Империя хлопка. Всемирная история

Этот крохотный кусочек дерева, который двигался по-новому, вызвал каскад новых усовершенствований, которые медленно, но бесповоротно изменяли производство хлопка. Распространение более производительных ткацких технологий стало причиной сильнейшего напряжения в сфере производства пряжи, поскольку требовалось все больше прядильщиков для того, чтобы обеспечить пряжей одного ткача и не дать простаивать станкам. Несмотря на растущее число женщин, все дольше трудившихся за прялками во все большем количестве домов, пряжи было недостаточно. После изобретения Кея для обеспечения пряжей одного ткача требовалось четыре пряхи. Многие ремесленники пытались найти способ обойти это узкое место, и к 1760-м годам повышение производительности стало возможно, после того как Джеймс Харгривз изобрел прядильную машину «дженни». Она состояла из вращавшегося вручную колеса, которое поворачивало ряд веретен в рамке, пока прядильщик другой рукой двигал вперед и назад брусок с тем, чтобы вытянуть нить и затем намотать ее на веретена. Сначала эта машина могла вращать восемь отдельных веретен, затем шестнадцать, а потом и еще больше, и уже в 1767 году она утроила скорость работы прядильщика. Она быстро распространилась, и к 1786 году в Британии работало порядка двадцати тысяч таких машин[138].

Уже в 1769 году, однако, в прядении произошли новые усовершенствования благодаря ватермашине Ричарда Аркрайта – машине, приблизившей появление фабрики Грега благодаря использованию энергии падающей воды. Она состояла из четырех валиков, которые вытягивали хлопковое волокно перед тем, как веретено скручивало его в нить. Это позволило прясть непрерывно, без остановок, и, в отличие от «дженни», которая поначалу использовалась в основном в домашней работе, ватермашина требовала большего количества энергии, таким образом концентрируя производство на фабриках. Десять лет спустя, в 1779 году, мюль-машина Сэмюэла Кромптона стала кульминацией этих изобретений, объединив элементы «дженни» и ватермашины (отсюда ее название). Мюль-машина представляла собой длинный агрегат с двумя параллельными каретками: с одной стороны стояли катушки с ровницей, а веретена, готовые принять скрученную нить, – с другой. Внешняя каретка, поставленная на колеса, вытягивалась примерно на пять футов, одновременно вытягивая несколько шнуров ровницы. Число шнуров ровницы для прядения зависело от количества установленных на мюль-машине веретен: хотя в 1790-е годы нормой было две сотни, в последующие сто лет это число превысило тысячу триста. Вытянутая ровница затем скручивалась в пряжу и наматывалась на веретена, когда каретка толкалась обратно. В отличие от ватермашины, работавшей непрерывно, пряжа изготавливалась пятифутовыми рывками, но была при этом прочнее и тоньше. Сначала машина приводилась в движение водой (которая оставалась преобладающим источником энергии до 1820-х годов), а позже в основном паровым двигателем (который был запатентован Джеймсом Уаттом в 1769 году)[139].

С исчезновением дефицита пряжи узким местом снова стало ткачество. Сначала произошло колоссальное расширение надомного ткачества. С новыми машинами и обилием пряжи это был золотой век для ткачей по всему сельскому Ланкаширу и Чеширу, когда десятки тысяч деревенских жителей проводили бесконечные часы за своими станками, пуская в дело быстро росшую в объемах выработку британских прядильных фабрик. Хотя уже в 1785 году Эдмунд Картрайт запатентовал механический ткацкий станок, повышение производительности в ткачестве поначалу шло медленно, а технических проблем с механическими станками было множество[140].

Растущий класс британских фабрикантов четко понимал, что эти новые машины позволяли им приобретать все больший вес в том самом узловом сегменте всемирного хлопкового комплекса, контроль над которым долгое время ускользал от них: в производстве. В Индии XVIII века прядильщикам требовалось 50 000 часов, чтобы спрясть сто фунтов хлопка-сырца; когорты прядильщиков в Британии 1790 года с использованием мюль-машины на сто веретен могли спрясть тот же объем всего за 1000 часов. К 1795 году им нужно было всего 300 часов с использованием ватермашины или всего 135 часов с автоматической прядильной машиной Робертса после 1825 года. Всего за тридцать лет производительность выросла в 370 раз. Трудовые издержки теперь были значительно ниже, чем в Индии[141].

Цены на британскую пряжу, соответственно, упали, и вскоре она стала дешевле индийской. В 1830 году британский торговец хлопком Эдвард Бейнс выставил цену на один фунт пряжи номер 40 (это число характеризует качество пряжи – чем оно выше, тем тоньше нить) в Англии 1 шиллинг и 2,5 пенса, в то время как индийская пряжа того же качества и в том же количестве стоила 3 шиллинга 7 пенсов. Манчестерская прядильная фабрика McCo

Случившийся в результате бум хлопкового производства не имел прецедентов. После почти двухсот лет замедленного роста в Европе британское производство хлопка росло галопирующим темпом. С 1780 по 1800 год объем выработки хлопковых тканей в Британии рос ежегодно на 10,8 %, а экспорт – на 14 %; уже в 1797 году существовало примерно девятьсот хлопковых фабрик.

В 1788 году имелось 50 000 веретен для мюль-машин, а тридцать три года спустя их число выросло до 7 млн. Хотя до 1780 года было дешевле производить хлопковую ткань в Индии, при этом с более высоким качеством, после этого года английские производители были способны конкурировать на европейском и атлантическом рынках, а после 1830 года они начали соревноваться с индийскими производителями уже в самой Индии. Когда индийцы начали пользоваться пряжей и тканями британского производства, весь мир получил сигнал о том, что хлопковая отрасль была перевернута и поставлена с ног на голову[143].

С учетом того, что все больше хлопковых фабрик стало появляться в северной Англии, вмещая новые прядильные и ткацкие машины, может показаться удивительным, что сами изобретатели, благодаря которым стало возможно это восхождение, начинали свой путь в очень незавидных условиях. Они создали мир, который настолько отличался от чего-либо виденного ранее, не прибегая к теоретической науке, а зачастую и вовсе к какому-либо образованию. Это были искусные мастера в крохотных мастерских, едва ли получившие официальное образование. Кей происходил из самой благополучной семьи, так как его отец был более или менее успешным производителем шерсти. Он мог получить некоторое образование во Франции. Работавший на ручном станке Харгривз, с другой стороны, был ткач из Блэкберна, который, вероятно, никогда не ходил в школу – чем был очень похож на Аркрайта, который родился в бедной семье и был младшим из семерых детей. Он научился читать у своих дядей и затем занимался самообразованием. Кромптон вырос в крайней нужде: после того как его отец умер молодым, он, вероятно, уже в пять лет начал прясть хлопок, тогда как его мать старалась свести концы с концами, занимаясь прядением и ткачеством. Все четверо были изобретателями-самоучками, людьми, которые жили и дышали вместе со своими машинами и стремились решать практические задачи с помощью простых инструментов и идей, возникавших в их каждодневном труде по улучшению производства[144].

138

Almut Bohnsack, Spi