Страница 19 из 31
Февральские вьюги и метели приносили масленицу. Блины пекли с понедельника, тяжелые гречневые, лишь детям разрешалось немного молочных, и пекли блины с восьми часов утра, а пятница и суббота были разгульными днями. По Казанской улице катанье в разукрашенных коврами санях, с бубенчиками под дугами, гимназический бал в Дворянском собрании. В воскресенье блинов не полагалось, а только оладьи, и в этот день ездили всей семьей на степь, смотреть, как стоявшие в то время в Уфе оренбургские казаки брали приступом снежный городок-крепость, разрушая замороженные глыбы снеговой башни, что так глубоко правдиво передал в своей картине Суриков[95]. Наступал вечер этого хмельного «прощеного дня»[96]. Тяжелые сцены «прощенья», когда взрослые и седые почтенные родственники приезжали к отцу, как к старшему, и кланялись ему в ноги, причитая:
– Простите меня, Христа ради, дяденька.
– Бог тебя простит. И меня прости, – говорил отец и также опускался своим грузным телом на колени. Также и женщины, и мы, дети, должны были совершать этот церемониал.
И потянулся скучный Великий пост с обязательным говеньем и строгим соблюдением семинедельного поста. Но вот подходила и весна. Текли ручьи от талого снега, просыхали дороги. Весь город высыпал на гору смотреть, как Белая «тронулась», а после ледохода слушали мы выстрелы из небольших пушек: то пришли с верховья рек первые баржи и беляны[97]. Начиналась игра в бабки[98], скопленные в течение всего года, когда обглоданные мослы клались за печку, где их начисто обчищали тараканы. На дворе и на тротуарах так и слышится: «Плоцка, сака, дурра» (названия позиций бабок), «выиграл два кона с понарошкой» (кон – четыре бабки, понарошка – маленькая бабка). Качели, крашеные яйца, куличи, гости – все это было ежегодным разнообразием оцепенелой провинциальной, скучной жизни и нашего скучного дома.
Улицы старой Уфы. Открытки начала XX в.
Лето, пыль и зной. В доме в послеобеденное время закрывали ставни окон, и все отдыхали, вплоть до кухарки и дворника, прикорнувших на лавках в кухне.
8 июля, Уфа оживала – «Казанская»[99]. Накануне ездили, а больше ходили пешком в село Богородское за иконой[100]. А на другой день встречать икону выходил весь город. Лавки закрыты, присутствия в учреждениях не было. И по нашей, тогда главной улице, несли «Владычицу». Толпа лавиной вливалась в улицу. <Попы, колокольный звон, нестройный хор поет тропари, полицейские, нищие на фоне разряженных горожан и цветных зонтиков купчих, полицмейстер, словом, подобие “Крестного хода” Репина. Духота, жара несносная, пыль столбом, у ворот ставились кадки с квасом промочить горло, и все это спешит, толкается, с красными, потом облитыми лицами. Слышится: “Сподобилась, матушка, встретила”>[101].
Затем разносили по домам печатное объявление: «Завтра по вашему кварталу будет шествовать святая и чудотворная икона Казанской Божией Матери». Впереди Николка-дурачок нес знамя с изображением иконы, затем шли попы, и за ними горожане несли огромную икону. Служили в зале молебен, пролезали все под икону, а в гостиной дьякон с попом наскоро промачивали осипшее горло. Оделяли данью попов и медяками нищих.
Прямой противоположностью строгому отцу была наша мать. Молчаливая, мягкая, добродушная и любвеобильная к детям, незлобивая и никого не осуждавшая, она молча выслушивала ворчанье отца. Постоянно помогала она бедным. <Приходила какая-то старушка Ермолаевна, и мать всегда наделяла ее хлебом, мясом и тряпьем. Отец ворчал: “Приживальщиков приучаешь”>[102].
Встреча крестного хода из села Богородского с Богородско-Уфимской иконой Божией Матери 8 июля в Уфе. Фото 1910 г.
Ко мне мать была очень снисходительна и никогда не возражала, когда я ездил с дворником на реку за водой или убегал с мальчишками купаться.
Часто сидела она у окна в зале, читая с увлечением «Ниву» и зачитывалась особенно Всеволодом Соловьевым, его бесконечными «Горбатовыми»[103]. Смотрела рассеянно в окно, замечая, что вон у Чернобыкиных новый кучер и что-то часто ездит на базар «Волчиха» (т. е. жена Волкова[104]). <“Кого это хоронят, поди-ка спроси”, – посылала кого-нибудь мать. По улице медленно тащился катафалк в одну лошаденку, покрытую черной попоной, на катафалке – простых дрогах с четырьмя колонками и балдахином, гроб; кучер, одетый в черный балахон и широкую мягкую шляпу, за гробом плетется священник и плачущая осиротелая вдова с детьми. Бедного чиновника хоронят. “Царство небесное”, – набожно крестилась мать и снова принималась за чтение “романов”, пощелкивая кедровыми орешками, или суетилась по хозяйству>[105].
Река всегда влекла меня к себе. Ранние впечатления от нее неизгладимы. Смутно рисует память одну из первых поездок на пароходе по р[еке] Белой. Где-то около Дюртюлей[106] пароход остановился ночью, подали с берега лодку, и меня, полусонного, несла мать по трапу куда-то в неведомую черную бездну реки… Это мы ехали в деревню Ахлыстино. Затем поездка с ней в Казань, в Свияжск поклониться мощам Германа[107]. Впечатление какого-то огромного города, но я был удручен детским горем: мячик в виде апельсина я уронил в Белую.
