Разглашению не подлежит

- В карты играешь?- неожиданно спросил Романов.

- В дурака?

Он рассмеялся:

- В дурака и дурак сумеет. В двадцать одно!

- Нет, в очко я не пробовал,- чистосердечно признался Козлов.

- Давай научу.- Романов с места перепрыгнул свою койку, отыскал в тумбочке соседа колоду карт и тем же путем вернулся обратно.- Без этого здесь от скуки подохнешь… Так что учись. Мы с тобой пока так, понарошке. Да вдвоем и не шибко интересно, банк маловат. А вот придет наш третий жилец, тогда мы взаправду. Деньги-то у тебя есть?

- Немного есть. Только, может быть, их лучше приберечь? На вино или баб? Ты же говорил, что к бабе ходишь. Где же она, твоя симпатия?-Козлов старался вести разговор в тоне, заданном Романовым.

- Тут, в Катыне. Женей ее зовут. Как-нибудь познакомлю. Не испугаешься ее язычка? Немцев кроет во всю ивановскую.- Он спохватился, перевел на другое:-Так, значит, что нужно для успешной игры в очко? Прежде всего деньги. А затем - полная колода карт, желательно новая, без меток. Сдают на игру следующим образом…

Пока Романов показывал, как играют в очко, явился третий жилец. Он был тоже в курсантской форме, она сидела на нем нескладно, словно снятая с чужого плеча. И весь он ничем, кроме одежды, не походил на военного.

- Уже режетесь?-бросил он с порога.

Козлов поднял глаза: парень моложе его, на вид ему не дашь и двадцать. Встретил бы такого по ту сторону фронта, ни за что не подумал бы, что это немецкий шпион. Парень как парень, по-деревенски мешковат, нескладный, лицо слишком простое. Но руки не грубые, видно, лопату не держали.

- Ты откуда, герой?-снова бросил парень, не дождавшись ответа на первый вопрос.

- Новичок,- сказал Козлов.- Из плена.

- Сам вижу. А кличка?

- Меншиков,- Козлову не нравилась его бесцеремонность.

- Ну а я - Глухов,- назвался парень,- будущий немецкий разведчик. Короче говоря - шпион! Звучит? Еще бы! А они, дураки, думали, что я на партизан работаю. Ночью схватили в одних трусах и в гестапо. «Расстреляем!»- орут. А на кой черт мне их свинец глотать, если я еще могу пользу принести. Им же, дуракам. Одумались, не поставили к стенке. Послали искуплять вину. Черт с ними, искуплю. Вот и вся моя история. А ты как сюда влип?

- Так же,- соврал Козлов.

- Тут все так! - заключил парень, присаживаясь.- Жить все же лучше, чем в земле гнить… Ну, сдавайте и на меня, резанем до полуночи.

- Очень тут резанешь! - с сожалением заметил Романов.- У доктора Пониковского нос всегда по ветру. Придет пан Чук, тогда другое дело…

Романов и Глухов играли азартно, часто схватывались и взаимно показывали друг другу кукиши. Козлов в спор не встревал. Сначала ему повезло и он снял солидный «банк», а затем небольшими частями проиграл своим партнерам их же деньги. Вечером явился пан Чук. Романов зажег карбидную лампу - яркое белое пламя заплясало под матовым абажуром, а Глухов занавесил одеялами окна. Пан Чук боялся Пониковского больше всех.

Оккупационные марки кочевали из кармана в карман. Играли, пока пан Чук не снял самый крупный за весь вечер «банк». Сгреб марки, не считая, и поспешил к выходу.

- Хлопци, спать!-бросил он, задержавшись у двери.- И щоб мертвецка тишина, зрозумилы? Не нарушать порядку. Застану - завтра на весь день барабулю чистыть!

Он хлопнул дверью, потом, минуту спустя, тихонько приоткрыл ее: все трое разбирали постели.

Никогда не думается так, как ночью. Темень и тишина. Те, двое, уснули сразу. Наверное, они все уже передумали. Особенно тот, постарше. На Хасане воевал. А этот, молодой? Пришел искупить вину. Перед кем? Врагами своей Родины, своего народа? Как все это понять? О Родине ни тот, ни другой ни слова. За весь вечер. Почему? Неужели забыли? Ту Родину, которая дала им жизнь? И им самим, и их отцам и дедам, прадедам и прапрадедам… Всем людям этой земли, живым и мертвым!

