Империя хлопка. Всемирная история

В Швейцарии история развивалась так же. Задолго до того, как появились машины, в производстве хлопкового текстиля были заняты десятки тысяч человек. Точно так же, как и в Саксонии, это производство постепенно организовывалось торговцами. Когда недорогая британская пряжа стала заполнять швейцарский рынок, многие прядильщики стали ткачами, продолжая работать у себя дома. Однако некоторые из торговцев-мануфактурщиков увидели возможность производить отечественную пряжу и привели рабочих на фабрики для работы по найму на новых машинах английского производства. Поначалу индустриализация не уничтожала сельское и надомное производство, но со временем из-за ее жажды капитала и дальнейшей механизации больше власти получили те торговцы, у которых было больше возможностей строить крупные фабрики и нанимать рабочих[296].

В Италии таким же образом ломбардская мануфактурная система создала условия для появления фабричного производства в первые десятилетия XIX века. В нескольких сотнях миль к западу, в Каталонии, старое производство, которое существовало и в сельской местности, и в городе Барселоне, способствовало возникновению производства фабричного, чему, с одной стороны, способствовало накопление капитала, а с другой – создание категории сельских наемных работников, которых можно было отправить на фабрики. Механизированная хлопковая отрасль Голландии, так же, как и Мексики, была построена на основе старой мануфактурной системы и была включена в ее структуру[297].

Подобная система домашнего прядения могла, хотя бы на первом этапе, легко приспособиться к более механизированному способу работы. Например, в конце XVIII века некоторые прядильщики начали использовать машины «дженни» у себя дома или в небольших мастерских, как это происходило в Британии за несколько десятилетий до этого. Однако в конечном счете торговцы почти повсеместно концентрировали производство на фабриках, где его можно было лучше контролировать, стандартизировать и ускорять за счет использования энергии воды и пара[298].

Часто, хотя и не всегда, это старое производство обеспечивало также доступ к другой составляющей, необходимой для промышленного производства – к капиталу. Без доступа к капиталу новые способы производства хлопка были невозможны: нужно было возводить здания, отводить потоки, строить машины, нанимать рабочих, обеспечивать поставки сырья и привлекать специалистов, причем часто издалека и из-за границы. Самой распространенной стратегией торговцев было реинвестирование капитала, накопленного при организации надомного производства хлопковой пряжи и ткани, в небольшие фабрики. Например, в Швейцарии бывшие торговцы-мануфактурщики после 1806 года финансировали волну строительства механизированных прядильных фабрик. Они начали с небольших фабрик с несколькими мюль-машинами и постепенно расширяли их. В Каталонии к концу XVIII века ремесленники накопили капитал в немеханизированном и надомном текстильном производстве и затем использовали его для расширения и механизации процесса. В Эльзасе отрасль получала капитал и предпринимательское мастерство от старой ремесленной и торговой элиты города Мюлуза. В России семья Прохоровых, хлопковых промышленников из Сергиева Посада, небольшого города в 50 милях от Москвы, последовала по тому же пути. Бывшие крепостные, получившие свободу при Екатерине II, стали мелкими торговцами, а затем, в 1843 году, занялись набивкой ситцев. Вскоре после этого они запустили небольшую прядильную фабрику, и их фирма стала быстро расти. Будучи самой динамичной отраслью своего века, производство хлопка давало богатые возможности в смысле социальной мобильности. Швейцарский хлопковый промышленник Генрих Кунц начинал как наемный рабочий, а к моменту смерти в 1859 году он владел восемью прядильными фабриками со 150 000 веретен, на которых работали две тысячи рабочих[299].

Владельцы фабрик в США также часто происходили из мелких торговцев или квалифицированных ремесленников. Сэмюэль Слейтер из Род-Айленда был подмастерьем в Англии, затем наблюдал за работой других фабрик, а в 1789 году переехал в США. Оказавшись там, он стал партнером торговца из Провиденса Мозеса Брауна, который разбогател на торговле сырьем с Вест-Индией и пытался ввести механическое прядение на фабрике Брауна в Потакете. Слейтер по памяти построил спроектированные в Британии машины, и в декабре 1690 года фабрика выпустила первую пряжу. Энергичный Слейтер скоро расширил деятельность, построил дополнительные фабрики и в результате скопил достаточно средств для того, чтобы в 1799 году основать собственную компанию. К 1806 году сельскую местность Род-Айленда уже украшала деревня Слейтерсвиль[300].

Такие успехи вдохновляли других: когда в 1813 году Уильям Холмс, у которого «целью было сделать бизнес для себя», написал своему брату Джону, что им следует построить хлопковую фабрику, он оценил, во что обошлась соседняя фабрика, и заключил из этой оценки, что устройство фабрики, достаточно большой, чтобы вместить тысячу веретен, будет стоить около 10 000 долл. Он был «готов войти в предприятие + внести 1000 долларов; можно найти прядильщика, который будет работать и который внесет еще 500 долларов + я могу, если потребуется, найти новых участников начиная с этого квартала». Запустив производство, эти скромные инвесторы могли бы «увеличить количество станков с дохода от этих 200 веретен»[301].

