Страница 37 из 48
Для того чтобы дельта Миссисипи стала главным производителем самого важного товара индустриального мира (подобно Саудовской Аравии начала XIX века), нужно было отобрать землю у ее изначальных обитателей, а также мобилизовать труд, капитал, знания и государственную власть. С 1820 по 1832 год по условиям ряда договоров, подкрепленных стычками и военным противостоянием, бóльшая часть земли перешла от чокто – коренного населения – к белым поселенцам. В фургонах, на плотах и в плоскодонных лодках полные надежд хлопковые плантаторы завозили рабов на Юг отовсюду для расчистки этой земли от «джунглеобразной» растительности, а затем для обработки мотыгами, посева, обрезки молодых растений и сбора урожая хлопка. Новость о том, что дельта Миссисипи была «самым верным местом для посадки хлопка во всем мире», облетела весь Юг; плантаторы, которым был доступен существенный капитал (по большей части в форме рабочей силы) и опыт, устремились туда. Устроенные ими плантации стали внушительным бизнесом: к 1840 году в округе Вашингтон, находившимся в самом сердце дельты Миссисипи, насчитывалось более десяти рабов на каждого белого жителя. К 1850 году каждая белая семья в этом округе держала в среднем более восьми рабов. Крупнейшему плантатору дельты, Стивену Дункану, принадлежало 1036 рабов, а его состояние к концу 1850-х годов оценивалось в 1,3 млн долларов. Хотя и не будучи типичными хлопковыми фермами, плантации дельты Миссисипи были бизнесом с очень высокой капитализацией, одними из самых крупных в Северной Америке, и необходимые инвестиции были бы за пределами возможностей почти любого северного промышленника. Богатство, если смотреть на него с парадных портиков роскошных и элегантно обставленных особняков дельты Миссисипи, шло прямо из земли, будучи результатом странной алхимии, сочетавшей опустошенные земли, рабский труд и, как мы увидим, нескончаемый поток европейского капитала[235].
Растущее преобладание плантаторов на мировых хлопковых рынках подпитывало само себя. По мере того как культивация хлопка распространялась в южных США, а британские и в конечном счете континентальные европейские покупатели становились все более и более зависимы от поставок хлопка, углублялись институциональные связи между Югом США и Европой. Европейские торговцы, занимавшиеся ввозом хлопка, отправляли своих агентов в Чарльстон, Мемфис и Новый Орлеан. Они регулярно переписывались с деловыми партнерами на другом берегу Атлантического океана. Эти торговцы выстроили плотную сеть морских перевозок и объединяли торговлю хлопком со своим бизнесом в других сферах. Люди, занятые в торговле хлопком, часто пересекали северную часть Атлантического океана, завязывая тесные деловые, дружеские и даже супружеские связи. Сети таких связей, в свою очередь, делали трансатлантическую торговлю более надежной и предсказуемой, тем самым снижая издержки и давая Соединенным Штатам еще одно решительное преимущество над их потенциальными конкурентами, такими как Индия или Бразилия.
В центре всех этих сетей были потоки хлопка, шедшего из США в Европу, и капитала, направленного в обратную сторону. Этот капитал чаще всего был обеспечен залогом рабов, давая владельцам закладных право на определенного раба в случае неплатежеспособности должника. Как показала историк Бонни Мартин, в Луизиане 88 % кредитов выдавались под залог рабов как (частичное) обеспечение; в Южной Каролине этот показатель составлял 82 %. Всего, по ее оценкам, сотни миллионов долларов капитала были обеспечены людьми, которые были чьей-то собственностью. Таким образом, рабство позволяло быстро распределять не только рабочую силу, но и капитал[236].
Получая огромные богатства от экспроприированной земли и рабочей силы, плантаторы инвестировали в сельскохозяйственные усовершенствования, что является еще одной иллюстрацией тому, как успех порождал новый успех. Они экспериментировали, например, с различными гибридами хлопка, полученными на основе семян из Индии, Османской империи, Центральной Америки, Вест-Индии и других мест, создавая волокна хлопка, устойчивые к определенному местному климату и почвам, и со временем вывели сотни и сотни различных сортов хлопчатника. Самый значимый эпизод произошел в 1806 году, когда плантатор из Натчез Уолтер Берлинг привез из Мексики семена хлопка с более крупными коробочками, которые было легче срывать, и который, по мнению экспертов, «обладал более качественным волокном, особенно в отношении длины, и был устойчив к „гнили“». Эту разновидность хлопка веками выращивали коренные жители возвышенности в центре Мексики, и, привезенная в США, она была присвоена американскими плантаторами, став «базовой зародышевой плазмой для всех, кто выводил последующие разновидности хлопка „апленд“ в США и во всем мире». Этот новый хлопок можно было собирать в три-четыре раза быстрее, чем распространенный в то время вид «джорджия грин сид». По жестокой иронии судьбы, способность американских индейцев получить хлопковое волокно, хорошо подходившее для американских условий, послужила сильным импульсом к экспроприации их земель и сделала рабский труд в этих землях значительно более производительным[237].
