Прикончить Крысу

Но вот лес кончился и на высоких холмах показался наш лагерь. Преодолев трясину и оказавшись у палатки командиров, я спрыгнула с лошади и зашла внутрь. Сэр Лонгарм уже ждал меня там.

— Аида! С возвращением! Всё ли прошло хорошо?

— Да, сэр. Вот договор о перемирии с подписью и печатью.

— Молодчина! Вы просто прирожденный дипломат! — воскликнул рыцарь, с восторгом рассматривая документ.

— Сэр Лонгарм, герцог любит меня и просит моей руки.

— Вот это да! — рыцарь сначала удивился, потом задумчиво покрутил усы. — Весьма благородный поступок. Честно говоря, я не ожидал от него такого. Возможно, малец ещё не совсем потерян. Ну, а вы? Вы любите его?

Люблю ли я герцога…

— О, да, сэр, — вымолвила я, не моргнув глазом.

— Ну что же, вы правы, моя девочка. Выходите замуж, если вы будете счастливы с ним и отправляйтесь домой, война – это не женское дело, да и де Пюс ещё мальчишка, что с него взять. С узурпаторами и, особенно, с Волком, разберусь я сам, ему не вырваться из наших капканов! Только пока не говорите ничего лорду Вулсаку. На помолвку я тоже приду!

— Только, сэр Лонгарм, помолвка будет тайная, никого не должно быть на ней кроме нас двоих и священника, чтобы не пошли слухи и не посеяли смуту.

— О, понимаю, понимаю! Но на свадьбу-то я уж точно приду!

Я бросилась доброму рыцарю на шею.

Следующим утром, когда мы сидели у костра, на котором на вертеле жарился свежеубитый олень, к нам подъехал гонец.

— Миледи! Сообщение от герцога де Пюса! — громко произнёс мужчина и протянул мне свиток.

— Сэр Лонгарм, он ждёт моего скорейшего возвращения, — объяснила я, прочитав послание.

— Ну, с Богом, дорогая Аида!

После завтрака, поцеловав сэра Лонгарма в щёку и оседлав лошадь, я, как и обещала, направилась к замку герцога. Вот он показался на горизонте.

— Ты пришла, любимая! — выбежал Деннис мне навстречу. — Что сказал твой наставник? Он отпускает тебя?

— Отпустил. — успокоила я его, слезая с лошади, — сэр Лонгарм очень хороший человек, он всё понял.

— Боже, какое счастье! — из груди юноши вырвался вздох облегчения. — Я договорился со священником, отцом Саймоном Кастером и он согласен помолвить нас, никому ничего не разглашая. Завтра же! А сейчас я хочу познакомить тебя с моей матушкой.

Мы вошли в большой зал, где за накрытым столом при свете горящих свечей сидела красивая женщина с голубыми глазами, ровесница моей матери или чуть моложе, загорелая под английским солнцем, с хорошо сложенным телом. Видно, что она часто работает в саду. Её темно-русые волосы ниспадали почти до пояса и слегка волнились.

— О, Деннис! Это Аида? — женщина радостно улыбнулась. Её голос был бархатистым и приятным.

— Да, матушка, это она! — с гордостью ответил юноша.

— У тебя же порвано платье, бедняжка, — женщина перевела взгляд на мой пояс. — Снимай скорее, я зашью его.

Действительно, у меня на боку разошёлся шов и красовалась большая дыра, о которой я уже и думать забыла. Я сняла длинное платье и, оставшись только в лёгкой сорочке, отдала матери Денниса, которую, как я узнала после, звали Кристина. Без свисающей с тела плотной ткани стало даже легче дышать. Достав из стоящей на комоде шкатулки иглу с нитью и присев в кресло, Кристина стала зашивать моё платье, продолжая разговаривать. Мы же с Деннисом устроились у камина прямо на полу, на медвежьей шкуре, и он принялся с наслаждением меня рассматривать, из-за чего я почувствовала, как мои щёки вспыхивают красной краской, правда, на моём смуглом лице, со стороны это совсем не заметно. Всё-таки хорошо, что Деннис и его мать не из дворян – в их обществе не нужно соблюдать чопорные предписания и можно вести себя абсолютно свободно. Когда платье было зашито, я поблагодарила добрую женщину и мы сели за стол.

— Как же вы познакомились? — спросила за ужином Кристина.

