Страница 58 из 87
— Войдите, — крикнула она, но никто не вошёл, а стук продолжался, сопровождаемый непонятным шорохом.
Алька распахнула дверь. В комнату стремительно ворвалась сова. Она уселась на тумбочке рядом с Алькиной кроватью и недовольно ухнула, очевидно, возмущённая тем, что её заставили долго ждать за дверью.
— Ну, прости, — девушка примирительно погладила сову, — я же не знала.
К лапке совы был привязан небольшой свёрток. Алька нетерпеливо отвязала его и дрожащими от волнения пальцами развернула кусок пергамента. Там было всего несколько слов, написанных незнакомым почерком: «С Днём рождения. Из замка ни ногой. Дождитесь меня». Подписи не было. В пергамент был завёрнут маленький флакончик с зельем. Алька сразу узнала его. «Умиротворяющий бальзам» — успокаивающее зелье, помогающее бороться с тревогой и страхом. У Альки из глаз брызнули слёзы. Всего несколько слов, а как много они сказали ей! Он помнит о ней. Он не забыл о её дне рождения. Он не может писать открыто, значит, за ним следят. Но он всё-таки нашёл возможность отправить ей это письмо, значит, она ему не безразлична. Он беспокоится о её безопасности и запрещает ей покидать Хогвартс. И понимает, как она тревожится о нём и тоскует, потому и прислал это зелье. Конечно, Алька и сама могла сварить себе такое снадобье, и он прекрасно это понимает. Но, прислав его Альке, он как будто сказал ей: «Не тревожься. Не бойся, и твой страх не сбудется». Алька лежала на кровати, скорчившись в позе эмбриона, и прижималась лицом к этому клочку пергамента, вдыхая его запах. Она целовала его, шептала: «Северус…любимый…» и вновь заливалась слезами. Успокоившись наконец, Алька села в постели, придумывая ответ.
На следующий день сова принесла Снейпу завёрнутый в кусок пергамента флакон с Охранным зельем, дающим дополнительную выносливость. «Я знаю, как вам тяжело, но я всегда готова поддержать вас. Берегите себя» — он понял то, что хотела сказать ему Алька. Она тоже изменила почерк, написав на пергаменте: «Спасибо. Обязательно дождусь. Скучаю».
Лето для Альки тянулось мучительно медленно. Всё своё время она проводила в кабинете зельеварения, как одержимая, занимаясь работой с утра до вечера. Зелья для мадам Помфри давно уже были готовы и отправлены в больничное крыло, но Алька продолжала ежедневно приходить в кабинет, чтобы приготовить очередное снадобье. Она ходила туда, будто на свидания со Снейпом. Алька не пропускала ни одного дня, понимая, что сойдёт с ума, если вдруг не попадёт в заветный кабинет. Известий от него больше не было, новостей о нём — тоже. Алька жила, как в тумане, почти не ориентируясь в окружающей действительности. Ей нужно было только одно — увидеть его. Только это. Больше ничего. В тот день Алька, как обычно, корпела над сложносочинённым зельем, выбранным ею специально для того, чтобы не иметь возможности думать ни о чём другом. От котла валил пар, Алькино лицо покрывали бисеринки пота, волосы она собрала в пучок, чтобы не мешали и не лезли в глаза, рукава закатала по локоть. Руки у неё были испачканы жабьей икрой, на кожаном фартуке засыхали грязные разводы. Выглядела Алька сейчас, как настоящая ведьма за работой, каковой, по сути, она и являлась. В тот момент, когда она бросила на чашу весов горсть этой самой жабьей икры, дверь в кабинет зельеварения распахнулась. На пороге стоял Снейп. Альке показалось, что они тогда один в один разыграли сцену из «Семнадцати мгновений весны» — Штирлиц появляется перед Кэт на пороге больничной палаты. Алькины глаза вспыхнули дикой радостью, из них чуть было не брызнули слёзы, а сама Алька едва удержала радостный вопль, рвавшийся из самой глубины её истосковавшейся души. Снейп молча прикрыл глаза и слегка покачал головой. Алька всё поняла и быстро-быстро закивала в ответ, лихорадочно вытирая руки краем замызганного фартука. Чтобы скрыть охватившее его волнение, Снейп громко произнёс нарочито-презрительным голосом:
— Мисс Северинова. Извольте привести себя в порядок и немедленно явиться ко мне в кабинет. Ах, да. Вы ведь ещё не знаете. Отныне я — директор Хогвартса. Надеюсь, вы помните, где находится директорский кабинет.
