Наши в Хогвартсе

— Вы ни в чём не виноваты, — Снейп попытался придать голосу бесстрастное выражение, но фраза прозвучала довольно напряжённо.

— Тогда… Почему же вы не остаётесь здесь, как раньше? — Алька не спускала с него глаз, ловя малейшие изменения его малоподвижного лица.

— Потому что… — он был явно не готов к этому допросу. Да и что он мог ей сказать? «Потому что я боюсь не сдержаться? Потому что вы — красивая взрослая девушка, а я старый дурак, который не в состоянии совладать с собственными инстинктами?»

— Потому что у меня сейчас слишком много работы, которая отнимает массу времени, — нашёлся, наконец, Снейп.

— Или вам неприятно видеть меня после того, что я вам сказала, — его ложь не устраивала Альку.

— Это не так, — с необычной мягкостью в голосе возразил он.

— Тогда вы… вы просто боитесь. Только вот кого — меня или себя? — Алька продолжала пытливо вглядываться в его лицо. Оно и вправду было усталым. Ей не хотелось мучить своего господина профессора, но дальше так продолжаться не могло.

— Себя, — просто ответил Снейп.

— Не бойтесь, господин профессор. Если это случится, я не обижусь. Скорее, наоборот…- её голос вдруг предательски сорвался. Снейп взглянул на неё с укором:

— Эйлин. Я не хочу этого.

— Почему?

— Потому что это неправильно. Так не должно быть.

— Почему? Если мы оба этого хотим? — внутри у Альки всё дрожало, а вот отчего — она и сама не знала.

— Я не хочу этого.

— Тогда вам нечего бояться. Раз вы не хотите, вы вне опасности, — теперь Алька поняла — всё в ней дрожало от обиды.

— Знаете, Эйлин… Простите, что я вам это говорю. Вы уже достаточно взрослая девушка. У мужчин иногда случаются помрачения рассудка, о которых им приходится жалеть. И я не хочу, чтобы мы с вами стали жертвами такого помрачения.

Ему было стыдно произносить перед Алькой такие слова. А в Алькиной душе, корчась в судорогах, погибала надежда — надежда на то, что он отзовётся на её горячий призыв, отбросит все условности и сделает их обоих счастливыми. Боль от её гибели была такой, что хотелось кричать. И чтобы не показать перед ним этой боли, Алька, вместо того, чтобы лаской добиться от него того, чего ей так страстно хотелось, гордо выпрямилась и выплюнула ему в лицо первые пришедшие ей в голову слова:

— Господин профессор. А вы за что больше боитесь — за мою невинность или за свою верность?

Снейп вздрогнул, как от удара, побледнел и молча вышел из комнаты. А Алька рухнула на диван, свернулась на нём в комок и прорыдала весь остаток ночи.

Придя к Альке на следующий вечер, Снейп застал её одетой в маггловскую одежду. В кресле валялся собранный рюкзак. Не успел он войти, как Алька стремительно поднялась к нему навстречу и сказала:

— Господин профессор, я решила уехать. Кажется, мне срочно надо в Москву.

Сердце Снейпа больно сжалось, но ни единый мускул не дрогнул на его посеревшем лице. Взгляд его, брошенный на Альку, был холоден и непроницаем, а голос, когда он заговорил — глух и безразличен.

— Это ваше право, мисс Эйлин. Вы вольны делать всё, что вам заблагорассудится. Вы хотите уйти сейчас?

— Да.

— Я провожу вас до ворот.

— Чтобы убедиться, что я действительно убралась, а не осталась в замке? — слабо улыбнулась Алька. Снейп шутку не поддержал:

— Чтобы убедиться, что по пути к воротам с вами ничего плохого не случилось.

Алька набросила курточку, закинула на спину рюкзак, обвела прощальным взглядом своё убежище… Снейп старался не смотреть на неё. Он чувствовал, что его сердце сейчас разорвётся от боли. Он теряет её… Теряет и палец о палец не хочет ударить, чтобы этого не случилось! «Так будет лучше», — убеждал он сам себя. «Кому лучше? — зло выговаривал ему внутренний голос. — Тебе? Ей? Кому?» «Всем», — пытался спорить Снейп. «Останови её сейчас же!» «Нет!» — Снейп был непреклонен. «Идиот!» — внутренний голос вышел из себя и умолк.

Снейп наложил на них с Алькой дезиллюминационное заклятие, и они тихо вышли из комнаты. Каждый из них не видел спутника, но чувствовал его присутствие рядом. Спазмы душили Альку. Он ни словом, ни взглядом не задержал её! Он не хотел, чтобы Алька осталась! Она не нужна ему… Он боится изменить с ней не женщине, нет, а лишь памяти женщины, которая его никогда не любила, но которую он продолжает любить, несмотря ни на что. Ему не нужна ни её любовь, ни забота, ни преданность. Значит, она должна избавить его от своего присутствия.

И Алька молча шла по длинным тёмным коридорам замка, задыхаясь от боли и обиды. Она покидала всё, что стало ей родным и близким за столько лет — замок, ставший ей домом и человека, который заменил ей всех родных, стал для неё всем… Всем, кроме того, что она хотела. «Как жадная старуха, — думала про себя Алька, — пожелала слишком много и осталась у разбитого корыта»

Они вышли в холодную промозглую ноябрьскую ночь. Злобный ветер тут же забился под Алькину тоненькую курточку, пробрал до костей, заставил съёжиться. Она сейчас была невидима для Снейпа, так же, как и он для неё, но ветер был таким пронизывающим, что Снейпу мучительно хотелось обнять её, укрыть полой мантии и утащить обратно в замок. Однако, какое-то необъяснимое, роковое упрямство не позволяло ему сделать это. «За что вы больше боитесь, господин профессор?» Он горько усмехнулся. Боюсь, что ты стала для меня важнее всех, и важнее Лили в том числе. Что ты постепенно отодвигаешь её на задний план. Что я думаю о тебе гораздо больше, чем о ней. Боюсь за свою верность, будь она проклята! А ещё боюсь, что ты привяжешься ко мне ещё сильнее, и тебе будет больно, когда меня убьют….

