Страница 25 из 31
Иногда отсиживали в карцере. Дома в таких случаях отец приказывал: «Илья, возьми ремень (длинный, широкий, всегда висевший в столовой на буфете), ступай в гостиную, я сейчас приду». В гостиной на ковре несколько ощутительных ударов этим ремнем были расплатой за карцер. Но со второго класса я нашел себе заступника в гимназии в лице священника Соловьева, вздумавшего для более наглядных рассказов священной истории завести большую карту Палестины. Я, как лучший ученик по рисованию, должен был ее нарисовать. Эта карта в лист ватманской бумаги[175], тщательно выполненная в красках, была повешена в классе.
В гимназической церкви я пел тенором на правом клиросе[176], затем священник, очевидно, в знак повышения, перевел меня на левый клирос и сделал псаломщиком[177], ослушаться было нельзя, это была «награда». Доброе отношение ко мне он не изменил, даже когда я нарушал своим своеволием обряды священнодействия. В гимназическую церковь ходили только гимназисты и некоторые учителя по обязанности, посторонние бывали только в пасхальную заутреню, когда сюда съезжалась уфимская аристократия. За обедней поп приготовлял огромную чашу причастия, т. е. красного вина кагора, разведенного теплой водой. И как только поп выходил из алтаря на амвон и говорил вразумительную проповедь, я добирался до чаши и вкушал этот приятный напиток, оставляя немного на дне чаши.
Уфимская мужская гимназия на Б. Ильинской ул. Фото 1910-х гг.
– Ты опять, негодяй, выпил причастие? Ведь это грех. Как ты смеешь! – ругал меня поп вперемешку со священными возгласами, грозил мне пальцем. – Я тебе! Господи, прости им, дураки не ведают, что творят, – апеллировал он к Богу.
Тогда учительские кафедры в две ступени уже сменились обычным небольшим столом. Парты были длинные, на четыре человека, с глубокой полкой для книг, куда прятались незнающие уроков. У попа уроки не готовили, болтали ему всякий вздор, лишь бы «ответ» был без запинки, а он не слушал и читал в это время сочинения Льва Толстого (обложка книги была завернута в бумагу).
Рисовал я также огромную карту по географии: здесь дело было сложнее, так как нужно было после уроков ходить в переплетную, единственную в Уфе, того же Блохина, где сначала подклеивали карту, а разрушенные части я перерисовывал там же из атласа. Виновником разрушения был наш класс: мы в большую перемену катали друг друга на таких картах, наклеенных на крепкую материю, ухватив за палку и мчась по длинному коридору.
Большое приволье было для меня в гимназии в отношении библиотеки и рисованья.
Библиотек было две, одна ученическая, для первых четырех классов, другая «фундаментальная», <в которую мы проникали благодаря культурному преподавателю словесности Новикову, умевшему отличать интересующихся учеников от безнадежных балбесов, известный процент которых ежегодно выгонялся из гимназии>[178]. Сначала я увлекался путешествиями: Жюль Верн читался запоем и во время уроков, и даже в период экзаменов. Журналы «Всемирный путешественник»[179] с отличными гравюрами и «политипажами в тексте»[180], частью «иллюминованными» от руки (путешествие Дюмон-Дюрвиля, Араго[181] и др.) – весь этот захватывающий материал познания света был мною прочитан многократно. Географию я знал, постоянные пятерки были в табелях, выдаваемых по четвертям учебного года, были пятерки и по языкам, но в графах «внимание» и «прилежание» часто стояли двойки и даже единицы, так как я был отчаянный шалун. Директор как-то [на]писал в табели особое примечание, что «ученик такого-то класса Илья Бондаренко ведет себя скверно и, если будет дальше так вести себя, то будет исключен из гимназии». Конечно, получив такой криминальный документ, отец повел бы меня на эшафот в гостиную, если бы мать не успела припрятать эту «почетную грамоту».
За уроками следила и помогала кузина, более всего обращая внимание на общее образование, и была строга в подборе книг для чтения. Долгие зимние вечера я проводил уже не в кухне с кучером Яковом, а в небольшой «угловой» комнате. Там было, как и во всем доме, сильно натоплено, но не так, как в других комнатах, особенно в спальне отца, где трещала изразчатая печь и даже однажды загорелась кровать. Форточек для освежения комнат отец не допускал: «Что же, улицы мы, что ли топим?» – возражал он. И долго читал я вслух кузине сначала русских и иностранных классиков, а затем перешел и к научным книгам, так, например, будучи во втором классе, я читал Р. Оуэна «Образование человеческого характера»[182], трудно понимаемые места она мне разъясняла. Читал много по русской истории. Позже она принесла мне «Систематический каталог библиотеки бр[атьев] Покровских»[183] (кажется, в Оренбурге), я переписал его и впоследствии руководствовался им. Отдел беллетристики в этом каталоге начинался романом Чернышевского «Что делать?», затем шли: Швейцер «Эмма», Шпильгаген «Один в поле не воин», Эркманн-Шатриан «История крестьянина», Омулевский «Шаг за шагом», Смирнова «Соль земли»[184] и т. д.
Пожарная каланча в Уфе. Фото 1910-х гг.
Знакомыми кузины были, между прочим, два серьезных офицера. Она брала меня с собой на вечера в офицерское собрание, где была хорошая библиотека. [В] летние вечера собрания происходили в лагерях, куда особенно тянули меня фейерверки. Офицер Дубков познакомил меня со способом изготовления <бенгальских огней, римских свечей, светящихся фонтанов, ракет, шутих и пр.>[185] фейерверков. Дали мне книгу Чиколева по пиротехнике[186];
в лавке отца были и краски, и я находил порох, селитру, серу, аммоний (сурьму) и только необходимые соли покупал в аптеке на скопленные копейки. Дома я упражнялся обычно в бане, там же устроил себе и тир, научившись стрелять из револьвера и ружья. Изготовленную ракету я однажды вечером испробовал в комнате.
