Страница 20 из 27
Центральное правительство, преобразованное после июльского кризиса – отныне большинство в нем составляли социалисты, а во главе правительства стоял юрист-социалист Александр Керенский, – не могло смириться с такой фрагментацией власти и ослаблением государства. Оно объявило войну «анархии»[144]. Но «государственническая» позиция правительства, возможно, лишь усугубляла ситуацию, создавая стимул для нового политического кризиса и тем самым еще больше ослабляя государственную власть. Не исключено, что «июльские дни» неверно обозначили угрозу, что повлекло за собой ошибочные решения: хорошо заметная угроза большевистской подрывной деятельности заслонила более крупную и более серьезную угрозу социальной, национальной и региональной поляризации и фрагментации. В июле правительство, реагируя на ту угрозу, которая была ему ясна, арестовало сотни большевистских вождей (хотя Ленин оказался в числе многих, избежавших ареста и скрывавшихся). Гражданские свободы были ограничены в интересах общественного спокойствия. На фронте была восстановлена смертная казнь, назначаемая военно-полевыми судами за измену, дезертирство, бегство с поля боя, отказ воевать, подстрекательство к сдаче в плен, мятеж или просто за невыполнение приказов. Уличные шествия в Петрограде были запрещены впредь до особого распоряжения. А новым главнокомандующим был назначен генерал Лавр Корнилов, вызывавший в консервативных кругах восхищение своими призывами к армейской и гражданской дисциплине. Премьер-министр Керенский стремился приобрести репутацию решительного политика, способного покончить с беспорядками. Он заявил в своем выступлении на похоронах казаков, убитых мятежниками во время «июльских дней», что «всякие попытки, откуда бы они ни исходили, создания анархии и беспорядков будут беспощадно пресекаться во имя крови невинно погибших»[145]. Возможно, в качестве символического жеста, но в то же время и из соображений безопасности Керенский перевел резиденцию Временного правительства в Зимний дворец.
За корниловским выступлением, причудливо сочетавшим в себе заговор с замешательством, стояли все более громкие разговоры об опасности беспорядка и необходимости дисциплины и сильного государства. Новый главнокомандующий видел в себе спасителя России, причем в этом его укрепляли консервативная печать, правые политики и организации армейских офицеров, предпринимателей и землевладельцев. Судя по всему, Корнилов полагал – имея к этому основания, – что Керенский тоже желает обуздать Совет и его сторонников – возможно, с помощью временной военной диктатуры. Описания этих событий полны противоречащих друг другу фактов и заявлений. Насколько нам известно, 26 августа Керенский узнал о том, что Корнилов, потребовав отставки всего правительства, введения военного положения в столице и передачи всей гражданской и военной власти в его руки, двинул войска на столицу, чтобы добиться выполнения этих требований. Защитники Корнилова впоследствии утверждали, что приказ о таком сосредоточении власти отдал сам Керенский и что войска шли в Петроград лишь для того, чтобы защитить Керенского и его правительство от путча, по слухам готовившегося большевиками. Керенский обратился к нации с призывом «спасти» Россию и революцию от военного переворота. Руководство Совета в ответ на это мобилизовало местные советы, профсоюзы, фабрично-заводские комитеты и левые партии, включая большевиков (Совет даже принял меры к тому, чтобы вожди большевиков были выпущены на свободу). Наступающие отряды Корнилова легко удалось убедить не идти на Петроград, особенно после того, как им сообщили, что Керенский не на их стороне. Таким образом, с «мятежом» было покончено в течение нескольких дней. Но кризис только начинался. Правые обвиняли Керенского в том, что он обманул и предал Корнилова. Левые подозревали, что Керенский сперва сговорился с главнокомандующим, а затем выступил против него. В итоге правящая коалиция снова развалилась, будучи разрушена углублявшимся недоверием между либералами и социалистами. Лишь в конце сентября было сформировано новое – третье и последнее – коалиционное Временное правительство во главе с Керенским и с участием десяти министров-социалистов (преимущественно меньшевиков и эсеров, хотя официально они не имели партийной принадлежности) и шести министров-либералов (по большей части кадетов, т. е. членов Конституционно-демократической партии).
