Истинно

Итак, откуда министерству стало известно, что Гарри был некогда крестражем Темного Лорда — непонятно, но они вознамерились его уничтожить. Что ж, Волан-де-Морт внушил такой страх всей стране, что власти готовы на самые крайние меры, только бы не допустить его возвращения. А такая возможность существует, точнее, так они думают.

Но никто не знает, что Гарри больше не является крестражем. Он рассказал мне, как попал на вокзал Кингс-Кросс, как освободился от души Волан-де-Морта. Что с ним произошло на самом деле знали лишь четверо, включая самого Поттера и меня.

Я остановился как вкопанный посреди коридора. Стайка когтевранцев замялась, а потом нерешительно обогнула меня с двух сторон. Не обращая внимания на них, я вытащил из внутреннего кармана мантии набросок пентаграммы. Символы, которые увидел на броши неизвестного волшебника из воспоминаний Трелони, навели меня на мысль. Я поднес пергамент к огню факела.

Среди символов ацтекского алфавита в центре пентаграммы я вдруг ясно увидел латиницу. Покрутив пергамент так и эдак, я, повинуясь внезапной догадке, поднес его к зеркалу, висевшему в коридоре возле меня. Латинские буквы чудесным образом повернулись в отражении, и я прочитал:

— Harry James Potter.

Мордред! Нет, это невозможно!

Я в ужасе оглядел пентаграмму, обозначавшее мощное темное проклятие, и имя Гарри находилось прямо в центре неё! Это значило, что магия необратима, что она будет преследовать его, пока не убьет.

Я обратил внимание на круг защитных рун. Они были начертаны так, чтобы не касаться имени Поттера, следовательно, были призваны защищать не его, а окружающих.

Каким-то далеким участком мозга я восхитился мастерству, с каким было выполнено заклинание. Каждый знак был на своем месте, каждая руна в точности описывала то, что происходило в Хогвартсе, а перевернутые, сплетенные, написанные шиворот-навыворот буквы имени Гарри, мерцали в самом сердце заклинания, словно приговор.

Бедный Малфой. Наверняка он разгадал пентаграммы и попытался шантажировать ими Фрэнсиса, которому пришлось заставить его замолчать.

Медлить было нельзя. Первым делом нужно было предупредить Гарри, а потом — напрямик в кабинет Минервы.

Я едва не подпрыгнул, когда передо мной с громким хлопком возник домовой эльф.

— Профессор Снейп, сэр! — пропищал он, протягивая мне конверт, — это письмо велел передать вам профессор Малфой.

— Как он просил тебя это сделать, когда он уже два дня лежит без сознания в больничном крыле! — рявкнул я, и домовик вздрогнул.

— Профессор Снейп, Сэр, вы не должны сердиться на Дипси, — залепетал он со страшной скоростью, — Дипси все сделал правильно. Профессор Малфой велел передать вам это послание только в том случае, если с ним что-то случится.

Я взял конверт и быстро вскрыл. Пробежав глазами письмо, я кивнул домовику и проговорил:

— Дипси, никому не говори об этом письме, ты понял?

— Дипси знает, сэр, — тут же отозвался домовик, — мастер Малфой просил того же.

Кивком головы я отпустил эльфа и направился в кабинет трансфигурации. Нужно было скорее рассказать обо всем Гарри.

Я приблизился к двери в аудиторию, взялся за медную ручку и бесшумно потянул на себя. Дверь так же бесшумно отворилась. Слова, которые вот-вот готовились слететь с языка, застряли в глотке.

На учительском столе спиной ко мне сидел Гарри в расстегнутой мантии. Страстно обнимая, его целовал Фрэнсис Конборн.

========== Глава 12 ==========

Даже если бы я ворвался к ним в кабинет с воплями, они бы меня не заметили. Конборн чувственно гладил Поттера по спине и целовал его так, будто это последнее, что ему дозволено в жизни. Взгляд мой был прикован к Гарри. Он тихо постанывал, запрокинув голову, рассыпав свои черные волосы по плечам. Я отстраненно удивился: как они успели отрасти. Глаза обоих были закрыты, они выглядели полностью погруженными друг в друга.

