Наши в Хогвартсе

Я пишу вам это письмо в тот момент, когда он, узнав о порученном ему убийстве, решил, как мне кажется, что вам будет лучше ничего не знать об истинной подоплёке этого дела. Он решил стать негодяем и предателем в ваших глазах, таким же, каким его будут видеть все окружающие после моей смерти. Но мне показалось, что его ноша и без того достаточно тяжела, чтобы взваливать на его плечи ещё и ваше осуждение. Именно поэтому вы сейчас читаете моё письмо, в котором я подтверждаю, что всецело доверял и доверяю Северусу Снейпу. Надеюсь, что вы, мисс Алина, сумеете стать ему надёжной опорой и поможете пережить всеобщую ненависть и осуждение.

Вы очень сильная волшебница, и вас ожидает великое будущее. А главная ваша сила — в умении любить, которым вы наделены в большей степени, чем кто-либо из известных мне людей. Сейчас эта сила пригодится вам, как никогда. Она поможет вам выстоять в тех испытаниях, которые предстоят и вам, и Северусу. Вам будет тяжело, но вместе вы обязательно справитесь.

Разумеется, вы будете страдать от невозможности доказать всем, особенно вашим друзьям, невиновность Северуса. Но вы должны набраться мудрости и терпения, чтобы ничем не выдать его и себя. Помните о данном вами Непреложном обете. Я верю в вас, Алина.

А. Д.

P.S. Мне иногда кажется, что Распределяющая Шляпа может ошибаться. Но уж точно — не в вашем случае.»

Письмо рассыпалось в Алькиных руках и развеялось в воздухе мелкой пылью. Она медленно опустила руки. Её тело начала сотрясать нервная дрожь. Сначала слабо, а потом всё сильнее и сильнее. Вот из горла её вырвался громкий протяжный стон, и она зашлась отчаянным, безудержным плачем. Ноги у Альки подкосились, и она рухнула на холодный каменный пол, сотрясаемая тяжёлыми, судорожными рыданиями. Сколько она пролежала так — кто знает? Время для Альки остановилось. Но как бы то ни было — всему на свете приходит конец. Рыдания постепенно утихли, слёзы высохли. Алька села на полу, прислонившись спиной к холодной стене. Тело её закоченело, но Алька не чувствовала холода. Сжавшись в комок и временами всё ещё вздрагивая, Алька вновь и вновь повторяла про себя строчки, навечно врезавшиеся в её память. Северус невиновен. Он выполнял приказ, вернее, просьбу Дамблдора. Акт милосердия… «Спасти юную душу от греха убийства…» Чью душу? Этого мерзкого гадёныша? Да плевать на его душу! Есть ли у него вообще эта душа? А вот душа Северуса… Господи! Он жил с этим весь год. Знал, что ему предстоит и ждал этого момента. Альке становилось плохо, когда она представляла всё, что чувствовал он. Она отчётливо вспомнила тот день, когда Дамблдор вручил ей это письмо. Какое тогда у Северуса было лицо! Он узнал, что ему предстоит стать убийцей Дамблдора и решил, что Алька не должна узнать о его истинных мотивах. И он страдал, отчаянно страдал от этого. Господин Директор… Спасибо вам за то, что вы решили всё иначе! Спасибо вам за это письмо. Если бы его не было, что сталось бы сейчас с ней, с Алькой? Сошла бы она с ума или покончила с собой? Северус, принимая решение ничего не говорить Альке, вовсе не подумал о ней, о том, что будет с нею, когда она… Алька снова сжалась в комок, закрыла лицо руками и тихонько заскулила. Но вскоре выпрямилась и взяла себя в руки. Дамблдор верит в неё. Верит, что она сумеет стать для Северуса опорой, подставит ему плечо в тот момент, когда от него отвернутся все. И она, Алька, не сможет никому ничего доказать. Она уже представила, как будет злорадствовать Гарри: «Я же говорил, что он предатель! Что ему нельзя верить!» И она не сможет ничего противопоставить ему! Алька сжала кулаки. «Привыкай. Теперь так будет всегда. Ты не должна реагировать на это. Ты должна держать себя в руках. Ему ведь ещё тяжелее. Ты представляешь, сколько сил потребуется ему, чтобы сдерживаться? Ты должна быть достойна своего Принца». Слёзы высохли. Алькины глаза злобно сверкнули. Ну что ж… Раз так… Она всё выдержит ради него. Пусть её тоже считают тварью и предательницей. Плевать. Может быть, если она возьмёт на себя часть предназначенной ему ненависти, ему станет легче? Алька не читала Булгакова, но и без него была убеждена, что «тот, кто любит, должен разделить участь того, кого он любит». Если для доказательства её любви Альке потребуется стать предательницей в глазах всего света — она сделает это. Ради него ещё и не такое можно стерпеть. Перед Алькиным мысленным взором всплыло послесловие: «Мне иногда кажется, что Распределяющая Шляпа может ошибаться. Но уж точно — не в вашем случае». Как будто Директор улыбнулся Альке, хитро поглядывая на неё из-за своих очков-половинок. «Мне тоже так кажется, господин Директор», — улыбнулась Алька, поднимаясь с пола и направляясь к себе в спальню.

