Страница 26 из 31
Ходили часто на «степь». Там добирались до орешника и заходили в кумысное заведение Курамшина выпить живительного напитка[188]. Этот Курамша был богатый татарин, посещал иногда «кафе-ресторан» – небольшой трактир Сергушки (Сергея Михайловича), <помещавшийся в барском доме, где в бывшей гостиной позже бывали и мы, чтобы съесть гору пирожков и выпить местного пива завода Вольмута>[189]. Тут и восседал Курамша с обрюзгшим красным лицом, в тюбетейке и длинном бешмете (род кафтана). Водку татары не пили, только пиво, и этот кумысодержатель, когда напивался пивом и смотрел уже осовелыми мутными глазами, то заказывал гармониста. Появлялся известный на всю Уфу слепец, отлично игравший на гармонике духовные напевы. И вот слепой тянет церковный напев всенощного богослужения: «Слава в вышних Богу, и на земле мир и благоволение»[190], – подтягивая своим голосом, а пьяный Курамша в такт машет рукой и утирает слезы красным платком.
Церковь Иоанна Предтечи на Богородской улице в Уфе. Фото начала XX в.
Уже в каникулы первого года отец приказал мне идти в лавку. Он не был доволен моим гимназическим «чистописанием» и засадил меня в лавке на уголок прилавка переписывать из первой попавшейся книги для упражнения руки. Какое это было скучное занятие. Вероятно, потому я и не мог выработать в себе хорошего почерка. Наступили уже жаркие дни лета. Небо сияло, природа тянула. Пользуясь тем, что отец больше занимался делом, чем детьми, я убегал и спасенье нашел в моем дяде, упросившем отца отпустить меня на все лето к нему в деревню. Дядя Петр Степанович и тетя Маша были бездетны и всегда любили меня. И вот передо мной развернулся иной мир, мир свободной жизни в деревенской тиши. Верстах в 30 от Уфы, при башкирской деревне Салиховой, дядя имел в аренде мельницу на реке Узе, притоке р[еки] Дёмы. Кругом тучные башкирские степи, воспетые нашим уфимцем С.Т. Аксаковым в его «Семейной хронике»[191].
Безбрежная даль, тихая речка, купанье, рыбная ловля, прогулки вдоль Казанского тракта, обсаженного березами, <посаженными еще для поездки наследника, будущего государя Александра II на Урал от Казани через Уфу>[192]. Дядя научил меня охотиться на куликов, бегающих по песчаной речной отмели, и на ныряющих среди камышей диких уток.
Спал я, конечно, не в комнате, а в каком-то крытом загоне, где пахло живностью и кожей, навешенной по плетеной из прутьев стене. В чистенькой небольшой избе на полочке нашел я тоненькие книжечки журнала «Мысль»[193], издаваемого Л.Е. Оболенским. Это были сборники литературно-научных статей, конечно, прочтенных мною в дни, когда дождливое небо спускалось над необъятной ширью степи, под глухой шум мельничного кауза[194]; в тишине было хорошо читать, заедая страницы вкусными лепешками на сметане из серой муки.
Ездили на башкирские праздники Зиин и Сабантуй – это скачки башкир на неоседланных лошадях и борьба. Дядя знал отлично башкирский язык (тот же татарский с небольшими фонетическими особенностями). Я понемногу незаметно выучился этому языку, зная обиходные слова еще с детства, так как и отец знал этот язык. Лет за десять до моего вступления в гимназию там еще преподавался татарский язык, и среди товарищей по классу было много башкир. Но затем началось «обрусение», и даже единственное татарское училище в Уфе только терпелось начальством. Здесь (в Салиховой) я видел Башкирию с ее еще нетронутыми целыми черноземными ковыльными степями, цветущими лугами, стадами кобылиц с таким вкусным тогда кумысом. Бывая в деревне, я видел эти убогие избы, где часто вместо стекла окно было затянуто бычачьим пузырем. Видел неприглядную жизнь бедных татар, безропотно работающих среди безысходной нужды и нищеты. Работали они неторопливо, но усердно. Постоянно купались, причем это купанье утоляло их жажду в жестокий их пост уразу[195], выпадающий обычно летом. В течение целого дня по жестокому магометанскому закону уразы (20 дней[196]) нельзя было ничего есть и пить, но как только наступал вечер, азанчи[197] поднимался на минарет убогой мечети и нараспев призывал милость Аллаха, и тут-то изголодавшиеся татары принимались за еду и кумыс. А днем, желая утолить жажду, они стояли подолгу в воде по шею, но воды не пили. Женщины ходили еще в национальных костюмах, а детишки бедняков бегали и голыми. <Возвращается в деревню башкир на малорослой своей лошаденке и тянет заунывную песню, иногда вынимая из-за пазухи зурну, медную пластинку, издающую один звук. И одет башкир, как и остальные, в войлочную шляпу с большими полями, халат, а иногда и в меховой шапке в знойный день>[198].
