Страница 19 из 48
Замена индийских тканей отечественными для экспортного рынка и для внутреннего потребления стала основной задачей. Производители хлопка из Глазго в 1780 году оказывали давление на правительство с тем, чтобы оно помогло им получить доступ к экспортным рынкам, так как с тех пор, как возник «излишек товаров, который внутреннее потребление не может исчерпать, и поэтому заграничные продажи в гораздо большей степени стали совершенно необходимыми для того, чтобы занять машины (которые в противном случае будут утрачены), а также для того, чтобы поддержать отрасль для людей, которые были подготовлены для этой работы»[117]. Более того, имперская экспансия познакомила европейских, и особенно английских, торговцев с глобальными рынками хлопка. К 1770 году стало ясно, что рынки хлопкового текстиля в Европе и даже в еще большей степени в Африке, Америке и, разумеется, в Азии были гигантскими, а возможности для получения дохода для каждого, кто способен работать на эти рынки на конкурентной основе, практически безграничны. Понимание эластичности и доходности этих рынков происходило непосредственно из опыта торговцев, приобретенного в мировой сети дальней торговли хлопком[118].
Определенно экспортные рынки в результате стали самыми важными для европейских производителей хлопкового текстиля – рынки, которые сначала были захвачены с помощью экспорта тканей из Индии. «Величайшую важность для наших инвестиций представляет то, – писало лондонское управление коммерции своему корреспонденту в Бомбее, – что мы будем способны регулярно выставлять на продажу в значительных количествах товары из Сурата, в особенности для обеспечения африканской торговли». Западная Африка превратилась в важнейшего потребителя хлопковой ткани, получаемой французами из Пондишери не в последнюю очередь потому, что импорт в саму Францию был незаконным. Как замечал Легу де Флекс в конце XVIII века, «именно основание колоний (в Вест-Индии) и работорговля породили эту отрасль торговли с Индостаном… Но если колонии на Антильских островах перестанут покупать рабов, можно без сомнения сказать, что это направление будет все больше клониться к упадку»[119].
Английские производители и торговцы достаточно рано начали полагаться на экспорт отечественных и индийских тканей в Африку. Эта опора на заморские рынки стала особенно заметной после 1750 года. Как показал историк Джозеф И. Иникори, в 1760 году Британия экспортировала около трети произведенной в Англии хлопковой материи. К концу XVIII века доля ткани, отправлявшаяся за границу, увеличилась до двух третей. Африка и Америка были самыми важными рынками. К середине века туда отправлялось 94 % всего экспорта хлопковых тканей. Сам масштаб этого рынка означал, что те, кто был способен конкурировать на нем, могли заработать состояние. Адам Смит ясно видел это, когда в 1776 году писал о Новом Свете, что «открыв новый неисчерпаемый рынок для всех товаров Европы, оно дало возможность развития новым отраслям труда и усовершенствованиям мастерства, которые в узком круге старой торговли никогда не смогли бы появиться из-за отсутствия рынка, который забирал бы бóльшую часть их продукции»[120].
Высокая оценка этого хлопка африканцами была обусловлена существованием у них собственной хлопковой отрасли, а также намного более ранним приобщением к индийскому текстилю. Европейские работорговцы прежде всего старались привезти именно тот тип ткани, на который уже существовал спрос в Африке, особенно на хлопок цветов индиго и белого. Около 1730 года Ост-Индская компания отметила, что недостаток индийского хлопка «заставил людей заняться его имитацией здесь», в Англии, и европейские купцы даже экспортировали ткани под их индийскими названиями, потому что африканцы обычно предпочитали ткани, «сделанные в Индии». В меморандуме для Торговой палаты Элиас Барнс выражал надежду на то, что британские ткачи могут успешно копировать индийский хлопок. Он считал, что потенциальный рынок таких тканей был огромным: «Помимо того что они потребляются в наших собственных доминионах, весь мир будет нашим клиентом». Уже в 1791 году коммерческий департамент Ост-Индской компании принуждал Бомбей регулярно поставлять хлопок в Англию «для обеспечения в особенности африканской торговли»[121].
Имперская экспансия, рабство, экспроприация земли – военный капитализм – заложил основы для все еще малой и технологически отсталой хлопковой отрасли в самих европейских странах. Он обеспечил динамичные рынки, а также доступ к технологиям и необходимому сырью. Он также стал важным двигателем формирования капитала. Такие торговые города, как Ливерпуль, которые добывали свое богатство в значительной степени благодаря рабству, стали важными источниками капитала для зарождавшейся хлопковой отрасли, и торговцы хлопком в Ливерпуле обеспечивали все больше кредита для производителей, чтобы позволить им обрабатывать хлопок. В свою очередь лондонские торговцы, которые продавали пряжу и ткани, поступавшие от британских производителей, давали кредиты ланкаширским производителям. Фактически они обеспечивали очень важный и очень значительный оборотный капитал, так как доход от торговли перенаправлялся в производство, представляя собой «вливание торгового капитала». Более того, по мере того как эти торговцы богатели на дальней торговле, они могли требовать политической протекции от правительства, все более зависимого от дохода, источником которого они являлись[122].