Она не выходила оттуда вплоть до самых похорон. Альке не хотелось видеть никого, особенно своих гриффиндорских друзей. Она не знала подробностей убийства, не знала всего того, что рассказывал Гарри и того, о чём он говорил с Роном и Гермионой. Она знала главное — Снейп не предатель. Но она не имела права говорить это вслух. Алька боялась встречаться с друзьями, чтобы эта правда ненароком не выплеснулась из неё в ответ на их обвинения.

«- Обещаешь ли ты ни словом, ни намёком никому не выдавать того, что станет известно тебе одной из этого письма?

— Обещаю».

Они увидели Альку лишь в день похорон. Бледная, исхудавшая, с гордо поднятой головой, прямой спиной и расправленными плечами, она шла к озеру в колонне учащихся Слизерина, возглавляемой профессором Слагхорном. Алька не оглядывалась по сторонам. Она смотрела прямо перед собой, зло сощурившись и плотно сжав губы. Гарри, увидев её, сжал кулаки. Его ненависть к Снейпу искала выхода. Но Снейпа не было. Зато рядом была Ал — его постоянная защитница, Ал, которая призналась Гарри в своей любви к этому мерзавцу, Ал, готовая оправдать любой его поступок… Что ты теперь скажешь в защиту этого подонка, Ал? Гермиона в разговоре с друзьями, жалела Альку. Она считала, что та стала жертвой своей доверчивости. Если уж сам Дамблдор мог так ошибиться в Снейпе, то что уж говорить про Ал. Её как раз сейчас нужно поддержать и успокоить, показать ей, что они, её друзья, ни в чём её не винят. Рон был согласен с Гермионой. Гарри умом понимал, что оба они правы, но ничего поделать с собой не мог. Как же ему хотелось выплеснуть на неё всю ненависть, предназначенную Снейпу! Гарри отвернулся, стараясь не смотреть в её сторону.

В продолжении всего прощания с Директором, Гарри всматривался в лица окружающих его людей, время от времени бросая взгляд на сидящую неподвижно Альку. Её сухие глаза были прикованы к телу Дамблдора, а лицо было лишь немногим подвижнее его лица. Алька не плакала. Казалось, она мысленно обращается к Директору, говоря ему о чём-то таком, что известно только им двоим. Вот губы её шелохнулись, на них появилось слабое подобие улыбки. Не плачет и улыбается? Так может быть, она заодно со своим обожаемым деканом? У Гарри от этой мысли потемнело в глазах.

Но вот яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Дамблдора и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались все выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур. Сердце Гарри словно остановилось на миг, ему показалось, что он увидел радостно уносящегося в синеву феникса, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело Дамблдора, и стол, на котором оно покоилось.

Алька поднялась со своего места и отправилась в замок. Выражение её лица, вся её напряжённая, прямая фигурка, не изменились до конца церемонии. Гарри быстрым шагом направился следом и догнал её под той самой берёзой, которую ни один из них не мог забыть.

— Ал, — окликнул её Гарри.

Алька молча повернулась на его зов и остановилась, прислонившись спиной к стволу дерева.

— Ал. Ты и теперь будешь защищать его? — Гарри стоял перед ней в позе обвинителя.

— Чего ты хочешь, Гарри? Чтобы я признала свою ошибку и демонстративно покаялась перед тобой? Так я не стану этого делать, — голос у Альки был хрипловатым от долгого молчания.