Отец часто брал меня с собой, и мы ездили на Софроновскую пристань[108] к пароходчику Лузину. Плененный видом парохода, я нарисовал этот пароход, и отец с гордостью показывал, как пятилетний Илюша рисует. Отсюда и детские игры сосредотачивались около пароходов, и во всю мою жизнь пароходные поездки являлись для меня высоким удовольствием.
Река с ее сокровенной прелестью всегда приковывала и очаровывала меня своим широким плесом, красивыми берегами и особенной умиротворенной жизнью. Одинокое детство располагало к мечтательности, и мысленно совершал я фантастические путешествия. У отца были братья, но когда я рос, их уже не было в живых. От брата отца Егора осталась дочь, сиротку взял отец и стал ее опекуном.
Эта сиротка, моя кузина Катя, уже училась в гимназии и была лучшей ученицей, переходя из класса в класс с «похвальными листами» и наградами.
С появлением Кати в нашем доме повеяло словно весной, и дом осветился именно «лучом света в темном царстве»[109]. Отец любил Катеньку, и даже ее постоянные отлучки к ее знакомым не возбуждали в нем протеста, а отец не любил, чтобы дети «зря шлялись».
Начитанная, передовая, она имела большое знакомство среди незначительного круга уфимской интеллигенции. Лет на десять старше меня, она стала руководить моим воспитаньем. Раздались уже протесты ее против посылок нас в церковь, да еще к ранней обедне, и мне позволено было уходить ко всенощной с Катей в собор, куда мы заходили минут на пять, а затем шли куда-либо к ее знакомым. Носила домой книги, читала их вслух в столовой, и отец невольно заслушивался. Понемногу заглох и кухонный клуб…
95
Имеется в виду картина В.И. Сурикова «Взятие снежного городка» (1891, ГРМ).
96
Прощеный день, Прощеное воскресенье – последнее воскресенье перед Великим постом или 7-е воскресенье перед Пасхой. В этот день все православные просят друг у друга прощения, чтобы приступить к посту с доброй душой, сосредоточиться на духовной жизни.
97
Беляна – волжское несмоленое белое плоскодонное речное судно (барка), использовавшееся для сплава леса, смолы, рогожи, веревок.
98
«Бабки» – старинная народная игра, игровой процесс которой заключается в ловкости бросания косточек-бабок, давших название игре.
99
То есть праздник Казанской иконы Божией Матери.
100
Речь идет о чудотворном списке с Казанской иконы Божией Матери, обретенном, по преданию, в 1621 г. в селе Богородское под Уфой и в 1677 г. перенесенном в Смоленский собор Уфы. В XIX в. – первой трети XX в. сложилась традиция ходить с иконой крестным ходом после литургии в день Казанской иконы Божией Матери 8 (21 н. ст.) июля. Чудотворную икону переносили в богородскую церковь, где происходило всенощное бдение, на следующий день после литургии крестный ход направлялся к часовне на месте явления иконы, а вечером ее возвращали в Уфу. Несмотря на утрату чудотворного списка в 1930-е гг., эта традиция возродилась в 1990-е гг. С 1993 г. почитается Русской православной церковью как Казанская Богородско-Уфимская икона Божией Матери.
101
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 23.
102
Там же. Л. 23 об.
103
В журнале «Нива» печатался частями роман-эпопея В.С. Соловьева «Хроника четырех поколений» – «Сергей Горбатов» (1881), «Вольтерьянец» (1882), «Старый дом» (1883), «Изгнанник» (1884), «Последние Горбатовы» (1886).
104
Скорее всего, речь идет о жене городского головы Уфы Д.С. Волкова, который с семьей жил на Лазаретной улице.
105
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 27. Л. 23 об.
106
Дюртюли – село (с 1989 г. – город), пароходная пристань на реке Белой в 124 км к северо-западу от Уфы.
107
В Свияжске, городе-крепости, основанном Иваном IV Грозным в 1551 г. на острове близ впадения реки Свияги в Волгу недалеко от Казани, находится Богородице-Успенский мужской монастырь Казанской епархии Русской православной церкви (1555). Одним из основателей и первым настоятелем монастыря до 1564 г. был архимандрит Герман. Чудотворные мощи святителя Германа в 1592 г. были перенесены из Москвы в Свияжск. Всероссийское прославление святителя Германа началось с 1695 г. после освидетельствования его нетленных мощей казанским митрополитом Маркеллом, по благословению патриарха Адриана. В 1920-е гг. после закрытия монастыря мощи были утрачены. Однако частица мощей святителя была обретена в 2000 г., разделена, одна часть хранится в Иоанно-Предтеченском монастыре в Казани, другая – в Успенском соборе Богородице-Успенского монастыря в Свияжске.
108
Сафроновская (Софроновская) пристань в Уфе на берегу реки Белой названа по имени купца Ф.С. Софронова, у которого здесь были склады и причал для грузовых барок. С появлением на Белой пароходов, пристань стала главным городским речным портом. К ней можно было доехать по Лазаретной улице, на которой находился дом, где жила семья Бондаренко. Сейчас в районе этой пристани находится речной вокзал.
109
Аллюзия на статью Н.А. Добролюбова «Луч света в темном царстве» (1860), посвященную драме А.Н. Островского «Гроза» (1859).