Подобные инновации в управлении рабочей силой и в сельском хозяйстве все больше институциализировались благодаря построению плотных, но четко региональных сетей, по которым передавались знания. Книги, сельскохозяйственные институты, такие журналы, как De Bow’s Review и American Cotton Planter, а также региональные сельскохозяйственные собрания распространяли информацию о том, как выбирать семена, организовывать рабочую силу, считывать сигналы рынка, как мотыжить и сажать, во что вкладывать деньги – словом, как совершенствоваться в «практической плантаторской экономике»[238].
Европейская промышленная революция активно повлияла и на эволюцию рабства на американском Юге. Бригадный труд, который ни в коей мере не являлся новой формой труда, однако никогда не был столь распространен, как на хлопковых плантациях, служил примером нового ритма промышленного труда, или, как выразился один автор, «военного сельского хозяйства». Систематическая мобилизация женщин и детей среди рабов на хлопковых фермах еще больше повысила их производительность. В результате производство хлопка в США росло значительно быстрее, чем количество занятых на фермах рабов. Это увеличение отчасти было связано с использованием различных разновидностей хлопчатника, но имела место и систематическая интенсификация эксплуатации. Плантационное рабство в США XIX века позволяло организовывать труд так, как это было невозможно в самом сердце зарождавшейся мировой промышленности. Так как плантации по размерам часто превосходили фабрики и требовали более существенных капитальных вложений, а также потому, что, за исключением вспышки новаторства вокруг изобретения волокноотделительной машины Эли Уитни в 1790-е годы, технологический прогресс в выращивании хлопка был ограничен, повышение продуктивности плантаций могло достигаться только реорганизацией труда. Рабовладельцы обеспечивали рост продуктивности путем установления почти тотального контроля над рабочим процессом – прямой результат насильственного господства над работниками. Ничего подобного нельзя было реализовать на возникавших тогда в мире текстильных фабриках, где работники успешно поддерживали некоторое подобие ритма ферм, мелких мастерских и ремесленных цехов, из которых они пришли[239]. Всесторонний контроль над работниками – ключевая характеристика капитализма – продемонстрировал свой первый большой успех на хлопковых плантациях американского Юга.
Поскольку господство плантаторов над их рабочей силой радикально отличалось от того, как были связаны английские торговцы с сельскими жителями, выращивавшими хлопок в Индии или османскими землевладельцами в Анатолии, они могли оказывать все более сильное давление на своих рабов, придумывая все более зверские методы воспитания своих работников. В самом деле, по мнению историка Эдварда Баптиста, пытки лежали в основе возможности американских плантаторов производить все больше хлопка. Новаторские способы трудового учета помогали плантаторам выжимать больше труда из своих работников. Как сказал теоретик менеджмента Билл Кук: «Сегодня нет никаких сомнений в том… что она [плантация] была местом первоначального развития промышленной дисциплины». А с ростом продуктивности хлопковых плантаций цены упали, что позволило британским производителям стать еще более конкурентоспособными на мировых рынках, а это, помимо множества других обстоятельств, в конечном итоге подорвало производство в Индии и во всех остальных местах и сильно облегчило последующую интеграцию ее сельской местности в глобальную империю хлопка[240].
235
Cobb, The Most Southern Place on Earth, 7–10.
236
Bo
237
C. Wayne Smith and J. Tom Cothren, eds., Cotton: Origin, History, Technology, and Production (New York: John Wiley & Sons, 1999), 103, 122; О различном происхождении американского хлопка см. также: Whitemarsh B. Seabrook, A Memoir of the Origin, Cultivation and Uses of Cotton (Charleston, SC: Miller & Browne, 1844), 15; John H. Moore, “Cotton Breeding in the Old South,” Agricultural History 30 (1956): 97; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 35; Gray, History ofAgriculture, 691.
238
American Cotton Planter 2 (May 1854): 160.
239
W. E. B. DuBois, The Suppression of the African Slave-Trade to the United States ofAmeri-ca (New York: General Books LLC, 2009), 140; Edgar T. Thompson, Plantation Societies, Race Relations, and the South: The Regimentation of Population: Selected Papers of Edgar T. Thompson (Durham, NC: Duke University Press, 1975), 217; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Slave Productivity on Cotton Production by Gender, Age, Season, and Scale”; www.iga.ucdavis.edu/Research/ all-uc/conferences/spring-2010, доступ 11 июня 2012 г.; Bailey, “The Other Side of Slavery,” 36.
240
Caitlin C. Rosenthal, “Slavery’s Scientific Management: Accounting for Mastery,” in Sven Beckert and Seth Rockman, eds., Slavery’s Capitalism: A New History ofAmerican Economic Development, (Philadelphia: University of Pe