Наконец, военный капитализм также поддерживал зарождение таких вторичных секторов экономики, как страхование, финансы и транспорт, – секторов, которые будут становиться исключительно важными для возникновения не только британской хлопковой отрасли, но и таких государственных институтов, как государственный кредит, собственно деньги и оборона страны. Эти институты возникли в мире военного капитализма «в качестве передовых производственных технологий и методов торговли», мигрировавших из экспортной торговли в отечественную экономику[123].
Европейские – и особенно британские – торговцы, при активном содействии британского государства, уникальными путями внедрились в глобальные сети производства хлопка – между хлопководами и прядильщиками, прядильщиками и ткачами, производителями и потребителями. Задолго до появления новых технологий производства хлопка они фактически перестроили глобальную хлопковую отрасль и глобальные хлопковые сети. В этих сетях доминировал союз частного капитала и укреплявшихся государств. В результате совокупного действия их вооруженной торговли, промышленного шпионажа, запретов, ограничительных торговых норм, господства на территориях, захвата рабочей силы, устранения коренного населения и спонсируемого государством создания территорий, которые затем были предоставлены в распоряжение широко распространившим свое влияние капиталистам, возник новый экономический порядок[124].
Благодаря этим грандиозным усилиям торговцев, производителей и правительственных чиновников Европа к XVIII веку получила принципиально новое положение в мировых сетях хлопка. Большая часть его мирового производства по-прежнему размещалась в Азии, оживленные очаги хлопковой отрасли оставались в Африке и Америке, но европейцы теперь решительно доминировали в заокеанской торговле. В Новом Свете они создали основанный на рабском труде режим производства сельскохозяйственных товаров – систему производства, которая в конце концов превращала все больше и больше европейцев в хлопководов, даже несмотря на то, что на европейской почве хлопчатник не рос. Сильные европейские государства одновременно воздвигли барьеры для импорта иностранного текстиля, как только создали систему заимствования иностранных технологий. Организовав экономический процесс в Азии, Африке и Америке, а также в Европе, европейцы получили парадоксальную возможность управлять мировой торговлей индийским текстилем, при этом все в большей степени удерживая азиатские ткани от проникновения в Европу и вместо этого торгуя ими в Африке и всюду, кроме европейских берегов. Возникла всемирная текстильная отрасль, и европейцы впервые захватили обширную сферу глобального спроса на товары из хлопка.
117
Cotton Goods Manufacturers, Petition to the Lords Commissioner of His Majesty’s Treasury, Treasury Department, T 1, 676/30, Public Record Office, London; Dispatch, November 21, 1787, Bombay Dispatches, E/4, 1004, Oriental and India Office Collections, British Library, London.
118
Chapman, The Cotton Industry in the Industrial Revolution, 16.
119
Marion Johnson, “Technology, Competition, and African Crafts,” in Clive Dewey and A. G. Hopkins, eds., The Imperial Impact: Studies in the Economic History of Africa and India (London: Athlone Press, 1978), 262; Irwin and Schwartz, Studies in Indo-European Textile History, 12. Мы знаем, что на протяжении XVIII столетия рабы были самым важным «экспортом» из Африки, составляя от 80 до 90 % от всей торговли. J. S. Hogendorn and H. A. Gemery, “The ‘Hidden Half ’ of the Anglo-African Trade in the Eighteenth Century: The Significance of Marion Johnson’s Statistical Research,” in David Henige and T. C. McCaskie, eds., West African Economic and Social History: Studies in Memory of Marion Johnson (Madison: African Studies Program, University of Wisconsin Press, 1990), 90; Extract Letter, East India Company, Commercial Department, London, to Bombay, May 4, 1791, in Home Miss. 374, India Office, Oriental and India Office Records, British Library, London; Cousquer, Nantes, 32; de Flain is quoted in Richard Roberts, “West Africa and the Pondicherry Textile Industry,” in Roy, ed., Cloth and Commerce, 142.
120
Wadsworth and Ma
121
Wadsworth and Ma
122
Maurice Dobb, Studies in the Development of Capitalism (New York: International Publishers, 1947), 277; George Unwin, в предисловии к George W. Daniels, The Early English Cotton Industry (Manchester: Manchester University Press, 1920), xxx. Это блестяще изображено в Daron Acemoglu, Simon Johnson, and James Robinson, “The Rise of Europe: Atlantic Trade, Institutional Change and Economic Growth,” National Bureau of Economic Research Working Paper No. 9378, December 2002. Однако в их описании отсутствует упоминание о сохраняющейся важности институтов военного капитализма в других частях света, за пределами европейского ядра.
123
См.: важную работу We
124
Цит. по: Peter Spencer, Samuel Greg, 1758–1834 (Styal, Cheshire, UK: Quarry Bank Mill, 1989).