Большевики в качестве единственной крупной левой партии, не представленной в правительстве, превратились в проводников народного недовольства. А их классовая платформа идеально соответствовала все более поляризовавшимся общественным настроениям. В качестве своих целей большевики заявляли перераспределение налогового бремени в ущерб богатым и в пользу бедных, поддержку крестьян в их борьбе с помещиками, рабочих – в борьбе с нанимателями и солдат – в борьбе с офицерами, а также отмену таких «контрреволюционных» мер, как смертная казнь[146]. Впрочем, особенно убедительными были их регулярно повторявшиеся лозунги: «Хлеб, мир, земля!» и «Вся власть Советам!» – заклинания, привлекавшие всех недовольных и предлагавшие одноединственное простое решение. Рост популярности большевиков был заметен еще до корниловского мятежа, проявляясь в ходе баллотировок в фабрично-заводских комитетах и в профсоюзах, во время выборов и отзывов депутатов окружных и городских советов, в отзывчивости советов на большевистские речи и резолюции и даже при выборах в городские думы[147]. После корниловского выступления, усилившего страх перед контрреволюцией и разочарование компромиссами, на которые шли умеренные социалисты, большевистское влияние возрастало еще быстрее, хотя так же быстро росло влияние столь же непримиримо настроенных «левых эсеров» в рядах социалистов-революционеров. 31 августа большинство депутатов Петроградского совета проголосовало за принятие большевистской резолюции о создании социалистического правительства с отсутствием буржуазных элементов[148]. К концу сентября большевики имели достаточное большинство и в Петроградском, и в Московском советах для того, чтобы избрать их новое руководство с преобладанием большевиков. Председателем Петроградского совета был выбран Лев Троцкий, недавно вступивший в большевистскую партию. То же самое происходило по всей стране. Что самое важное, теперь большевики были готовы использовать свою растущую популярность для решительного политического шага – восстания с целью захвата власти в государстве.
25 октября в Петрограде открылся Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов с участием делегатов от сотен советов изо всех концов империи. Большевики были крупнейшей группой среди депутатов, при поддержке левых эсеров обладая фактическим большинством. Был избран новый президиум в составе 14 большевиков и семи левых эсеров. Меньшевикам досталось четыре места, но они отказались занимать их в знак протеста против вспыхнувшего на улицах большевистского восстания. Тем самым, как впоследствии считали некоторые, меньшевики совершили политическое самоубийство. Съезд одобрил большевистский лозунг «Вся власть Советам!», хотя большинство депутатов понимало под советской властью не однопартийное большевистское правление, а единое демократическое социалистическое правительство. Когда вождь меньшевиков Юлий Мартов предупредил о том, что попытка большевиков накануне съезда Советов решить вопрос государственной власти посредством «заговора» повышает вероятность «гражданской войны» и контрреволюции, и предложил немедленно начать с «другими социалистическими партиями и организациями» переговоры о создании «единой демократической власти», его предложение получило единодушную поддержку. Даже фракция большевиков заявила, что она «заинтересована в том, чтобы все фракции выяснили свою точку зрения на происходящие события»[149]. Однако план создать многопартийное социалистическое правительство ради установления «революционной демократической власти» был похоронен событиями и присущим большевикам глубоким скептицизмом в отношении сотрудничества с другими «фракциями».
144
Эта тема освещается Питером Холквистом: Holquist, Making War, Forging Revolution, особ. ch.3.
145
Известия. 16.07.1917. С. 5. См. также: Rabinowitch, The Bolsheviks Come to Power, 39–42.
146
Пролетарий. 19.08.1917. С. 1.
147
Rabinowitch, The Bolsheviks Come to Power, 90; Orlando Figes, A People’s Tragedy: The Russian Revolution, 1891–1924 (Harmondsworth, 1996), 458–459.
148
Rabinowitch, The Bolsheviks Come to Power, 162.
149
Известия. 27.10.1917. С. 4 (оратором от большевиков был Анатолий Луначарский).