Страница 23 из 36
Значимые воспоминания о Ходынке оставил в своих мемуарах В.П. Смирнов, его эта тема очень волновала. И вот почему: «Дело в том, что на торжества по случаю коронации Николая II и Александры Федоровны водку царский двор заказал у Петра Арсеньевича Смирнова. Министерство императорского двора израсходовало на это 2 млн 116 тыс. руб. Знаменитый крейсер "Варяг", через несколько лет после Ходынки построенный для русского флота в Филадельфии американцами, обошелся России лишь вдвое дороже. Когда случилась Ходынская трагедия, батюшка очень переживал. И оттого, что люди погибли, и оттого, что тут же отыскались борзописцы, которые попытались свалить на винзаводчиков случившееся в день коронации. Мол, Смирнов напоил людей, а пьяная толпа наутро кинулась громить царские лавки с подарками, убивая друг друга в давке. Не было б водки, никто б и не погиб. Таков был гадкий лейтмотив статей-расследований этого происшествия. Батюшка тогда дошел до министра юстиции Н. Муравьева. Тот готовил доклад царю и владел всей информацией по поводу трагедии. После коронации, по его рассказу, предполагалось сделать грандиозное гулянье для народа. Были заготовлены для раздачи различные подарки, по большей части съедобные – сайки, конфеты, колбасы. Народ от имени государя должен был угощаться, а в память о коронации полагалась еще и кружка. Ходынка была выбрана не случайно. Во-первых, около самого города, а во-вторых, большое открытое пространство. Планировались для народа всевозможные увеселения, и государь должен был приехать смотреть, как веселится и угощается его народ. Его приезд предполагался к полудню, к началу работы концерта, в котором, по программе, участвовал громаднейший оркестр под управлением известного дирижера Сафонова. Для оркестра была сочинена особая кантата, посвященная коронации»74.
Отчасти свидетельства В.П. Смирнова подтверждались тем, что сначала стали появляться слухи о том, что самые «сообразительные» собираться на Ходынку стали еще накануне вечером. А чтобы не было холодно, многие приносили с собой спиртное и пили в ожидании утра на месте. Когда до открытия буфетов оставалось еще четыре часа к Ходынке подошли несколько сотен пьяных рабочих с Прохоровских мануфактур, которые потребовали бесплатной попойки и раздачи «гостинцев». Измученные ожиданием люди подхватили требование. Несколько артельщиков, ответственных за «гостинцы», открыли буфеты и начали раздачу узелков. После этого и произошла давка. Впоследствии начали появляться воспоминания и литерные произведения, посвященные Ходынской трагедии. Русский прозаик, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик, драматург, автор сатирических стихотворений А.В. Амфитеатров писал в одном из своих романов: «Движение народного прилива началось уже с первых чисел мая… Известная часть этих коронационных гостей получала от правительства и города кров и пропитание, но громаднейшее большинство… бедствовало, голодало, шаталось по улицам… Появился новый тип нищего – мужик, баба или целая семья… прибывшие в Москву на коронацию… Такого огромного наплыва не ожидал никто»75.
Публицист и издатель А.С. Суворин записал в своем дневнике: «С вечера было много народа. Кто сидел около костра, кто спал на земле, кто угощался водкой, а иные пели и плясали… В коронации 1883 г. было 100 буфетов, в коронации 1896 г. – 150»76. В рассказе Ф. Сологуба, подсказанным Ходынской катастрофой, ночь перед трагедией описывалась так: «Народ, заслышав про увеселения и про подарки, толпами шел со всех сторон… Говорили, что подарки-то подарками, а что, кроме того, будут еще… бить фонтаны из водки и пить водки можно будет сколько хочешь. "Хоть опейся". Многие приходили издалеча. И заранее. Уже накануне праздника на городских улицах шлялось много дальних пришельцев. Больше всего было крестьян, много было и фабричных рабочих. Были и мещане из соседних городов. Приходили, а кто и приезжал. И вот уже несколько дней продолжалось празднование в городе… Настал канун народного праздника… И там, где горели костры, были видны лица, которые сердито хмурились… Порой слышались циничные шутки… Скоро костры стали гаснуть. И стало равно темно в воздухе, – и черная ночь приникла к гулкому полю, и отяжелела над его шумами и голосами… В темноте творилась для чего-то ненужная, неуместная и потому поганая жизнь. Беспокровные люди, далекие от своих уютов, опьянялись диким воздухом кромешной ночи. Они принесли с собой скверную водку и тяжелое пиво, и пили всю ночь, и горланили хрипло-пьяными голосами. Ели вонючие снеди. Пели непристойные песни. Плясали бесстыдно. Хохотали. То там, то здесь слышалась нелепая мышиная возня. Гармоника гнусно визжала. Пахло везде скверно, и все было противно, темно и страшно. И ухе повсюду голоса раздавались хмельные и хриплые. Кое-где обнимались мужчины с женщинами. Под одним кустом торчали две пары ног, и слышался из-под куста прерывистый, противный визг удовлетворяемой страсти. Кое-где на немногих свободных местах собирались кружки. Внутри что-то делалось. Какие-то противные, грязные мальчишки откалывали "казачка". В другом кружке пьяная безносая баба неистово плясала и бесстыдно махала юбкой, грязной и рваной. Потом запела отвратительным, гнусным голосом. Слова ее песни были так же бесстыдны, как и ее страшное лицо, как и ее ужасная пляска. "Зачем у тебя нож?" – строго спрашивал кого-то городовой. "Человек я рабочий, – слышался наглый голос, – инструмент захватил по нечайности. Могу и пырнуть". Хохот раздался»77.
