Страница 6 из 11
Гордись, пацан! А Стрельцов был абсолютно спокоен, невозмутим и уверен в своих силах и грядущих победах.
Мельбурн – Москва, 1956 год
На палубе тихоокеанского лайнера, дизель-электрохода «Грузия», все было просто замечательно. Сидя за легкими столиками в плетеных креслах, ребята-олимпийцы, наслаждаясь прохладой, потягивали австралийское пиво, сравнивая его достоинства с родным «Жигулевским». Возвращаясь домой, они уже вторую неделю бороздили океанские дали, наслаждаясь безмятежной свободой и на полную катушку пользуясь бездельем и всемерным обожанием праздной публики. Каждый развлекался по-своему. Двукратный олимпийский чемпион, безусловный герой Игр Владимир Куц лишь изредка показывался из своей каюты, неизменно подшофе, и неспешно прогуливался по палубе, мало с кем общаясь. Затем, перемолвившись о чем-то с официантом, возвращался к себе, а стюард с подносом, накрытым салфеткой, семенил за знаменитым стайером.
Кузьма – Иванов ни на шаг не отходил от гимнастки Лидочки Калининой, которая в Австралии тоже стала оимпийской чемпионкой. За другими симпатичными и смешливыми гимнасточками – Ларисой Латыниной, Соней Муратовой, Томочкой Маниной – напропалую ухлестывали другие футболисты, и близко не подпуская к ним всех прочих потенциальных ухажеров.
Стрельцов же уединился в компании с Никитой Симоняном.
– Эдик, ты – просто молодчина. Играл здорово! Мне бы твои годы, мы бы вместе еще таких чудес на поле натворили! – Симонян поднял высокий бокал: – За тебя! Хотя нет… Пить пиво за мужчину – обидеть его. Сейчас, погоди, я скоро.
Он бодро поднялся и исчез. Появившись вновь на палубе через несколько минут, издалека победно взмахнул каким-то предметом, завернутым в газету. Любой уважающий себя мужчина легко бы определил: бутылка! И явно не пивная!
На столик была торжественно водружена, как драгоценная старинная амфора, бутылка армянского коньяка «Двин». Вот это другое дело! Вышколенный стюард тут же подал рюмки и тарелочку с нарезанным лимончиком. Здесь олимпийцам было позволено все.
– За тебя, Эдик! За твой талант! Поехали, Бэби!..
– Какой же я бэби? – недоуменно пожал плечами Стрельцов. – Я ведь уже не пацан, Никита Павлович. А вы все: Бэби, Бэби…
– Да ты не обижайся. Это же мы все любя. А кто ты для нас, старичков? Конечно, Бэби! На глазах повзрослевший сын.
Эдику понравилось слово «повзрослевший», и он, успокоившись, произнес:
– Это сейчас я «Бэби», а скоро буду «Стрельцом».
Выпили.
– Спросишь, откуда взялся мой родимый напиток посреди океана? Ребята из торгпредства одарили. Надо же – родной армянский коньяк из Австралии домой везу! Это им для приемов с диппочтой присылают и, так сказать, для внутреннего употребления. Чтобы Родину не забывали. – То ли океанский бриз, то ли коньяк легко и приятно пьянил головы, но Симонян вдруг достал из кармана брюк золотую олимпийскую медаль, покачал на ленточке: – Я вот что решил, Эдик. Эта медаль твоя, и не спорь. Мало ли что там эти деятели из Олимпийского комитета установили правила, дескать, медаль вручается только участникам финала. А мне на это наплевать! Придурки! Эта медаль твоя по праву, ты ее заслужил, завоевал. Понял?! Держи!
Стрельцов смутился, но решительно отвел руку дарителя:
– Нет, Никита Павлович. Спасибо, конечно. Но только я никак не могу ее принять. Вот смотрите. Вы уже, извините, в возрасте, так? Вам сколько к следующей Олимпиаде будет? То-то же… А у меня, знаете, этих медалей еще будет и будет!
От собственных заоблачных перспектив он даже зажмурился и счастливо улыбнулся. Симонян сделал вид, что обиделся, но жест Стрельцова по достоинству оценил.
– Ладно, давай еще по одной, Эдик. За нашу победу! Сейчас нам все можно! Даже нужно! – Стерев улыбку с лица, он очень серьезным тоном добавил: – Одно советую. Учти, Эдик, за особыми и присмотр особый. И не только на поле – везде. «Серые» – они всегда людишки мстительные, по себе знаю. Но я что? Как ты говоришь, уже в возрасте… В общем, береги себя, Эдик, прошу тебя, – и потрепал своего полноценного партнера по сборной по плечу.