Я попятился в коридор, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. У меня путались мысли и казалось, что кто-то взял и столкнул меня в черную пропасть, и теперь я падаю в бездонность и неизвестность. Волнами накатывала чудовищная, выжигающая нутро обида, удушающая, ослепляющая, лишающая слуха и разума. Я тщетно пытался поймать хоть одну из разлетающихся мыслей, провел ладонями по лицу, с остервенением вытирая злые слезы, едва выступившие на глазах. В груди поднималась чудовищная боль, она сдавливала все внутри, не давая дышать, думать.

Пошатываясь, я оттолкнулся от двери и пошел по коридору по направлению к выходу.

Каждый шаг заставлял совершать себя, словно подвиг. Выпрямил спину до боли в пояснице, вздернул подбородок. Мгновенно вспомнилось, как нужно держать лицо. Бесстрастная маска безразличия ко всему, бесстрастность и отстраненность вернулись на свое место сами, не стоило даже прилагать усилие. «Только в этом ты и хорош, Снейп. Да. Вот это ты умеешь»…

Вокруг что-то происходило, сновали студенты, слышалось робкое: «Здравствуйте, профессор Снейп», и я машинально кивал и кривил губы.

Выйдя из замка на свежий воздух, глотнув мороза, я, наконец, начал соображать. Зашел за угол, слившись со стеной замка, спрятался от немногочисленных глаз гуляющих студентов.

Шел снег.

Меня немилосердно обдавало обжигающим февральским ветром. Редкие снежинки медленно выпадали из серых пригоршней небес, и я некоторое время просто наблюдал за ними.

«А чего ты ожидал, Северус? — пришла горькая мысль, — что он действительно останется с тобой до конца жизни? Тебе сорок пять лет, и ты до сих пор настолько наивен. С тебя любви хватит, ты растратил весь свой лимит за эти три месяца. Но как же болит, как болит…»

«Тебе вновь предпочли кого-то лучше, красивее, смелее, успешнее. Тебя вновь предали, и никто не виноват в этом. Никто, кроме тебя самого. Ты позволил себе поверить…»

— Прекрати, перестань, уймись! — зашептал я, неизвестно к кому обращаясь.

Схватившись за голову и до боли рванув черные пряди, я глухо застонал. Мне срочно нужно было возвращаться в реальность. То, что Гарри предал меня не отменяет тот факт, что ему грозит смертельная опасность.

Внезапно я почувствовал, что немею от холода. Я выскочил на мороз в чем был — рубашке и атласной тонкой мантии — и конечности отнимались от боли.

Я с трудом отлип от ледяной каменной стены замка. С моей головы упало снежное крошево.

Расправить плечи, голову выше, и маска, маска!

Минуя прохладный холл, я вошел в Большой зал, пересек его скорым шагом и скрылся за дверью, ведущей в тайный коридор прямо за учительским столом.

Поднимаясь по винтовой лестнице, я еле переставлял ноги. Смотреть на меня было больше некому, и можно было не держаться так прямо, словно кол проглотил. Я несколько раз запнулся о низкие, часты ступени, остановился, зажмурился. Внутри меня скручивалась тугая пружина. То, что жило, цвело в моей душе, то что придавало мне сил, необычайно поддерживало, заставляло чувствовать себя значимым и сильным, было вывернуто с корнем, как дерево, выросшее не в том месте. А за ним открывалась кровоточащая рана и чудовищная боль… Кажется, когда-то я уже чувствовал такую же…

— Ты знал, что так будет, — прошептал я, и пустое пространство лестничного пролета подхватило мои слова таким же тихим, обреченным эхом.

Через полчаса, которые я собирался с духом, чтобы посмотреть Гарри в глаза, дверь в мой кабинет бесшумно открылась. Поттер вошел, принеся с собой свет, как обычно.

Есть такие люди, которые будто светятся изнутри. У них настолько горячее сердце и добрая душа, что возле них можно греться. Я в своей никчемной жизни встречал таких дважды — Дамблдора и Гарри, и это меня восхищало в них.

— Привет, тебя не было за завтраком, — работаешь?

Он пересек аудиторию легким молодым шагом и остановился перед моим столом, где я делал вид, что проверяю контрольные.

Я поднял на него взгляд.

Из его глаз, когда он смотрел на меня, не уходила нежность и робкое восхищение, тщательно скрываемое, конечно. На его щеках цвел румянец, от него веяло молодостью, свежестью, горячностью, огнем.