Страница 5 из 11
Председатель собрания Никита Симонян подписал протокол, в котором значился единогласно принятый приговор: снять со Стрельцова звание заслуженного мастера спорта и лишить ежемесячной стипендии члена сборной СССР.
Но в Ленинградский народный суд руководство сборной все же обратилось – Стрельцов Э. А. в составе команды должен отправиться на тренировочные сборы в Китайскую Народную Республику – и судья Филолова милостиво решила ограничиться тремя сутками ареста.
Но ни в какой Китай Эдик, конечно же, не поехал. С таким-то клеймом…
Маху дала считалочка.
Зато в Америке побывать удалось. Правда, в Южной, потому что в Северной играть было не с кем. Они все на каком-то своем американском футболе сдвинуты. А вот с чилийцами во второй половине 50-х играть было куда интереснее. Каждый здесь жил своей жизнью, а все вместе, вся страна – футболом.
В холле гостиницы, где остановились футболисты, им волей случая встретился Евгений Евтушенко. Поэт, воодушевленный своим творческим триумфом в Сантьяго и полученным гонораром, тут же пригласил всю компанию к себе в номер. И там, окончательно раздухарившись, пообещал каждому игроку, кто забьет чилийцам, по 50 долларов.
Но оконфузился поэт, как выяснилось после игры: голов в воротах сборной Чили оказалось больше, чем денег у Евтушенко в бумажнике. Посмеялись, и только. В Москве сочтемся…
В середине 50-х в советском футболе возник необычный патриотический почин. Между различными спортивными ведомствами была достигнута договоренность, одобренная на самом-самом «верху»: когда наши именитые клубы – будь то «Динамо», армейцы или «Спартак» – выезжали за рубеж или принимали в Москве знаменитые зарубежные команды, они имели право привлекать в свои составы любых приглянувшихся им игроков из каких угодно других наших команд. Международный престиж был на кону! Соперники о подобных «домашних заготовках», конечно, знали, но мирились с этим.
Отправляясь в турне в ГДР, армейцы «зафрахтовали» Стрельцова и Иванова из «Торпедо», а заодно Валентина Бубукина из «Локомотива».
И надо же, такая вдруг неприятность! Уже на подъезде к берлинскому стадиону Григорий Иванович Федотов, работавший вторым тренером армейской команды, краем уха услышал, как Эдик пожаловался кому-то из ребят: «Вот же невезуха! Черт подери, плавки в гостинице забыл! Что делать? Зараза!» Перед самым выходом на разминку он тронул Стрельцова за плечо и протянул пакетик:
– Держи свое драгоценное барахло и впредь больше не разбрасывай где попало.
– Григорий Иванович, да как же вы? Зачем вы? Мне так неудобно. Я бы и так… – покраснев, пробормотал Эдик.
– Что «и так»? Своей голой задницей перед сдобными немками светить? – хмыкнул прославленный форвард. – Ну, вернулся я быстренько в гостиницу – и все, подумаешь, делов куча… Вперед, Эдик!
В той игре Стрельцов отличился – забил четыре мяча. А после матча обычно скупой на похвалы, сдержанный Григорий Иванович ошарашенно признался:
– Знаешь, Эдик, я ведь тоже и г р а л, но как ты и г р а е ш ь!..
Возвращаясь домой, молодые и веселые «легионеры» (им-то никто тут не указ) по-настоящему оторвались, вовсю увлекшись родимым национальным напитком. Из закуски – только конфетки «Взлетные». Да еще немцы презентовали пару коробок пива. Жить можно! Сидевшие в предательской близости с «командой Стрельцова» дисциплинированные армейцы осуждающе посматривали в их сторону.
Стрелец, конечно же, не удержался от подначек:
– Что, трезвенники-коммунисты, завидуете, наверное? А «Торпедо» вас в любом состоянии обыграет… А то присоединяйтесь, на всех хватит…
– Нет, спасибо.
Потом, уже в Москве, когда «Динамо» принимало знаменитый бразильский клуб «Васко да Гама», Стрельцов вновь стал «легионером». Отработал безупречно. После игры Лев Яшин торжественно вручил Эдику динамовскую бело-синюю майку, будучи совершенно уверенным, что вопрос с переходом Стрельца в их команду уже окончательно решен, все сладилось. И, как старший товарищ, стал давать советы:
– Бросай ты свою торпедовскую футболку в угол. Что такое этот ваш белый цвет? Символ признания поражения. С белыми тряпками в плен обычно сдавались… А эта ваша буква «Т» что означает? Тормоз, тупик, так, что ли?
