Страница 32 из 48
Риски и затраты, являвшиеся следствием развития охватившей весь мир системы поставок, могли казаться непреодолимым препятствием для развития хлопковой отрасли. Тем не менее полная зависимость производителей хлопка от далекого тропического товара превратилась в их знаменательное достижение. Действительно, их фабрики едва ли развивались бы столь стремительно, если бы не была сделана эта неочевидная ставка исключительно на далекие земли и труд. Уже в 1800 году одна Британия потребляла такие невероятные количества хлопка, что для его выращивания требовался 416 081 акр земли. Если бы хлопок выращивался в Британии, он должен был бы занять до 3,7 % сельскохозяйственной земли, и для обработки этих гипотетических хлопковых полей требовалось бы приблизительно 90 360 сельскохозяйственных работников. В 1860 году, когда аппетиты к хлопку выросли еще больше, эти поля, которые заняли бы 6,3 млн акров, или 37 % сельскохозяйственной земли Великобритании, должны были бы возделывать более одного миллиона работников (или половина британских сельскохозяйственных работников). Однако, если мы предположим, что главной отраслью индустриальной революции стала бы не хлопковая, а шерстяная промышленность, для содержания требуемого количества овец потребовалось бы еще больше земли: 9 млн акров в 1815 году и 23 млн акров в 1830 году, – что больше, чем вся площадь сельскохозяйственных земель Британии. В обоих гипотетических сценариях (как в случае отечественного хлопка, так и в случае шерсти) ограничения по земле и по труду сделали бы совершенно невозможным стремительное расширение производства тканей. Возможно, еще более важным обстоятельством было то, что такие сценарии создали бы невообразимые изменения в британской и европейской сельской местности, социальная структура которой, как и в Османской империи или Индии, не подходила для столь массового и быстрого перераспределения земли и труда. Следовательно, эластичность поставок, столь необходимая для промышленной революции, основывалась на надежном доступе к дальним землям и иностранной рабочей силе. Способность европейских стран и их капиталистов преобразовать мировые экономические связи и насильственно экспроприировать земли и труд была столь же, если не более, важна для доминирования Запада, чем традиционно признаваемая техническая изобретательность, культурные особенности и географическое и климатическое расположение небольшой группы хлопковых производителей в дальней части Британских островов[202].
Поток хлопка из Вест-Индии и Южной Америки изливался на рынки Ливерпуля, Лондона, Гавра и Барселоны, позволяя быстро развиваться механическому прядению. Но для этого развития существовали пределы. Как уже упоминалось, острова Вест-Индии сами по себе имели довольно небольшие площади хлопковых земель, что ограничивало производство хлопка и в долгосрочной перспективе ставило его в невыгодное положение по сравнению с производством сахара. Сахарные плантации там, как и в богатой землей Бразилии, также конкурировали с хлопковыми плантациями за рабочую силу. В результате начиная с 1790-х годов экспорт хлопка из Вест-Индии совершенно пришел в упадок: в 1803 году из Вест-Индии поступила только половина объема 1790 года, и его рыночная доля в Британии тогда сократилась до 10 %. Даже таможенные преференции, которые выращенный в пределах Британской империи хлопок получил после 1819 года, не смогли обратить этот процесс вспять. К началу XIX столетия рыночная доля хлопка из Вест-Индии находилась в свободном падении, «ускоренная освобождением негров»[203]. В Бразилии недостаток массированной переброски рабов с производства сахара на производство хлопка вызвал сбой в расширении хлопкового производства. Как считал эксперт по хлопку Джеймс А. Манн: «Если Бразилия смогла бы распоряжаться необходимой рабочей силой, она, вне всяких сомнений, стала бы самым крупным поставщиком для нас».
В 1792 году самый важный для производства хлопка остров – Сан-Доминго – сотрясла революция, практически остановившая производство товаров для мирового рынка, в том числе и хлопка. Во время самого крупного восстания рабов в истории порабощенное население Сан-Доминго вооружилось и свергло французский колониальный режим, что привело к образованию государства Гаити и отмене рабства на острове. Военный капитализм впервые был вынужден серьезно отступить под напором людей, казавшихся самыми слабыми: сотен тысяч рабов Сан-Доминго. Производство хлопка в Сан-Доминго за год до революции составляло 24 % британского импорта, а через четыре года, в 1795 году, оно сократилось до 4,5 %. Как полагал один британский современник: «Этот остров, который был для нас великим источником снабжения хлопковым волокном, пребывает по этим причинам в состоянии анархии, несчастья и почти полного распада». Он предсказывал, что вряд ли «почва плантаторов, удобренная потом и кровью негров, будет всегда пополнять содержимое наших денежных сундуков, чтобы способствовать избытку вашего процветания, экстравагантности и сластолюбия». К 1795 году экспорт хлопка во Францию упал на 79 %, и даже через десять лет после начала революции экспорт восстановился лишь до одной трети дореволюционного уровня. Французская Национальная ассамблея добавила Британии проблем с поставками, запретив экспорт хлопка-сырца из французских портов. Pe
Сочетание быстрорастущего спроса на хлопок и политического переворота на Карибах привело к взлету цен, который тревожил производителей, зависевших от захвата новых рынков хлопкового текстиля в условиях конкуренции с индийскими производителями. В течение 1792 и 1793 годов Джон Тарльтон сообщал своему брату, что хлопок дорожает ежедневно». К 1795 году он признал, что «хлопок поразительно вырос в цене».
