Страница 26 из 28
Чудо не то, что, несмотря на все свои неудачи, художник до последнего вздоха продолжал писать, а то, что перед смертью он создал огромное количество шедевров, равных которым не было в его творчестве с 1874–1879 гг. «Суд Париса» (1908, коллекция Ленгтона, Лондон), «Раненая купальщица» (1909, коллекция Детш де ла Мерта, Париж), «Пастушонок» (1911, коллекция Турнейсена, Мюнхен), две или три «Сидящие обнаженные модели» (1912), несколько композиций «Купальщиц» (около 1916, в том числе композиция из коллекции Барнеса в Мерионе) – это шедевры, покоряющие как подлинно дионисийской вдохновенностью цвета, так и ритмической гибкостью форм, а также чудесной согласованностью живописной поверхности и глубины. В 1916 г. моделью Ренуара стала Деде, совершенно ослепившая его. Ее золотоволосая юность, ее тело, так хорошо отражавшее свет, вернули живописи Ренуара былую молодость. Я насчитал больше ста картин и эскизов (головы, портреты, обнаженное тело), написанных Ренуаром с Деде, и все это – за четыре последние года жизни художника. Многие из этих вещей – шедевры. Доминирующий цвет – красный с бесконечным разнообразием нюансов. Особенно большой мощи объемов Ренуар достигает в тех вещах, где он изображает Деде обнаженной; это относится даже к эскизам, выполненным беглыми мазками. Все эти произведения – гимн свету и цвету, молодости и жизни. Пожалуй, ни один художник, кроме разве что Тициана и Сезанна, не проявил в старости такой восторженной любви к вечно возрождающейся жизни, как Ренуар.
Последние годы жизни Моне (1892–1926)
В 1893–1895 гг. особое место в творчестве Моне занимает Руанский собор. Виды его, с легкой руки Клемансо, считаются шедеврами, однако сегодня принять столь восторженную оценку несколько затруднительно. Стремление добиться в них магического эффекта очевидно, но насколько это ему удалось – еще вопрос.
Поездка в Норвегию, совершенная Моне в 1895 г., сила эффектов северного освещения возвращают художника к фовизму 1885 г. Однако ритм произведений тех лет уже утерян.
В 1896 г. Моне опять приезжает в Пурвиль, где он работал в 1882 г. Воспоминание о прежних картинах настраивает его на тихий меланхолический лад. «Я несколько робею и работаю на ощупь, но в общем чувствую себя в своей стихии». Незадолго до этого Моне болел, на душе у него тоскливо: ему кажется, что друзья покинули его. В Чикагском музее «Хижина таможенников», датированная 1897 г., висит рядом с «Лодками зимой», картиной 1885 г., о которой мы упоминали как об одном из характерных образцов фовистского стиля Моне. В 1897 г. он более объективен, но утратил всю энергию, всю творческую силу.
В 1898 г. он начинает серию «Кувшинки». Многие из этих полотен, относящиеся к 1899 г., полны света, хорошо контрастированы, очаровательны. Лучшие из всех «Кувшинок», которые я видел, находятся в коллекции Камондо в Лувре (№ 189), в музее Метрополитен, Нью-Йорк, в коллекции Тайсона в Филадельфии, в Московском музее изобразительных искусств. Среди них – настоящие фантасмагории красочных гармоний. Однако в картине той же серии (коллекция Камондо, № 190), относящейся к 1900 г., цвета стали кричащими, гармония их утеряна. Моне возвращается к «Кувшинкам» в 1905 г., а выставляет их, да и то с большими колебаниями, лишь в 1909 г., когда его успех уже обеспечен. Однако до уровня 1899 г. он уже не поднимается.
Наиболее отчетливо недостатки, присущие творчеству Моне, обнаруживаются в серии «Лондон», над которой художник работает с 1899 по 1904 г. Еще в 1871 г. он написал «Вид Темзы», где энергия его стиля, достигавшая тогда такой силы, как бы растворяется в тумане. Точно так же в полотнах серии «Лондон», написанных в начале текущего века, находит выражение все то расплывчатое, что есть у Моне: цвет, свет и форма теряются в еле различимой туманной дымке. Передавая ее, художник стремился к такому живописному эффекту, при котором каждый предмет растворялся бы в атмосфере; он хотел выйти за пределы живописи, сделать невидимое видимым. Но, к сожалению, то, к чему он пришел, нередко представляет собою лишь поверхность неясных оттенков. Создавая эту серию, Моне прошел через все стадии веры в себя и полного упадка духа. Но когда выставка, открывшаяся в 1904 г., приносит ему явный успех, он снова приободряется.