Пролетевшая огненная струя и взрыв едва не перепугали [всех] и [не] наделали пожара. Кроме того, что я был отлуплен ремнем, у меня отобрали все инструменты и пиротехнические запасы. Конечно, вскоре я снова обзавелся новым оборудованием, но дальнейшие опыты уже производил на реке Белой. Прогулки совершались за город; ходили на Шихан, гору над излучиной реки, с крутым каменистым спуском, где соблазнительно было сойти с отвесной скалистой горы, изорвав, конечно, сапоги (ботинок тогда мальчики не носили, а только сапоги с подковками на каблуках, для форса подковки бывали и медные).
«Чертово городище», верстах в трех от города (остатки какого-то былого каменного укрепления дали повод к такому названию), было очаровательным местом. Высокие холмы заканчивались горой, с нее открывался редкий вид: внизу река далеко плавно извивается среди безлюдных лесистых берегов и даль, даль без конца. Это поэтическое место вдохновляло не раз М.В. Нестерова и, между прочим, когда он писал свою прекрасную «Христову невесту»[187].
Самое же интересное было спускаться с этой горы через непролазный бурелом, где кишмя кишели ужи, а то и быстрая медянка проползала из-под ног.
175
Ватманская бумага – белая плотная высокосортная бумага с поверхностной проклейкой; впервые была изготовлена в середине 1750-х гг. в Англии бумажным фабрикантом Джеймсом Ватманом старшим.
176
Клирос – места для певчих по обе стороны от амвона, специального возвышения для чтения проповедей, выдающегося полукружием в центр храма напротив царских врат.
177
Псаломщик – низший чин церковнослужителей, не возведенный в степень священства, читающий во время богослужения тексты Священного Писания, молитвы, исполняющий песнопения.
178
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 35 об.
179
«Всемирный путешественник» (СПб., 1867–1878) – еженедельный иллюстрированный журнал о путешествиях и географических открытиях, с 1879 г. вошел как особый отдел в состав журнала «Природа и люди».
180
Политипажи – гравюры на дереве в виде заставок, виньеток, иллюстраций и других рисунков, применяемые как типовые элементы оформления печатных изданий.
181
Речь идет об изданиях на русском языке Ж. Дюмон-Дюрвиля «Путешествие вокруг света, составленное из путешествий и открытий Магеллана, Тасмана, Дампиера [и др.]. С картами и многочисленным собранием изображений, гравюр на меди, с рисунками известного господина Сенсона, рисовальщика, совершившего путешествие с Дюмон-Дюрвилем на “Астролябии”». (СПб., 1836–1837) и Д. Араго «Гром и молния» (СПб., 1859), «Общепонятная астрономия» (СПб., 1861), «Историческая записка о паровых машинах» (СПб., 1861), «Биографии знаменитых астрономов, физиков и геометров» (СПб., 1859–1861) и др.
182
Имеется в виду книга Р. Оуэна «Новый взгляд на общество, или Опыты об образовании человеческого характера» (1813).
183
Частную публичную библиотеку братья В.К. и И.К. Покровские открыли в Челябинске в собственном доме для привлечения к чтению широких кругов населения. Она существовала с 1881 по 1913 г., ее основу составляли многочисленные семейные собрания. По сведениям библиографа Н.В. Здобнова, бывший студент Казанского университета Н.М. Зобнин, сосланный в Челябинск и занимавшийся приведением в порядок библиотеки Покровских, подготовил рекомендательный указатель – «Систематический указатель лучших книг и журнальных статей. 1856–1883», включивший более тысячи названий книг, статей, публикаций, разрешенных цензурой и вышедших в России за указанный период. Для получения цензурного разрешения к печати в 1883 г. в обложку «Систематического указателя…» вложили также каталог библиотеки Покровских. После получения разрешения библиографические пособия были напечатаны тиражом 1,5 тыс. экз. указатель и 200 экз. каталог. Вскоре указатель все-таки был запрещен цензурой, основную часть тиража изъяли из обращения, указатель распространялся нелегально, в том числе и в списках.
184
Автор перечисляет романы: Н.Г. Чернышевского «Что делать?» (1863), Ж.-Б. Швейцера «Эмма» (1864), Ф. Шпильгагена «В строю» (1866, в русском переводе «Один в поле не воин», 1867–1868), Э. Эркманна и А. Шатриана (псевд. Эркманн-Шатриан) «История одного крестьянина» (1868–1870), И.В. Омулевского «Шаг за шагом» (1870 – в журнале «Дело», 1871 – отдельным изданием под названием «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность»), С.И. Смирновой-Сазоновой «Соль земли» (1872 – в журнале «Отечественные записки», 1875 – отдельным изданием).
185
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 36.
186
Чиколев В.Н. Руководство к приготовлению и сжиганию фейерверков. М., 1867. Книга выдержала пять изданий.
187
М.В. Нестеров был уроженцем Уфы, где жил до 12 лет. Он написал несколько вариантов картины «Христова невеста»: I вариант (Москва, частное собрание, 1886), картина экспонировалась на ученической выставке Московского училища живописи, ваяния и зодчества в 1887 г.; II-й вариант (местонахождение неизвестно, 1887), сегодня она известна под названием «Девушка-нижегородка», приобретена великим князем Сергеем Александровичем в 1898 г., в 1910-е гг. находилась в собрании великого князя Дмитрия Павловича; III вариант (Приморская государственная картинная галерея, Владивосток, 1913).