– Лев Иванович! – Эдик по-настоящему разозлился. – Я тебя, конечно, глубоко уважаю, но тут ты не прав… «Т» – «торпедо», «триумф». И мы торпедируем и твое «Динамо», и армейцев, и «Спартак» тоже…
– Да не кипятись ты так, Эдик… Вот же характер! – спохватился Яшин. – Ну, попросили меня поговорить с тобой… Вот я и поговорил. Может, сказал не то… Забудь. И все.
– Кто попросил?
– Да какая разница!
Больше к этой теме они никогда не возвращались.
Тем временем подготовка к мельбурнской Олимпиаде шла полным ходом. Подгонялись не только физические, технические, но и идейно-политические кондиции игроков.
В соответствии с указаниями ЦК, весной 1956 года лучшие, испытанные партийные пропагандисты разъехались по трудовым коллективам, стремясь донести до людей историческое значение решений только что состоявшегося ХХ съезда партии. Секретарь парткома «ЗИЛа» Фатеев решил лично провести общее собрание футболистов «Торпедо» прямо на их базе, в рабочей обстановке. Коротко рассказав о титанической работе по исправлению грубых нарушений ленинских норм партийной жизни, он деликатно попросил остаться только коммунистов для проведения закрытого партийного собрания.
Комсомольцы и беспартийные безропотно покинули зал, но остались поблизости от «красного уголка»: интересно же, о чем держат совет «подпольщики» за запертыми дверями. А Эдик пристроился на скамейке, поглубже натянул на нос кепку, вытянул длинные ноги под первым весенним солнышком и, казалось, даже задремал.
Ждать пришлось долго – часа полтора-два. Когда партийцы, наконец, появились, какие-то смущенные и подавленные, их сразу взяли в плотное кольцо: «Ну что? Колитесь!»
– Ребята, вы только не обижайтесь, – упорно отнекивались те. – Но Фатеев сказал держать рот на замке. Никому ни слова, даже домашним. Информация сугубо секретная.
Правда, один все-таки не выдержал и брякнул:
– Одно могу сказать – теперь Усатому полный амбец!
– Так он и так вроде бы помер. Еще три года назад.
– Значит, не совсем еще. Думаю, скоро все всё узнают. Такого шила ни в каком мешке не утаишь[1].
– Хватит разговоры разговаривать. Все на поле! – свистнув, скомандовал ассистент тренера.
Эдик ловко вскочил со скамейки и побежал разминаться.
(В Мельбурне, несмотря на тотальный контроль и сверхбдительную охрану Олимпийской деревни, в номерах, где проживали советские атлеты, на прикроватных тумбочках неведомо откуда регулярно появлялись серенькие брошюрки с полным текстом доклада Хрущева, к тому же миллионными тиражами опубликованном на Западе. Те, кому положено, эти «подметные» книжки изымали, уничтожали, но наутро они возникали в номерах вновь. Однажды Эдик схитрил и отдал «тренерам в штатском» свеженькую брошюрку, а вчерашнюю «простодушно» утаил, проговорив при этом:
– Может, вообще не было…
Товарищи испытующе посмотрели на него, но вроде поверили.
Когда Стрельцов прочел брошюру, он никому ничего не сказал, а про себя подумал: значит, угораздило ему родиться в самом распроклятом и страшном для России году – 1937-м…
Как искренне, по-детски ликовал Эдик, когда получил первую в своей жизни золотую медаль! За победу в составе сборной команды Москвы на Спартакиаде народов СССР (своего рода малые национальные Олимпийские игры) на только что открывшемся гигантском стадионе «Лужники». Мало того, на той Спартакиаде Стрельцова признали лучшим центрфорвардом. Безусловный мэтр советской спортивной журналистики Юрий Ваньят резюмировал: «Душою этого нападения и был Эдуард Стрельцов. Может быть, впервые после Федотова и Боброва увидели мы центр атаки во всем его блеске».
1
По указанию ЦК КПСС, доклад Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» зачитывали исключительно на закрытых партийных собраниях. (Здесь и далее прим. автора.)