В 1790 году цены на хлопок из Вест-Индии доходили до 21 пенса за фунт, в 1791 году – до 30 пенсов, и неуклонно оставались высокими на протяжении 1790-х годов. Опыт революции был для некоторых торговцев хлопком столь болезненным, что даже в 1913 году семья Рэтбоунов, одних из главных хлопковых торговцев в Ливерпуле, вспоминала, что в результате переворота цены на хлопок удвоились. Более того, когда в 1793 году разразилась война между Францией и Британией, импорт французского хлопка из Вест-Индии в британские карибские порты прекратился[205].
Таким образом, к 1790-м годам для заинтересованных наблюдателей стало очевидно, что разрыв между спросом и предложением на хлопок-сырец в Европе в обозримом будущем будет расти быстро и непрерывно. Как заявил американский писатель Тенч Кокс: «Исключительная пригодность этого волокна для преобразования в пряжу, ткань и т. п. с помощью машин… до настоящего времени создавала этот спрос и на родине, и за границей – очень обширный, стабильный и растущий»[206]. Традиционных методов приобретения хлопка явно стало недостаточно. Однако в Вест-Индии и Бразилии был изобретен новый способ выращивания хлопка, основанный на опыте этих регионов в разведении сахарного тростника и четко ориентированный на плантации и рабство. Но хотя рост производства в этих частях мира вскоре достиг предела или, как в случае Гаити, был прерван революцией, рядом находился регион, который, казалось, соответствовал всем условиям для обеспечения обильных поставок хлопка: недавно образованные США. И именно там производство хлопка, основанное на рабовладении, достигло невиданных высот.
Глава 5
Рабство встает к штурвалу
Военный капитализм в действии: союз рабства и промышленности в журнале American Cotton Planter (1853 год)
202
В 1820 году для выращивания хлопка, потребляемого в Британии, требовалось 837 312 акров земли, что заняло бы 7,8 % сельскохозяйственной земли Британии и потребовало бы нанять 198 738 сельскохозяйственных работников. Количество хлопка, потребленного в 1840 году, требовало 3 273 414 акров земли, что заняло бы 29 % сельскохозяйственной земли Британии, и 544 066 сельскохозяйственных работников. Потребление хлопка в 1820 г. (152 829 633 фунтов, по Ma
203
Это также рассматривается в отношении Вест-Индии в Ragatz, Statistics, 10, 370. О важности сахара в качестве конкурента хлопку см.: Imperial Department of Agriculture for the West Indies, Information Relating to Cotton Cultivation in the West Indies (Barbados: Commissioner of Agriculture for the West Indies, 1903). Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 79, 250. Luiz Cordelio Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil: Dependency and Development,” (PhD dissertation, University of Washington, 1989), 170; James Ma
204
Edensor, An Address to the Spi
205
John Tarleton to Clayton Tarleton, September 27, 1792, letter 33, February 4, 1795, letter 75, 4, 920 TAR, Tarleton Papers, Liverpool Records Office, Liverpool. См., например: Orhan Kurmus, “The Cotton Famine and Its Effects on the Ottoman Empire,” Huri Islamoglu-Inan, ed., The Ottoman Empire and the World Economy (New York: Cambridge University Press, 1987), 16; Brian R. Mitchell, Abstract of British Historical Statistics (Cambridge: Cambridge University Press, 1962), 490. О росте цен см. также: Stanley Dumbell, “Early Liverpool Cotton Imports and the Organisation of the Cotton Market in the Eighteenth Century,” Economic Journal 33 (September 1923): 370; Emily A. Rathbone, ed., Records of the Rathbone Family (Edinburgh: R. & R. Clark, 1913), 47; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 88.
206
Tench Coxe, A Memoir of February, 1817, Upon the Subject of the Cotton Wool Cultivation, the Cotton Trade and the Cotton Manufactories of the United States ofAmerica (Philadelphia: n. p., 1817), 3.