Осенью 1908 г. он впервые едет в Венецию и сразу поддается очарованию этого города: «Какое несчастье, что я не побывал здесь, когда был помоложе, когда у меня хватало смелости на что угодно!» Бруклинский музей располагает очень красивым «Дворцом дожей» работы Моне. Здесь нет ни тумана, ни расплывчатой дымки, зато есть контрасты, розовый свет, играющий на фасаде дворца, и отражения в воде, которые в полном смысле слова движутся. Благодаря этому полотно излучает подлинно магическую силу. Но это исключение, в остальных же случаях эффекты также ослаблены дымкой, словно художник видел венецианские дворцы сквозь лондонские туманы.
Хотя каждая выставка новых работ приносит Моне все более прочную и громкую славу, бунтарство молодых приводит его в состояние мучительной подавленности. 10 мая он пишет Дюран-Рюэлю: «Сегодня, больше чем когда-либо, я сознаю, насколько искусствен мой незаслуженный успех… Я заранее знаю, что Вы сочтете мои полотна безупречными. Я знаю, что, выставив их, добьюсь большого успеха, но меня это не радует, ибо я уверен, что они плохи, и никто меня в этом не разубедит». 30 января 1913 г. он повторяет: «Мне до предела противно то, что я делаю. Я всегда верил, что со временем стану доволен собой и сделаю что-нибудь стоящее. Увы, эту надежду пришлось похоронить, и теперь у меня душа не лежит ни к чему».
Последним подвигом Моне были декоративные композиции «Кувшинки» в Оранжери. Над этими композициями, начатыми в 1915 г. и принятыми государством в 1921 г., он работает до 1923 г. В 1886 г. Писсарро заметил, что Моне в своей живописи – декоратор, лишенный чувства декоративности. Это меткое замечание было затем повторено и другими, в частности Морисом. Следует понимать, что за этими словами стоит важная эстетическая проблема. Художник-декоратор – это тот, кто ограничивается поверхностью, не интересуясь живописной конструкцией и не стараясь проникнуть в суть того, что он изображает. Конечно, такая поверхность может быть гармонична сама по себе, может быть оправдана тем, что она задумана именно как поверхность. Но если художник притязает на глубину и одухотворенность и при этом останавливается только на поверхности, если он, говоря иными словами, не отдает себе отчета, насколько поверхность сама по себе ограничена в своих возможностях, он превращается в декоратора, лишенного чувства декоративности. В этом, вероятно, и заключается причина того пренебрежения, с которым в наши дни публика относится к декоративным композициям «Кувшинки».
В 1878 г. Моне считался вождем импрессионистской группы. В первые годы нашего века его нередко рассматривали как единственного импрессиониста. Это очевидное, но очень распространенное заблуждение. Импрессионизм в значительной мере обязан своим появлением Писсарро и Ренуару. Как мы уже показали, Моне не был чистым импрессионистом и после 1880 г., когда в искусстве вновь распространились символика, «изображение идей», стремление к непознаваемому.
В 1904 г., после смерти Сислея и Писсарро, когда Ренуар не без кокетства с традицией выставлял композиции, изображающие фигуры с округлыми формами, Моне показал публике свои подернутые дымкой виды Лондона. Слабость этой серии способствовала тому, что Моне отождествили с импрессионизмом, а молодые художники отошли от Моне и восстали против импрессионизма в целом. В это время Моне стал и жертвой и могильщиком импрессионизма. Не удивительно, что в таких обстоятельствах у него было подавленное настроение. Жаль только, что перед его мысленным взором позади «Лондона» и «Кувшинок» не возникали «Паруса в Аржантее». Они возродили бы в нем веру в непреходящую ценность его творчества.
Болезнь глаз, которой Моне страдал с 1900 г. и которая в последние годы жизни довела его почти до полной слепоты, усугубила его подавленность. Она стала еще более безысходной после смерти любимой жены в 1911 г. и сына Жана в 1914 г. Моне никогда не был особенно общителен, а под старость и вовсе стал мизантропом: он отказывается от встреч с людьми, не принимает никаких визитеров, не одобряет рост цен на картины, даже на свои собственные. Все, чем он себя окружает, помогает ему устроить для себя искусственный рай на земле. Это его сад, так тесно связанный для Моне с его феерическим искусством, это его коллекция, которую он начинал собирать еще в годы нужды и к концу жизни художника включавшая много шедевров Сезанна, Ренуара, Мане, Писсарро. До самой его смерти, последовавшей 6 декабря 1926 г., в числе его ближайших и вернейших друзей были Жорж Клемансо и Гюстав Жеффруа, опубликовавший в 1924 г. превосходную биографию художника.