Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 36

18 мая 1896 г. Николай II оставил в своем дневнике такую запись: «До сих пор все шло, слава богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут же произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1 300 человек! Я об этом узнал в 10 с половиной часов перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 с половиной завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном "народном празднике". Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и "Славься". Переехали к Петровскому дворцу, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям дворянства. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у мама в 8 часов. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 часа»83.

Несколько слов также следует сказать о московской полиции и о ее обер-полицмейстере Александре Александровиче Власовском (1842–1899 гг.). По мнению С.Ю. Витте, «на вопрос о том, каким образом могла произойти такая катастрофа и кто за нее ответственен, сейчас же получили ответ: что катастрофа произошла от полной нераспорядительности, а между тем никого ответственного. В то время обер-полицеймейстером в Москве был полковник Власовский; этот Власовский ранее был полицмейстером в одном из прибалтийских городов, кажется, в Риге, и был рекомендован великому князю, как человек весьма энергичный и ничем не стесняющийся, следовательно, такой человек, который может водворить в Москве должный порядок. До Власовского обер-полицмейстером Москвы был генерал Козлов, человек, правда, весьма порядочный, но по натуре своей не "полицейский" человек. Власовский же (как я с ним познакомился) действительно принадлежит к числу таких людей, которых достаточно видеть и поговорить с ними минут десять, чтобы усмотреть, что он представляет собой такого рода тип, который на русском языке называется "хамом". Все свое свободное время этот человек проводил в ресторанах и в кутежах. По натуре Власовский человек хитрый и пронырливый, вообще же он имеет вид хама-держиморды; он внедрил и укрепил в московской полиции начала общего взяточничества; с наружной же стороны, действительно, он как будто бы держал в Москве порядок. Кроме того, он был очень удобный человек, потому что весь двор великого князя Сергея Александровича, конечно, обращался с ним не как с господином, а как с хамом, и он исполнял всевозможные поручения этой великокняжеской дворни. И вот, этот обер-полицеймейстер заявил, что, в сущности говоря, на Ходынском поле всем распоряжалось и все это народное гулянье и угощенье устраивало министерство двора, а что полиция собственно никакого там на самом поле касательства не имела, что все это было делом министерства двора, а вот все, что касалось местности около поля и до поля – это все касалось его, касалось полиции; там же никаких историй, никаких катастроф не было, там все было в порядке. Произошла же эта катастрофа, при которой столько людей было убито и побито, от того, что на все эти угощения государя народ набросился и начал друг друга давить и таким образом было задавлено две тысячи людей, в числе их множество женщин и детей»84.

