Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 14

В общем и целом мы согласны с суждениями И.А. Зимней (хотя и не без оговорок), которая называет перевод вторичным видом речевой деятельности: он основан как на рецептивных видах речевой деятельности (слушании, чтении), так и на продуктивных её видах (говорении, письме). Рецептивную речевую деятельность И.А. Зимняя определяет как такую, в которой предметом деятельности является чужая мысль, продуктивную – в которой предметом является собственная мысль субъекта деятельности [Там же: 125, 128], на этом основании перевод характеризуется как рецептивно-репродуктивный вид речевой деятельности [Там же: 126]. Однако же подобное разграничение видов речевой деятельности мы считаем несколько категоричным. Нельзя однозначно утверждать, что, например, при чтении текста индивид воспринимает именно чужую мысль, что она не становится его достоянием, его собственной мыслью; выражения типа «отыскать смысл в тексте» или «передать смысл» являются в лучшем случае метафорами, которые нельзя понимать буквально [Заика 2012: 232]. Скорее, содержание текста возбуждает во мне, читающем или слушающем, мою собственную мысль; смысл текста – это всегда мой смысл, того конкретного человека, который означивает текст (см.: [Заика 2012: 232–234; Залевская 2002: 63–64; Рубакин 2006: 106]).

Также нельзя согласиться с тем, что три звена перевода (осмысление, понимание смысла, формирование и формулирование высказывания) всегда последовательны во времени относительно одного отрезка сообщения, как это утверждает И.А. Зимняя [Зимняя 2001: 131]. Даже для самого малого отрезка характерны «наложения» разных психических процессов, о чём подробно будет сказано ниже.

Наряду с высказываниями о звеньях перевода очевидна некоторая атомарность приводимой И.А. Зимней схемы: «…Если элементарный коммуникативный акт определяется отношением Г1 → С2 [Говорящий → Слушающий. – А.Я.], то есть говорит один человек и слушает второй, то в процессе перевода этот акт опосредуется деятельностью переводчика и определяется отношением Г1 → СПЕРЕВОДЧИК → ГПЕРЕВОДЧИК → С2» [Там же: 133].

Такое соотношение участников перевода представляет его чисто формально и представляется шагом назад – к модели перевода, в которой переводчик сначала выступает в роли только слушателя, а потом в роли только говорящего, в конце концов – к трактовке перевода как перехода от одного сообщения к другому. Мы полагаем, что И.А. Зимняя не до конца проводит логику различения перевода как речемыслительной деятельности и как общественного явления.

Следует сказать, что, в отличие от речевого акта, который, по словам А.В. Бондарко, начинается со смысла и кончается смыслом [Бондарко 1978: 126], в процессе перевода последовательность переходов от «работы» со смыслом к «работе» с языковыми элементами обратная – перевод начинается с восприятия языковых единиц (звуковых или графических) и заканчивается такими же единицами, выражением смысла с их помощью. Это позволяет сделать вывод о структурных особенностях перевода: перевод является как бы «вывернутым наизнанку» речевым актом.

Ещё одной характерной чертой перевода, отличающей его от других видов речевой деятельности, является, по всей видимости, то, что в речевой деятельности язык используется как система ориентиров либо для осуществления собственной деятельности индивида, либо для обеспечения ориентировки других людей [Леонтьев А.А. 2003: 292], а при переводе язык всегда используется для обеспечения ориентировки других людей в мире субъект-объектных (человек – вещь) и субъект-субъектных (человек – человек) отношений. Но обязательность ориентировки других людей не исключает наличия ориентиров для собственной деятельности переводчика. Особыми здесь являются лишь случаи обучения переводу, но они относятся не столько к самому переводу, сколько к обучению, то есть общению между учителем и учащимся. При обучении обеспечивается ориентировка того, кто переводит, а точнее, учится переводить.