Пожарная каланча в Уфе. Открытка начала XX в.
Но на следующий год тихая жизнь у дяди нарушилась. <Ночью была подожжена соседним мельником мельница. Сгорела дотла. Избу отстояли. Я уехал в город. Дядя вновь отстроил мельницу и потом стал управляющим большого богатого имения Поносова при деревне Алкиной близ Уфы на р[еке] Дёме. И там я любил летом погостить и совершать прогулки верхом по степным зарослям. Еще в детстве возил меня отец с собой в с[ело] Богородское или на пристань, и на цыганскую поляну за р[еку] Белую – посмотреть пригнанные плоты, ходили по вертлявым бревнам, пахло сырым лесом, мочалой>[199].
В гимназические годы в летнее время были и хожденья с богомольцами и на далекие концы, вроде г[орода] Табынска[200] (за сто верст от Уфы). Влекла благотворная природа и живописный быт. Ночевали в сенном сарае, засыпая под разговоры о происшествиях, ранним утром купались в речке, затем чай на постоялом дворе, а там дорога среди лесов и полей с их далью и живительным воздухом. Ездили с товарищем на уральские заводы. Отроги синих гор и скалы из белого сланца[201] были таким новым впечатлением, особенно в долине речки, где Симский завод. <Какой-то дедушка угощал запеченой картошкой в ночном горшке: “Уж очень удобная посудина, с ручкой”>[202].
Скоро река Белая была завоевана мною. Исполнилось заветное желание иметь свою лодку, свободно плавать куда хочешь, а главное, больше проводить времени на реке. Моему товарищу его дядя подарил лодку и устроил нам рыбачий прикол, посадив хозяйничать старика-рыбака. Нас было трое гимназистов, и четвертый был Сазонка-слепец, старше нас, но постоянно находившийся около нас. Он как-то удивительно мог ходить на реку, ощупью изучив дорогу через лес, а, выйдя на берег, кричал, и мы его перевозили в лодке.
И вот мать сшила мне сумку из клеенки, давала мне каравай черного хлеба, соли, луку, чаю и сахару, а также 5 копеек на расходы, и я мчался на реку. Там за нами наблюдал сначала дядя, тоже уже старичок, постоянно нюхавший из «тавлинки» (табакерки) табак. На берегу, недалеко от перевоза, на песчаной отмели, ближе к лесу был наш шалаш, строили мы его сами, я его выкрасил, как и лодку – на моей обязанности было следить за ее проконопаткой и окраской. Это была обычная долбленая из целого дерева лодка с нашитыми дощатыми бортами без всякого руля.
188
Кумысное заведение дворянина Курамшина, открытое в 1870 г., находилось у деревни Глумилиной, Богородской волости, Уфимского уезда, в полутора верстах от города, недалеко от пристани на реке Белой. Бутылка кумыса в 1896 г. в нем стоила 10 копеек.
189
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 36 об.
190
Сокращенный вариант «Великого славословия». Правильно: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение», – ангельская песнь, пропетая при благовести о рождении Иисуса Христа. Лук. 2:14.
191
Автобиографическая повесть С.Т. Аксакова «Семейная хроника» (1856).
192
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 37.
193
«Мысль» (СПб., 1880–1882) – ежемесячный литературно-научный журнал, издавался редактором профессором Н.П. Вагнером, Л.Е. Оболенский был его редактиром с № 6 в 1882 г.
194
Мельничный кауз (коуз) – желоб, по которому вода течет на колесо.
195
Ураза, ас-саум (араб. الصوم풛) – мусульманский пост. Может совершаться в любой день, кроме праздничных (Ураза-байрам, Курбан-байрам); представляет собой один из столпов ислама, поэтому его соблюдение является для мусульман обязательным. В период поста мусульмане ежедневно с рассвета солнца (за 1,5–2 часа до восхода солнца) и до его заката воздерживаются от принятия пищи, питья и интимной близости.
196
Бондаренко ошибся – в месяц Рамадан по исламскому календарю мусульмане обязаны соблюдать 30-дневный пост.
197
Азанчи – служитель мечети, читающий азан (призыв к молитве), муэдзин.
198
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 37 об.
199
Там же. Л. 38.
200
В храме села Табынское (Башкортостан) долгое время находилась чудотворная икона Богородицы, известная как Табынская икона Божией Матери. В годы Гражданской войны она была вывезена в Китай, с 1948 г. след ее утерян.
201
Сланцы – горные породы из ориентированно расположенных минералов, обладающих способностью раскалываться на тонкие пластины или плитки.
202
Симский завод – железоделательный завод, основанный в 1760 г. в городе Сим на Южном Урале (РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 38).