем вокруг. Я боюсь думать, что будет дальше. И теперь даже не знаю, как говорить о нём. Каждый раз, когда я называю его «отец», что-то во мне словно обрывается… Мне кажется, это больше не тот человек, который был моим отцом.
— По-твоему, всё ещё ничего не происходит, Дэйн? — нахмурившись, сказал казначей.
— Я уже не знаю, что думать. — командующий гвардией положил руку на голову.
— Вы присягали короне, сир командующий. — умоляющим голосом говорила принцесса. — Вы клялись защищать и оберегать королевскую семью. И я боюсь, что защитить от собственного отца меня больше некому.
Дэйн Кавигер вздохнул и поднялся с места. Если до прихода казначея лицо командующего выражало блаженство, то теперь вид у него был мрачнее тучи.
— Мне пора на обход. Я не могу ничего обещать, Ваше Высочество, но если то, что вы сказали, правда…
— Это чистая правда! — с надрывом воскликнула девушка, утерев слёзы рукавом. Дэйн ещё никогда не видел её такой. — Я прошу увезти меня куда-нибудь. Только не в Одерхолд, он найдёт меня там. В Высокий дом, в Мейеран, куда угодно, лишь бы подальше от него!
— Я подумаю, что можно сделать, Ваше Высочество. — с хмурым видом ответил командующий и, взглянув на казначея, добавил. — Мы оба подумаем. А теперь прошу, вытрите слёзы. Не хватало ещё, чтобы подумали, будто мы довели принцессу до слёз.
Эдвальд Одеринг в последние дни действительно очень часто бывал в Храме, но вовсе не чтобы советоваться с Матриархом. Точнее, не только для этого. Под разными предлогами он подолгу оставался в молельном зале, ходил среди малых алтарей других богов, ожидая, пока появится она. Послушница по имени Марта. Девушка эта запала в сердце короля и не давала ему покоя. Эдвальд мог поклястья, что уже давно никто не вызывал в нём такой страсти, граничащей с одержимостью, как она. Но в последние дни Марта бывала в Храме всё реже, а если и появлялась там, то старалась даже не смотреть на Эдвальда. Все подарки, что он отправлял ей, она возвращала обратно. Король, безусловно, понимал, что послушницы сильно ограничены в быту и всё же серебряный гребень для волос, сандалии из нежнейшей телячьей кожи и даже флакон душистого розового масла из южной Акканты были возвращены в тех же резных деревянных ларцах с нетронутой печатью. Всё это лишь невероятно раззадоривало Эдвальда, и вот однажды он смог застать Марту в молельном зале и, отведя её в сторону, спросил, почему она не принимает подарков.
— Простите, Ваше Величество, но я лишь скромная послушница и смотрительница арсенала. — большие глаза девушки глядели испуганно. — Я дочь крестьянина, мне не должно принимать подарки от Вас. — с этими словами она поспешила уйти, не дав Эдвальду сказать ни слова.
Король стал посещать храм чаще и проводить там столько времени, сколько мог, но Марта совсем перестала появляться. Всё это не могло пройти незамеченным мимо Матриарха, и не зажечь иссушающее пламя ревности в праведном сердце Пречистой Агны. Наконец, Эдвальд, догадался, что, должно быть, кто-то говорит ей, что король в Храме, а она не покидает своей комнаты, пока тот не уйдёт. Тогда он переоделся в простую послушническую одежду, скрывающую лицо, и пришёл в Храм Троих с твёрдым намерением разыскать девушку. Когда же она, на его счастье, пришла в молельный зал, он ни единым звуком или движением не выдал себя, а после молитвы проследил за ней до самой её комнаты в церковной пристройке. Там он сбросил капюшон и открыл изумлённой девушке своё лицо. Марта пятилась, умоляя Его Величество уйти, но король лишь всё крепче заключал её в объятия. Невероятными усилиями девушке удалось извернуться и убежать так быстро, как она только могла, а разъярённый и оскорблённый король так же тайно вернулся в замок.