Как показывает пример братьев Холмс, требования к капиталу у ранних хлопковых фабрик могли быть достаточно скромными, настолько скромными, что даже в областях, в которых доступность капитала была ограниченной, например, в Саксонии, хлопковые фабрики могли в определенном смысле процветать, хотя были небольшими, устаревшими и опирались на дешевую рабочую силу и дешевую энергию воды. Дон Баранда столь же скромно инвестировал в свою фабрику в Вальядолиде в 1835 году сумму в 40 000 песо – эквивалент годовой оплаты труда примерно двух сотен квалифицированных рабочих. Даже в областях с более доступным капиталом расходы были соразмерны и скромны.

Распространение промышленного капитализма, 1780–1 860 годы

Во французском департаменте Нижний Рейн, в части хлопкового комплекса с центром в Мюлузе, хлопкопрядильная фабрика в 1801 году в среднем имела капитализацию всего 16 216 франков, что позволяло тридцати семи существовавшим фабрикам нанимать в среднем по восемьдесят одному рабочему. Ткацкие фабрики требовали больше – в среднем 35 714 франков, но это все равно было скромным вложением по сравнению со 150 000 франков, которые были нужны изготовителю карет и 1,4 млн франков, необходимых для оружейного предприятия. Разумеется, позднее фабрики будут расти: в течение первой половины XIX века механизированная прядильная фабрика могла стоить от 200 000 до 600 000 франков, а универсальная фабрика с прядильным, ткацким и печатным производством – возможно, целых 1,5 миллиона франков[302].

Реинвестирование капиталов, накопленных в мануфактурной отрасли и в небольших мастерских ремесленников, соединялось с пробными инвестициями из больших состояний, накопленных в порой столь переменчивом мире торговли. В некоторых исключительных случаях, когда торговый капитал присоединялся к промышленности, в хлопковое производство бывали инвестированы огромные состояния. Самая впечатляющая из таких операций была предпринята группой бостонских торговцев, искавших новые торговые предприятия для вложения капитала, внезапно и разрушительно выведенного из работы вследствие американского торгового эмбарго против Британии и Франции с 1807 по 1812 год. В 1810 году Френсис Кэбот Лоуэлл поехал в Великобританию, чтобы раздобыть чертежи хлопковой фабрики. По возвращении он подписал с группой богатых бостонских торговцев «Соглашение между участниками Бостонской мануфактурной компании», которая создала огромную универсальную прядильную и ткацкую фабрику в Волтэме под Бостоном с первоначальной капитализацией 400 000 долл., или чуть больше 2 млн франков. Фабрика специализировалась на недорогих грубых хлопковых тканях, часть из которых продавалась для одежды рабов взамен тканей индийского производства. (Ткань Лоуэлла была столь распространенной среди рабов, что термин «лоуэлл» стал у них основным названием для обозначения всех грубых хлопковых тканей.) Предприятие оказалось очень прибыльным, и дивиденды за большинство лет превышали 10 % от оплаченного капитала. В 1817 году фабрика выплатила рекордные дивиденды в 17 %. К 1823 году бостонские компаньоны расширились еще больше, построив новые фабрики в Лоуэлле, примерно в 25 милях к северу от Бостона, и создав крупнейшие универсальные фабрики по всему миру. Это участие американского торгового капитала в производстве выявило еще одну тесную связь между рабовладением и промышленностью. Первые хлопковые промышленники, такие как семейства Кэботов, Браунов и Лоуэллов, имели связи с работорговлей, торговлей сырьем с Вест-Индией и торговлей сельскохозяйственными товарами, которые выращивались рабами. «Лорды кнута» и «лорды ткацкого станка» снова оказались тесно связаны друг с другом[303].

296

Albert Ta

297

Shepard B. Clough, The Economic History ofModern Italy (New York: Columbia University Press, 1964), 62; Thomson, A Distinctive Industrialization, 12; Adelma

298

Meerwein, “Die Entwicklung der Chemnitzer,” 18.

299

Bodmer, Die Entwicklung der schweizerischen Textilwirtschaft, 279, 339; Thomson, A Distinctive Industrialization, 208; Levy, Histoire economique, 1ff., 14–52; Roger Portal, “Muscovite Industrialists: The Cotton Sector, 1861–1914, in Blackwell, ed., Russian Economic Development, 174.

300

Barbara M. Tucker, Samuel Slater and the Origins of the American Textile Industry, 1790–1860 (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1984), 52, 97.

301

William Holmes to James Holmes, Kingston, March 10, 1813, in Folder 49, John Holmes Papers, Manuscripts and Archives Division, New York Public Library, New York.

302

Meerwein, “Die Entwicklung der Chemnitzer,” 32; Enciclopedia Yucatanense, vol. 7, 62. О годовой оплате труда квалифицированных рабочих см.: Michael P. Costeloe, The Central Republic in Mexico, 1835–1846: Hombres de Bien in the Age of Santa A