Наши в Хогвартсе

— А потом, когда вы узнали, что оно касается родителей Гарри — вы обрадовались возможности отомстить им?

В наступившей звенящей тишине, казалось, было слышно, как паук плетёт в уголке свою паутину. Алька смотрела, как лицо Снейпа вновь превращается в безжизненную маску. Он как будто перестал дышать, вперив взгляд в одну точку перед собой. А в его чёрных бездонных глазах снова расплескалась такая боль, от которой у Альки всё внутри похолодело и съёжилось. Она тихонько подошла к креслу, в котором Снейп застыл каменным изваянием, олицетворением нечеловеческой муки, и осторожно тронула его за рукав. Он вздрогнул, будто очнувшись от галлюцинации и медленно перевёл взгляд на Альку.

— Господин профессор… Я снова спросила глупость. Простите меня… — Алька чуть не плакала от чувства вины и сострадания к этому человеку. Ведь она ради него готова была наизнанку вывернуться, только бы оградить его от боли, бед и мук, а получалось, что своими идиотскими вопросами лишь причиняла ему дополнительные страдания.

— Я не хотела… Господин профессор… Пожалуйста….- она опустилась перед ним на колени и заглянула в глаза. Снейп опустил голову на руки, опершись локтями о колени, и заговорил тихим безжизненным голосом:

— Когда я узнал, кого именно касается пророчество… Я пришёл к Дамблдору, умоляя спасти Лили… спрятать её. Как он презирал меня за то, что я просил только за неё! Тогда… Тогда я попросил спасти их всех. И он пообещал. А потом… Потом — вы знаете. Петтигрю предал их. Хотя поначалу все думали, что это сделал Блэк. И Волан-де-Морт убил Лили… и Джеймса.

Снейп умолк. Он сидел в кресле, не поднимая головы, а онемевшая Алька застыла перед ним на коленях. Она осознавала весь ужас случившегося с ним тогда, но что-то ещё не давало ей покоя, что-то неуловимо ускользало от неё. Ей не хотелось больше мучить его, но один вопрос ей было необходимо ему задать.

— Господин профессор… Вы… Вы любили её? — прошептала Алька, замирая от ужаса, но уже зная ответ.

— Да, — еле слышно выдавил он.

Вот теперь паззл сложился. Она была не просто другом, который предал его. Он любил эту рыжую дрянь, которая не только предала его, как друга, разболтав его злейшему врагу все те секреты, которыми он так безоголядно делился с нею. Она была любимой девушкой, которая вышла замуж за этого врага. Казалось бы, пророчество — вот хороший повод отомстить. Но он, узнав о том, что наделал, и ужаснувшись этому, стал умолять Дамблдора спасти любимую. А тот ещё и выпендривался, презирал его за то, что Северус не просит спасти жизнь злейшего врага. Как будто Джеймс Поттер стал бы просить за Снейпа в такой ситуации, если бы им довелось поменяться местами! Господи, что же он пережил тогда, узнав о её гибели! Ведь он любил её. Любил! Так вот что сделало его таким… Северус… Господин профессор… Родной! Как же вы пережили эту боль? Как выстояли? Сколько же мужества в вас, сколько силы! Вы самый-самый лучший человек на земле!

Все эти мысли проносились в голове у Альки, ураганом теснились в сердце чувства, разрывая его изнутри невозможностью излиться вслух, и в конце концов, вырвались из глаз потоком горячих слёз. Стоя на коленях, Алька обхватила его голову руками и прижала к себе. Она молча гладила его по волосам, не в силах высказать ему всё то, что переполняло её до краёв. Снейп поднял голову и взглянул в лицо ревущей Альки.

— Эйлин. Почему вы плачете?

— Потому что я… я представила, что вы пережили тогда. Потому что пережить такое под силу только очень мужественному человеку. Потому что я восхищаюсь вами и не могу выразить, до какой степени. И потому что… потому что… Я люблю вас, Северус! — вдруг выпалила Алька.

Снейп покачал головой:

— Вы не любите меня, Эйлин. Это вам только кажется. Меня нельзя любить. Вы жалеете меня. И просто хорошо относитесь. Потому что мы с вами за столько лет стали почти родственниками. Не плачьте, Эйлин. Не нужно меня жалеть. Я не стою ни вашей любви, ни вашей жалости.