На сей раз у меня на лбу выступил холодный пот и мне стало так неловко, как, наверное, не было ещё никогда. Но зато Деннис ответил так же запросто, словно мы встретились в каком-нибудь волшебном саду или на лесной тропинке:

— Она перехватила полсотни моих патрулей, отобрала у меня почти все графства и вторглась в мой замок! А заодно и в моё сердце!

— Неужто всё это сделала Аида? Воистину, самое романтичное знакомство, о котором я только слышала!

Деннис с матушкой громко засмеялись, а я улыбнулась. Если бы это не казалось мне столь печальным, это действительно было бы очень смешно.

После ужина Денис обнял меня за плечи:

— Я все еще не могу поверить в то, что ты выбрала меня, Аида. Ты останешься со мной здесь, навсегда, правда?

— Да. Скорее бы наступил завтрашний день, мой милый…

Юноша взял меня за руку, мы поднялись в покои. Ночь была тёмной. Полная луна оставляла лишь скупые лучи на почти полностью скрывающих ее чёрных облаках. Лёгкие прозрачные шторы колыхались на ветру, со свистом проникающем в покои через открытые окна, и походили на призраков. В другом конце комнаты рядом с камином в тёмном сумраке виднелись доспехи и, если бы не знакомое заб­ра́ло, я бы подумала, что там стоит человек. Я подошла к окну, чтобы получше рассмотреть ночное небо. Именно таким его изображают мистики на своих полотнах. Деннис зажёг свечи в тройном серебряном подсвечнике, который стоял на камине, и их пламя мягко осветило комнату. Он взял меня на руки, бережно уложил на постель.

На следующий день, ранним утром, мы вместе отправились к тому самому кафедральному собору, который я видела из окна покоев. Путь наш проходил вдоль реки, разветвляющейся по плодородной зелёной долине, пока мы не вышли на дорожку, вымощенную серым камнем, которая вела прямо к дверям собора. Вдоль дорожки на густой траве ветвились молодые зелёные ели и издавали приятный запах свежей хвои. Величественный готический собор возвышался над долиной на голубом небе, залитом лучами восходящего солнца, совсем как на картинах великих мастеров. Должно быть, он носит красивое название на латыни.

— Деннис, этот собор великолепен. Как же он называется?

— San Sebastian Cathedral, любовь моя.

— Так я и думала, какое красивое название! Наверное, Святой Себастьян был великим человеком?

— Всё что я о нем знаю – это то, что он родился в Галлии и служил в римском легионе. В Риме во все времена шли гонения на христиан и христианство было под запретом. Будучи римским солдатом, Себастьян тайно исповедовал христианство, но когда об этом узнали римляне, его арестовали и привели на суд к императору Диоклетиану и он предложил Себастьяну отвергнуть Христа или умереть. Себастьян сказал, что предпочтет скорее смерть. Тогда император приказал своим людям уничтожить Себастьяна. Его вывели за городские стены, привязали к столбу, оставив на нём только набедренную повязку и пронзили стрелами, но стрелы не нанесли ему смертельных ран. Так он и остался привязанный к столбу истекать кровью. Это увидела подходящая мимо женщина, добрая вдова по имени Айрин, которая выходила его. Выздоровев, Себастьян снова направился к императору и предстал перед ним, в доказательство того, что вера творит чудеса. Император разгневался и приказал забить Себастьяна до смерти палками и камнями, а тело сбросить в яму.

— Боже. Милый мой, мне кажется, что человеческая жестокость не имеет границ. А как римляне распяли вдоль Аппиевой дороги шесть тысяч мужчин и женщин, которые просто хотели быть свободными и подняли восстание против поработителей… Я читала об этом в одной книге по истории, которую нашла в библиотеке Кентерберского аббатства. Не укладывается в сознании то, что человек способен на такое…

— Этим миром правит тёмный властелин, моя дорогая, — ответил Деннис. — Если ты читала Святое писание, про искушение Иисуса в пустыне, ты, наверное, помнишь, как Сатана вознёс Его на высокую гору и сказал Ему: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её. Итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё». Почему же Иисус не ответил ему: «Как ты можешь дать Мне то, что тебе не принадлежит?». Потому, что этот мир погряз во грехе, здесь правят зло и жестокость, а доброта здесь путается со слабостью, и этот мир уже обречён на уничтожение, так сказано в Библии и в пророчествах. Вечно только Божие царство и оно не здесь, на грешной земле, а на Небесах, там, где нет ни зла, ни болезней, ни смерти.