Они вышли за ворота. Теперь забор немного прикрывал их от пронзительного ветра. Снейп снял с них обоих заклятие. «Люмос» от его волшебной палочки немного рассеивал окружавший их мрак. Альку колотила мелкая дрожь — от холода или от чего-то ещё, кто знает? Она взглянула на Снейпа снизу- вверх:

— Господин профессор. Вам хоть писать-то можно?

— Нужно, — он постарался придать голосу твёрдости. — Пишите мне…пожалуйста.

— Хорошо, господин профессор. И вы мне…

— Да.

Алька всё никак не могла решиться на последний шаг. Ей мучительно хотелось задать ему ещё один вопрос. Вопрос, постоянно терзавший её, ответ на который ей был необходим, как воздух.

— Господин профессор…. Скажите… За что вы любите её больше? Чем я хуже? Что она сделала для вас?

В Алькиных глазах, устремлённых на Снейпа, не было ни упрёка, ни осуждения. Они смотрели на него с таким мучительным напряжением, что Снейп не выдержал и отвёл взгляд.

— Я… не знаю… — глухо проговорил он.

— А если бы… Если бы я умерла… Вы бы стали любить меня так же, как её?

— Эйлин! — его голос был полон отчаяния. — Эйлин… Не говорите так. Ведь вы… Не вздумай, слышишь?! — Снейп сорвался на крик.

— Тише, господин профессор! — она прикрыла его рот своей окоченевшей ладошкой. — Я ничего с собой не сделаю. До тех пор, пока вы живы. Обещаю.

— Пока я жив?

— Да. А без вас я жить не буду.

— Эйлин!

— Я знаю, что вы не любите меня. Но это и неважно. Важно, что я люблю вас. И жить без вас не собираюсь. Помните об этом. Пожалуйста…

У Альки стучали зубы. Дрожь колотила её всё сильнее. Снейп шагнул к ней и прижал к себе, укрыв от порывов холодного ветра.

— Прости меня, девочка…

То ли вздох, то ли всхлип были ему ответом. Алька подняла голову, вглядываясь в его лицо долгим взглядом, вбирая глазами каждую чёрточку, каждую морщинку этого некрасивого лица, пытаясь запомнить всё до мельчайших подробностей, навсегда запечатлеть в памяти…

— И вы простите меня. И… берегите себя, мой принц.

Алька сделала два шага назад и трансгрессировала. А Снейп ещё долго стоял у ворот замка, не чувствуя холода и неотрывно глядя на то место, где только что стояла Эйлин. Его Эйлин, которую он так бездарно, так глупо, так по-идиотски потерял.

Остаток ночи Снейп провёл в какой-то прострации, глядя во тьму сухими воспалёнными глазами и раз за разом задавая себе один и тот же вопрос: «За что вы любите её больше? Чем она лучше? Что она сделала для вас?» Этот вопрос звучал у него в ушах по дороге в замок, стучал в висках, когда он поднимался вверх по лестнице, разрывал на части его мозг во время бессонной ночи, окутавшей его глухим непроницаемым мраком… «За что вы любите её больше?» С какой-то ясной, безжалостной отчётливостью перед его мысленным взором встали они обе — яркая, светлая, сияющая Лили и бледная, неброская, непроницаемая, будто утренний туман, Эйлин. В обоих было столько тепла… Только тепло Лили слепило и обжигало, подобно солнечному свету. Тепло Эйлин пряталось у неё в душе, и его было столько, что хватило даже на то, чтобы растопить его обледеневшее сердце. Добрая Лили, которую любила вся школа — и маленькая злючка Эйлин, которую все считали «Снейпом в юбке». Лили, рассказавшая его врагам все секреты, которыми так щедро и доверчиво делился с нею Снейп. И молчаливая Эйлин, не выдавшая ни одной его тайны. Лили, едва сдержавшая улыбку в момент, когда он висел вниз головой, сверкая грязными подштанниками, и Эйлин, готовая вцепиться в глотку любому, кто вздумает посмеяться над ним. Лили, не простившая ему грубого слова, сорвавшегося с губ в минуту отчаяния, и Эйлин, готовая простить и оправдать любые его поступки. И, наконец, Лили, любившая его врага, отказавшая ему, Снейпу, даже в дружбе — и Эйлин, девочка, готовая на всё, только бы ему было хорошо. Ради любви к мёртвой Лили он отказался от живой, любящей Эйлин, и теперь этот маленький растрёпанный воробушек остался один на один с жестоким миром, в котором ей придётся выживать, полагаясь только на себя. “Ласточка”, – горько повторил он про себя её детское домашнее прозвище. Ласточка, ворвавшаяся в его жизнь, внесшая в неё сумбур и сумятицу, лишившая спокойствия и подарившая взамен столько тепла и нежности... «Какой же ты идиот!» — то ли возмутился, то ли восхитился внутренний голос. И снова Снейпу нечем было крыть.