— Поздравляю вас с назначением, господин Директор, — Алька постепенно приходила в себя. — А какой пароль?
— Лимонные дольки, — презрительно осклабился Снейп. Алька оценила это издевательское проявление чувства юмора. Новый Директор, кажется, не довольствовался вызываемой к себе всеобщей ненавистью. Он старался усилить это чувство.
— Я сейчас приду, — голос Альки дрожал от нетерпения. Она опрометью бросилась приводить себя в порядок и уже через четверть часа стояла на пороге директорского кабинета — умытая, раскрасневшаяся, с распущенными по плечам пепельными волосами, с сияющими глазами и с бешено колотящимся сердцем. Снейп едва успел наложить на дверь Охранные и Обеззвучивающие чары, как Алька бросилась ему на шею, судорожно сцепив на ней руки и прижалась к нему всем телом, мелко содрогавшимся от беззвучных рыданий. Снейп обхватил её и крепко-крепко прижал к себе, зарываясь лицом в пушистое облачко её лёгких, пахнущих чем-то нежно-тревожным волос. Они простояли так долго, очень долго, не произнося ни звука, не шевелясь, лишь крепче прижимаясь друг к другу. Им не нужны были слова. Да они бы и не расслышали их за биением собственных сердец, одновременно ухнувших куда-то в пропасть, а после чуть не захлебнувшихся горячей волной прилившей к ним крови пополам с нежностью.
Снейп первым стал медленно возвращаться в окружающую их с Алькой действительность. Он вдруг почувствовал неестественную лёгкость, почти невесомость её хрупкого тела и с тревогой ощутил острые Алькины лопатки под своими ладонями. Он слегка отстранил её от себя, заглянул в её исхудавшее личико с заострившимися чертами и снова прижал к себе, с трепетом ощущая, как Алька крепче сжимает руки у него на шее и прячет лицо на его груди. Теперь он гладил её пушистые волосы и с несвойственными ему мягкими нотками в голосе выговаривал Альке:
— Вы что же это с собой сотворили, мисс? Вы же прозрачны, как привидение. Сквозь вас стены видно. Вы голодом себя морили, что ли?
Алька слабо улыбнулась
— Никого я не морила. И ничего сквозь меня не видно. Может, это у вас третий глаз открылся, вот вы теперь и видите сквозь меня. Сами-то вы что с собой сотворили? — Алька чуть отстранилась от него, не убирая, однако, рук с его шеи, и с мягким укором взглянула в его усталое, землистого цвета лицо. — На кого только похожи… — она погладила его по впалой щеке, осторожно убрав с неё прядь волос.
— На чёрное кладбищенское чудовище, — усмехнулся Снейп, изо всех сил стараясь скрыть, как приятно ему было это прикосновение.
— Теперь мы с вами оба — потусторонние силы, — подхватила шутку Алька и вновь спрятала лицо у него на груди.
Он мог бы простоять так вечность. Да только кто же ему позволит? Снейп с сожалением взял Альку за плечи и отстранил от себя.
— Эйлин, мне нужно вам кое-что сказать. Присядьте, — он указал ей на кресло, стоявшее напротив директорского стола.
Алька присела и огляделась по сторонам. В кабинете было непривычно пусто и тихо. Чего-то не хватало, но вот чего? И тут Алька поняла — не было Фоукса. Окажись он на месте, можно было бы подумать, что Дамблдор просто вышел. Отсутствие феникса недвусмысленно давало понять, что прежний Директор сюда не вернётся уже никогда, и от этого на душе у Альки становилось всё более тревожно. Снейп постоял немного, как будто колеблясь и раздумывая, но потом уверенно подошёл к столу и уселся в директорское кресло, решительно отделяя этим прошлое от настоящего. Алька ждала, напряжённо вглядываясь в его постаревшее, но такое любимое лицо. Снейп сцепил пальцы и заговорил тихо, пытаясь скрыть тревожные нотки в голосе:
— Эйлин. В этом году вам нельзя оставаться в Хогвартсе.
— Почему? — Алька вскинула на него быстрый взволнованный взгляд. Такого поворота событий она уж точно не ожидала.
— Волан-де-Морт ненавидит магглорождённых волшебников. Сейчас магглорождённые пропадают целыми семьями. В школе над такими будут издеваться, возможно, с применением непростительных заклятий. Я не смогу защитить вас, Эйлин, — упавшим голосом произнёс Снейп. — Здесь предполагаются другие порядки. Будет лучше, если вы уедете. И лучше подальше из этой страны. Вам есть куда уехать, Эйлин?