Алька энергично затрясла головой:

— Ну как же вы не понимаете, господин профессор?! Я люблю вас! Дороже вас у меня нет никого на свете. Я ради вас готова на всё, понимаете? Только бы вам было хорошо, только бы вы не страдали. Ради этого я всё смогу выдержать, понимаете? Потому что вы — самый лучший. Самый любимый. Самый-самый!

Алька по-прежнему стояла на коленях, заглядывая Снейпу в глаза и горячо сжимая его руки. Она опустила голову. прикоснулась губами к его ледяным пальцам и стала медленно покрывать их поцелуями. Снейп задрожал от её прикосновений. Алькины руки скользнули вверх по его рукам, обвились вокруг его шеи, запутались в волосах… Её губы оказались так близко от его лица… Слишком близко. Снейп сжал Алькины запястья, убрал её руки со своей шеи и отстранил Альку от себя.

— Эйлин, прошу вас… Не надо, — его голос звучал по-прежнему глухо.

— Но… почему? — Алька не сводила глаз с его страдальческого лица.

— Потому что… Поймите... Я люблю вас. Как дочь, как сестру. Как друга, наконец. Дороже вас у меня тоже нет никого на свете. И я благодарен вам за вашу любовь. Но… Я не могу любить вас, как женщину.

Страшная догадка вдруг озарила Альку.

— Вы… Вы до сих пор любите её? — она вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Голос Алькин вдруг странно сел, в нём не осталось ни звука.

— Да, — просто ответил он.

Алька медленно поднялась с колен и, пошатываясь, точно пьяная, побрела в свою спальню. Дверь за ней захлопнулась. Снейп обессиленно поднялся с кресла и так же медленно отправился к себе.

Оба они в эту ночь так и не смогли сомкнуть глаз. Алька уснула лишь утром, измученная ночными рыданиями. А Снейп пролежал до утра, глядя в темноту сухими, воспалёнными глазами, до боли кусая кулаки, не давая долгим протяжным стонам вырваться наружу из мрачных глубин его израненной души.

С того вечера между ними как будто выросла невидимая стена. Снейп по-прежнему каждый вечер заходил к Альке, но его визиты были недолгими и какими-то скомканными. В их разговорах чувствовалась принуждённость, каждый будто стыдился чего-то и старался побыстрее закончить беседу. Алька во всём винила себя. Дёрнул же её чёрт за язык с этим признанием! И чего она добилась? Узнала, что он не любит её? Вернее, любит, но совсем не так, как ей хочется. Лучше уж было бы этого не знать, зато каждый вечер наслаждаться его обществом. Дура! Вот вечно у неё всё не по-людски. Алька целыми днями тосковала и ждала встречи со Снейпом, но как только он приходил, она зажималась и не знала, о чём говорить.

А Снейп не мог избавиться от навязчивых воспоминаний о её руках, гладивших его по голове, о её голосе, о её глазах. У него в ушах звучали её слова: «Я люблю вас! Дороже вас у меня нет никого на свете. Я ради вас готова на всё, понимаете? Только бы вам было хорошо, только бы вы не страдали. Ради этого я всё смогу выдержать, понимаете? Потому что вы — самый лучший. Самый любимый. Самый-самый!» Они злили его и в то же время вызывали волнообразные приступы неконтролируемой нежности, которые подступали внезапно, окатывая его с головы до ног горячей волной.

По ночам ему теперь снились сны с Алькиным участием. И в этих снах он видел её отнюдь не сестрой и не дочерью. Снейп ненавидел себя, просыпаясь после этих снов, злился на Альку, но не мог избавиться от приятно-постыдных ощущений, как будто подросток, охваченный первой мальчишечьей страстью. Теперь он боялся подолгу оставаться с Алькой наедине. А временами просто ненавидел её за то, что она всё настойчивей вытесняла из его памяти и воображения образ Лили.

Однажды вечером, когда Снейп разговаривал с Алькой о том, какие книги ей принести из библиотеки и каких ингредиентов ей не хватает для зелий, она подняла на него совершенно больные глаза и тихонько спросила:

— Господин профессор… Я сама во всём виновата? Правда?

— В чём? — спросил он, прекрасно понимая, что она имела в виду.

— В том, что вы теперь не хотите подолгу бывать здесь.