В.П. Смирнов также высказался по этому вопросу: «Обер-полицмейстер жил на Тверском бульваре, напротив Богословского переулка. На его доме была соответствующая надпись: "Дом московского обер-полицмейстера". Должность эту занимали генерал-майоры "свиты его величества", как правило, средних дворянских фамилий. Нравы московской полиции были вольными, а взаимоотношения их с окружающим миром внутри вверенного квартала ли, участка или околотка были просто трогательные. Два раза в году – на Пасху и на Рождество Христово – домовладельцы посылали им с дворниками увесистые конверты с деньгами. Чем выше была должность берущего и доход дающего, тем выше были и суммы "пожертвований". Подобными сборами полиция обложила трактиры, гостиницы, торговые и промышленные заведения. В их расходных книгах часто встречалась надпись: "Частному приставу в день его именин". На службе тот же околоточный получал 50 руб., а собирал по участку в несколько раз поболее… Обер-полицмейстер был неравнодушен к коньяку, об этом я знал лично, так как мы поставляли и ему напитки с нашего завода. Пил он много, но как-то очень быстро трезвел и, освежась, опять ездил по Москве. И так чуть ли не всю ночь. В приказах его отмечались замеченные при проездах нарушения полицейской службы в два, в три, в четыре – словом, во все часы ночи в самых разных частях города… Я лично слышал, как в четыре часа утра он ворвался в Петровско-Разумовский участок и, обнаружив, что дежурный околоточный, снявши шапку и шашку, облокотясь на стол, спит, разбудил его тумаками. Этого ему показалось мало, и он кинулся писать приказ о наказании бедолаги: мол, не было рапорта о состоянии вверенного участка! Домовладельцев Власовский карал нещадно, если не посыпали желтым песком откосы тротуаров у своих домов, не заботились о красоте улиц и не чистили отхожие ямы. Штрафы были от 100 до 500 руб., с заменой арестом от одного до трех месяцев. Город, помню, засиял чистотой… Извозчики, сторожа и дворники говорили о нем с ненавистью, даже называли "антихристом"… До Власовского не было в Москве места, где бы не слышалась извозчичья ругань. Существовало даже выражение: "ругаться по-извозчичьи". Как сам Митрич пересказывал: "Нам без ругани нельзя, ругань у нас заместо покурить!..". На другой день после назначения обер-полицмейстером Власовского на головы извозчиков как из рога изобилия посыпались штрафы, о которых он ежедневно сообщал в газете "Ведомости московской городской полиции"… Новый обер-полицмейстер Москвы А.А. Власовский, главный "городовой", по Митричу, жизнь московского извозчика превратил в сущий ад. По словам Митрича, полиция извозчика ни во что не ставила. Придиралась к каждой мелочи: худому кафтану, к плохой полости, к поцарапанному экипажу, к не прибитому на соответствующее место номерному знаку, к случайной остановке и т. п. И за все "хабарила", т. е. брала в свои карман гривенники, двугривенные, полтинники и даже рубли. Протестовавших взашей толкали в участок, сажали на сутки в каталажку полицейского участка, не давая даже возможности накормить и напоить брошенную на дворе лошадь. Особенно изощрялись "фанфароны" (городовые) и "околодыри" (околоточные), традиционно кормившиеся сбором незаконной дани на московских улицах. Городовых Митрич считал, в шутку ли, всерьез, "нечистой силой": мол, в лесу – леший, в воде – водяной, а в городе – городовой… Приказы, по рассказу Митрича, были лаконичны: "Легковой извозчик номер такой-то слез с козел – штрафу 10 руб.", "оказал ослушание полиции – штрафу 25 руб.", "слез с козел и толпился на тротуаре", "халат рваный – штрафу 5 руб.", "произнес неуместное замечание – штрафу 15 руб."… "Ой, господин хороший, какую ж он нам жизнь устроил, – говорит Митрич. – Ломовой на невзнузданной лошадке – плати штраф. Лошадь с норовом – плати. Не держит ломовой интервала – плати!" Извозчики смиренно и молча сидели на козлах, не смея слезть с них. Лица их были унылыми и вытянутыми. Оживленные их голоса и громкая брань замолкли. В городе был наведен полный порядок. Митрич рассказывает про это, как будто жалуясь. Но мне кажется, спроси я его: "Слушай, Митрич, хотел бы ты махнуть сейчас из Франции в ‟ту” Москву?". – он бы согласился без промедления. И вся история с Власовским кажется мне теперь каким-то веселым недоразумением из нашей прошлой жизни. Вот обер-полицмейстер в открытой пролетке весь день носится по городу, выискивая нарушения. Рядом с ним восседает чиновник с "паскудкой", как окрестили особую книжку для наложения штрафов, а в ней – кого только не было! Нарушившие правила извозчики, дворники, городовые, околоточные, а также "вообще замеченные беспорядки на улицах". И лишь когда наступает время ужина, городские службы вздыхают с облегчением – можно теперь передохнуть! Еду Власовскому приносили домой из ресторана "Эрмитаж", так как был он холост и хозяйства не вел… Под Власовским был весь штат московской полиции… Полиция трепетала перед своим начальником. Многие даже отказывались от традиционной домовладельческой мзды, боясь, что Власовский дознается и лишит их "хлебного" места. Большинство частных приставов и квартальных надзирателей Москвы он действительно места лишил, отправив в отставку. Набрав новых, обязал их делать ночные проверки городовых и дворников… Правление неугомонного обер-полицмейстера продолжалось до 1896 г. В отставку, а потом и на пенсию он ушел в чине полковника, так и не став генералом. Кстати, за все годы работы в Москве бумаги подписывал как "исправляющий должность", поскольку обер-полицмейстером мог быть только генерал. Закончилась карьера Власовского наутро после Ходынской катастрофы. На Власовского "спустили всех собак", обвинили в том, что на Ходынском поле он не сумел обеспечить порядок вверенными службами, не предотвратил давку и жертвы»85.

83

Дневники императора Николая II. М.: РОССПЭН, 2011. Т 1. 1894–1904 гг. С. 131.

84

Витте С.Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. Т. 1. Берлин: Слово, 1922. С. 61–62.

85

Смирнов В.П. Смирновы. Водочный бизнес русских купцов… С. 97–98.