…Накануне финала олимпийского турнира главный тренер сборной объявил состав. Все было предсказуемо. Но когда речь зашла о линии нападения, Гавриил Дмитриевич Качалин неожиданно сказал:
– В центре сегодня будет играть Симонян. Эдик выложился по полной в полуфинале и в предыдущих матчах. Молодец! Так что, отдохни. Ты свою задачу выполнил.
Все недоумевали: голами Стрельцова команда, по сути, дошла ло финала. А его гол в полуфинале болгарам был признан лучшим на турнире. И тут, в главном матче, он за бортом? Тем более все знали, что, по правилам МОК, золотых олимпийских медалей для футболистов чеканилось только одиннадцать. (Кстати, по тем же драконовским олимпийским законам, даже замены по ходу игры в командах не разрешались – травма не имела значения.)
Стрельцов, конечно, по-мальчишески отчаянно переживал, что не попал в финальный состав, но виду не показывал. Капитан Игорь Нетто, которого все «по-маяковски» называли «человеком и пароходом», пытался объяснить Эдику:
– Поскольку Кузьма играть не сможет из-за травмы, нет смысла разрывать спартаковскую связку Татушин – Исаев, и в центр логично ставить Симоняна. И Сальников, кстати, того же мнения, и Ильин. Им будет проще – полное взаимопонимание одноклубников.
(Правда, позже ходили невнятные слухи, что за Симоняна перед Качалиным накануне финального матча хлопотал сам Анастас Иванович Микоян: дескать, включи в состав земляка, век не забуду. Впрочем, возможно, это были только досужие сплетни.)
Долгих девятнадцать дней длилось праздничное олимпийское океанское путешествие.
«Когда нас встречали во Владивостоке, – с восторгом вспоминал Стрельцов, – и после, всю дорогу до Москвы на каждой станции люди за много километров приходили, чтобы только взглянуть, понятно стало, что, проиграй мы, как на прошлых Играх в Хельсинки, многие бы не считали Олимпиаду по-настоящему выигранной».
Новый, 1957 год олимпийцам довелось отмечать трижды: по-дальневосточному, по-сибирски, ну а потом уже, естественно, по-московски.
В Москве в честь чемпионов состоялся грандиозный митинг. Их приветствовали как подлинных героев.
И посыпались награды. В числе остальных членов команды Эдуарду Стрельцову было присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР. Через месяц его наградили еще и орденом «Знак Почета».
Обласканы были, конечно, все. Капитана сборной Игоря Нетто наградили орденом Ленина, Льву Яшину вручили орден Трудового Красного Знамени, и так далее. Не забыты были и материальные блага. Родимый «ЗИЛ» выделил Эдику двухкомнатную квартиру в ведомственном 7-этажном новом доме на Автозаводской. Комитет по физической культуре и спорту – автомобиль «Победа». Валентин Иванов стал соседом Эдика по дому, вселившись в квартиру на втором этаже уже с женой – безусловно, несравненной Лидочкой Калининой.
Машине Эдик радовался, пожалуй, даже больше, чем новой квартире. Только вот руль не был послушен ему, как футбольный мячик на площадке.
Известен случай, когда начальник команды после очередной аварии, в которую угодил Стрельцов, чуть ли не слезно умолял горе-водителя: «Эдик, продай ты на хрен свою колымагу, я хоть буду спать спокойно».
В тот день опаздывал не только Стрельцов. Уже безнадежно не успевал на важное совещание в областной прокуратуре молодой следователь Максим Иванников. Затор на дороге образовался у него на глазах и лично для него мог оказаться погибельным.
Он уныло плелся за катившим в десятке метров от него самосвалом, груженным силикатным кирпичом. Вдруг у этой махины начал подниматься кузов – и на проезжую часть стала ссыпаться вся эта грозная масса. Максим еле успел затормозить и вильнуть чуть в сторону. Теперь перед бампером его «москвичка» и тормозящих за ним машин высилась гора битых кирпичей. Правда, все могло бы быть гораздо хуже. Оправившись от шока, Максим огляделся в поисках выхода. Выскочить на «встречку» не было никакой возможности – моментально прибывший наряд ОРУДа[2] наглухо замуровал все лазейки.
2
ОРУД – отдел по регулированию дорожного движения, предшественник ГАИ.