Как жить с ними? Есть, пить, дышать одним воздухом? Ходить на занятия, где тебя будут учить враги? И чему учить! Завтра они начнут делать из тебя шпиона. Своего шпиона. Тебе страшно? Мурашки по спине бегут? Привыкай,

Александр, привыкай. И учись по-настоящему, с усердием. Эта игра потруднее двадцати одного, здесь ставишь на жизнь. Не на оккупационные марки.

Только не теряйся с самого начала. Твой боевой строй не здесь, а за линией фронта. И если судьбе было угодно забросить тебя в логово зверя, оставайся самим собой. Еще раз, по-военному, оцени обстановку, уясни свои задачи. Поступай так, как если бы тебя послало сюда командование Красной Армии. Прежде всего считай, что первая часть боевого задания успешно выполнена: тебе удалось пробраться в разведывательную школу «Абвер-команды-103». Для разведчика это не так уж мало. Далее: ты лично познакомился с самим шефом команды. По его указанию зачислен в группу радистов. С завтрашнего дня приступай к сбору сведений о школе, ее составе - преподавательском и курсантском, о подготовленных для заброски в тыл Красной Армии агентах.

Вот только ничего этого ты не запишешь и не передашь своим, все надо хранить в памяти. Наблюдать и запоминать: имена, лица, числа… Одним словом, все то, что может представить военный интерес для советского командования…

Утром доктор Пониковский ознакомил Козлова с учебной программой. Большую часть времени его будут учить радиоделу. Чтобы быстро и точно передавать по радио шпионские сведения, надо уметь работать на ключе, знать устройство рации. Теоретические занятия перемежались с практическими. Будущие лазутчики должны научиться незаметно проникать в расположение воинской части, не выделяться среди людей военных. Программа включала в себя занятия по огневой и строевой подготовке, по топографии и тактике.

- Вас научат ориентироваться на местности,- говорил Пониковский, не догадываясь, что этому Козлова давно уже научили.- Ночью ли, днем ли… Определять расстояние. Ходить по азимуту…

Слушая Пониковского, Козлов думал: «Что ты за человек и какова твоя роль в подготовке шпионов? Много ли их прошло через твои руки и куда заброшены взращенные тобой птенцы? Давно ли служишь фашистской разведке и за что она тебя ценит?»

Возможно, доктор Пониковский обладал способностью читать чужие мысли. Возможно, природа наделила его особым, нечеловеческим чутьем. Кто ж его знает. Но едва Александр Иванович подумал о нем, глаза зондерфюрера - черные, недобрые - гневно сверкнули, кончик носа, украшенный крупной бородавкой, побагровел. Продолжать с ним беседу было небезопасно.

- Я могу идти? - спросил Козлов, не выдержав его взгляда.- Скоро начнутся занятия.

- Можете! - В голосе Пониковского зазвенел металл.- Да благодарите судьбу, которая к вам слишком благосклонна.

Проводив Козлова, доктор Пониковский тотчас же позвонил полковнику Трайзе.

- Господин полковник, прошу вас выслушать меня. Этот русский пленный, присланный вами вчера, этот Меншиков не внушает доверия.

- Почему? - удивился полковник. - Какие у вас факты?

- Фактов пока нет, но я вижу его насквозь.

- У вас опасные глаза, зондерфюрер. Они все искажают, точно кривое зеркало,- Трайзе начинал нервничать.

- Я говорю со всей ответственностью. Чутьем опытного разведчика…

- Опять набиваете себе цену?-оборвал его шеф.- Можно подумать, что чутьем опытного разведчика обладаете только вы. Будет так, как я решил. Поняли? Меншиков еще покажет себя, попомните мое слово. А вам, как начальнику школы, пора бы научиться разбираться в людях. Если хотите соответствовать занимаемой должности…

После такого ответа Пониковский больше не заговаривал с шефом о Козлове. Просто не хотел иметь неприятностей. А сомневался он в нем на все сто процентов. Не верил ему и на каждом шагу стремился подчеркнуть свою подозрительность к русскому. Она не только не рассеивалась в его сознании, но, наоборот, все более крепла.

Главным, что основательно влияло на настроение Пониковского в ту пору, было положение на фронте. Каждое утро, встретив Пониковского во дворе школы, Козлов по выражению его лица определял, как обстоят у немцев дела. Хотя русским ничего не сообщали о ходе боевых действий, разве только о новых, непременно блестящих победах немецкого оружия, оккупанты выдавали себя своим поведением. При очередной неудаче на фронте они становились раздражительными и зло свое срывали на курсантах. В один из таких дней - было это уже в конце сорок второго года - Александр Козлов снова столкнулся с Пониковским.