Важным представляется высказаться в пользу трактовки перевода как речемыслительной, а не только лишь речевой деятельности. При рассмотрении модели перевода мы увидим, что в переводе велика доля психических процессов, не связанных напрямую с языком. Если перевод не есть мыслительная деятельность, как утверждает И.А. Зимняя, то с его помощью очень проблематично развивать мышление. Развитие мышления при обучении переводу не только реально, но насущно и целесообразно. Характеристики мышления и мыслительного акта, рассмотренные в той же главе, полностью относятся и к переводу, что подтверждает нашу позицию. Ниже не везде перевод назван речемыслительной деятельностью, а лишь речевой для удобства и краткости, но всегда имеется в виду и мыслительная «составляющая» перевода.

Все упомянутые отличия перевода от других видов речевой деятельности могут показаться как бы самоочевидными, поверхностными – лежащими на поверхности. Действительно, до сих пор нами рассматривались имманентные характеристики перевода для обоснования его трактовки как речемыслительной деятельности. Но «с одной речью человеку делать нечего: она не самоцель, а средство, орудие, хотя и может по-разному использоваться в разных видах деятельности» [Леонтьев А.А. 2007: 27]. Закономерно возникает вопрос: можно ли найти и следует ли искать обоснования для трактовки перевода как вида речемыслительной деятельности вне самого этого процесса, так сказать, трансцендентно? Ведь перевод, как говорилось выше, всегда включён в состав и структуру поведения человека. По всей видимости, именно там, в этой общей деятельности человека в целом, мы только и найдём существенные и не сводимые к самому процессу перевода доводы в пользу такой трактовки. Одним из наиболее очевидных ответов здесь будет следующий: перевод является особым видом деятельности потому, что в обществе существует профессия переводчика со всеми вытекающими отсюда следствиями. В сознании и языковой картине мира индивида, в социальной практике, в культуре существует устойчивый образ людей, занимающихся именно этой профессиональной деятельностью, учебных заведений, готовящих таких людей, а также тех, кто нуждается в подобных специалистах. То есть в обществе существуют такие «профессионалы языка» (наряду с журналистами, редакторами и т.д.), которые осуществляют именно переводческую профессиональную деятельность [Chesterman 2006: 14–15, 19]. По справедливому и остроумному замечанию В.А. Артёмова, речь становится деятельностью, когда за неё начинают платить деньги (цит. по: [Леонтьев А.А. 1997: 63]). Перевод как вид речевой деятельности обслуживает такие виды профессиональной деятельности, в которых цель не может быть достигнута никаким другим путём, кроме перевода. Следовательно, доводы в пользу подхода к переводу как особому виду речемыслительной деятельности имеют не столько внутренний (хотя и внутренние характеристики тоже важны), сколько внешний по отношению к переводу характер – они лежат в сфере конкретных ситуаций взаимодействия людей, в сфере закономерностей жизни и развития общества и культуры.

Говоря в общем, перевод как вид речевой деятельности рождается не из наличия некоторых элементов или явлений, а из отношений, складывающихся между социальными индивидами в их взаимодействии и средствами и способами осуществления их общения (не только речевого).

Учитывая вышесказанное, рабочее определение перевода будет следующим. Перевод это речемыслительная деятельность по нахождению способа выражения смысла текста средствами языка перевода в конкретных условиях ситуации общения. Перевод, собственно, и состоит в выработке, формировании этого способа. Ниже более подробно будет рассмотрено именно такое толкование перевода вместе с некоторыми традиционными его трактовками.

Важно понимать, что в реальной деятельности переводчик не только не придерживается логико-рационалистических критериев при переводе, – его выбор в принципе довольно хаотичен и многогранен, и его очень сложно подвести под общую тенденцию или модель. Невозможно приравнивать теорию как построение учёного и реальные действия переводчика (первые отражают не речемыслительные процессы в рамках деятельности переводчика, а то, как учёный интерпретирует результаты и продукты этих процессов). Всё большую перспективность для исследования действий переводчика приобретает разработка таких экспериментальных приёмов, которые учитывали бы все факторы – от самых объективных до наиболее субъективных и эмоциональных. Создание таких экспериментальных методов – дело будущего.