Тема выпивки в ночь перед Ходынской катастрофой проскальзывает и в рассказе Л.Н. Толстого: «И вот дошли до Ходынского поля. А тут уж народ по всему полю чернеет. И из разных мест дым идет. Заря была холодная, и люди раздобываются сучьев, поленьев и раздувают костры. Сошелся Емельян с товарищами, тоже костер развели, сели, достали закуску, вино. А тут и солнце взошло, чистое, ясное. И весело стало. Играют песни, болтают, шутят, смеются, всему радуются, радости ожидают. Выпил Емельян с товарищами, закурил, и еще веселей стало. Все были нарядны, но и среди нарядных рабочих и их жен заметны были богачи и купцы с женами и детьми, которые попадались промеж народа. Так заметна была Рина Голицына, когда она, радостная, сияющая от мысли, что она добилась своего и с народом, среди народа, празднует восшествие на престол обожаемого народом царя, ходила с братом Алеком между кострами. "Проздравляю, барышня хорошая, – крикнул ей молодой фабричный, поднося ко рту стаканчик. – Не побрезгуй нашей хлеба соли. Спасибо"… Все встали. Емельян убрал свою бутылочку с оставшейся водкой и пошел вперед вместе с товарищами»78.
«Подогревались» не только в кустах около Ходынского поля, но и в Кремлевском дворце. Так, по воспоминаниям российского журналиста С.М. Окрейца «во дворце у кавалергардов был устроен буфет и всякому желающему, кто бы он ни был, предлагались, конечно, бесплатно, кофе, чай, шампанское и всевозможные деликатесы. Не все находили удобным пользоваться этою даровщиной, но нашлись и такие, которые не стеснялись. К концу торжества оказалось несколько лиц, возбужденных более, чем бы следовало… Солнце высоко поднялось из-за кремлевских стен и ярко светило на безоблачном небе. Становилось душно и жарко. Особенно достойными сожаления выглядели многочисленные военные чины, затянутые в свои мундиры… Один мой знакомый генерал-лейтенант Г-н, увидев меня комфортабельно восседающим и даже закусывавшим на моем возвышенном месте, прикрытом от солнца высокою стеной собора, воскликнул: "Вот первый раз в жизни я позавидовал положению русского литератора!"»79.
Кстати С.С. Окрейц утверждал, что полицейские и солдаты грабили мертвых и умирающих: «Дело происходило так. Ходынское поле необходимо было очистить: на нем должны были строиться и парадировать войска (порядок торжеств решено было не отменять – прим. автора); государь неизбежно должен был проехать, а тут разбросаны тысячи трупов и лужи крови… Полиция нашлась: соорудили забор и стащили за его стену все остатки кровавой бойни. Раненых увозили прочь. Но между трупами не все были настоящие трупы. Раздавленные еще дышали. Дело делалось наспех; солдаты не церемонились и, по рассказам, не разбирая, валили всех в одну кучу. Страшно даже подумать, что это могло иметь место. "Но что нам было делать!" – говорил мне впоследствии маленький полицейский чин. Это было уже в 1900 г., когда я постоянно жил в Москве. "И вы валили с мертвыми и дышавших еще?" "Заведомо – нет-с. Дышавших отбирали. Ну, а если который совсем был как мертвый, такого, конечно… Времени, сударь, не было; докторов тоже для разбора не командировали. К восьми часам утра площадь приказано было очистить – и очистили-с". Убитые и сложенные в костры были большею частью фабричные и крестьяне. Но в числе их попадались и состоятельные москвичи. Любопытна психология людская. Подарок стоил, по официальной оценке, 1 руб. 80 коп.; собственно он не стоил и половины этих денег. И вот за этим-то ничтожным подарком, ночью, побежали мелкие купцы, ремесленники, домовладельцы и тому подобный обеспеченный люд – и жалко погибли в свалке. Увозили тела на простых ломовых телегах. Когда воз был доверху полон, накрывали несчастливцев окровавленными брезентами и ломовому командовали: "Ну, трогай!" Я с полчаса стоял и глядел на страшную уборку. Пожарные и еще какие-то солдаты хватали труп за ноги и за руки и взбрасывали на телегу, буквально взбрасывали, а не клали. Но при этом неизменно обшаривали карманы. При мне солдат стащил с убитого сапоги. "Это что же? – обратился я к полицеймейстеру. – Ведь здесь идет ограбление мертвых, а вы смотрите и молчите". На меня злобно посмотрели грабители. Окрысился и полицейский чин… "Извольте уходить. Тут вам нечего глядеть. Не послушаетесь – позову казака!" Пришлось уйти, а ограбление мертвых, конечно, продолжалось»80.
74
Смирнов В.П. Смирновы. Водочный бизнес русских купцов. М.: Изд-во «Генеральный директор», 2011. С. 100–105.
75
Амфитеатров А.В. Собрание сочинений. СПб.: Просвещение, 1911–1916. Т. 17. Закат старого века. С. 503.
76
Дневник А.С. Суворина. М.-Петроград.: Изд-во Л.Д. Френкеля, 1923. С. 131.
77
Сологуб Ф. В толпе // Биржевые ведомости. 1907. 26 апреля
78
Толстой Л.Н. Ходынка // Собр. соч. М.: Художественная литература, 1983. Т. 14. С. 341.
79
Окрейц С.С. Листки из записной тетради // Ист. вестник. СПб., 1911. Т. 124. С. 437.
80
Окрейц С.С. Листки из записной тетради // Ист. вестник. СПб., 1911. Т. 124. С. 444.