Страница 72 из 95
Наверное, в тот момент я улыбался.
***
- Что это с ним? - изумлённо и испуганно спросил вихрастый парень, и даже в слиянии меня неприятно резанул его испуг. - Он живой вообще-то?
Они с капитаном стояли на пороге пилотской кабины, и речь шла обо мне.
Раненых, как смогли, разместили на полу в стрелковом отсеке; там же вщемились в тесные кресла ещё трое спецназовцев. А вот вихрастый с капитаном вошли в пилотскую - вошли и замерли на пороге, словно увидев призрак. Нет, я несправедлив к капитану. Замер вихрастый, заслонив и без того узкий проход.
- Жив, раз летим, - скупо бросил капитан, мягко подвигая вихрастого в сторону.
- А на вид, как вчерашний покойник.
- Нейродрайвер.
- Из этих, из штрафников, что ли?
- Он может нас слышать, между прочим, - заметил капитан задумчиво.
- Да вряд ли. Не похоже.
- Сядь в то кресло и помалкивай.
- Долететь бы ещё, блин, - пробормотал вихрастый, опускаясь на сиденье. - Командир, а может, у него уже того, крыша отъехала?
- Может.
- И что делать?
- Заткнись и молись, - отрезал капитан, устраиваясь в штурманском кресле.
***
Из леталки я вышел последним. Вышел на своих ногах, хотя и двигался словно сквозь густую, вязкую патоку. Так бывает во сне: когда бежишь изо всех сил - и остаёшься на месте; пружинящий воздух замедляет движения, не пускает тебя, и чем сильнее ты рвёшься, тем прочней увязаешь в неосязаемом аморфном киселе.
Раненых уже положили на носилки, над ними суетились медики. Комбат оживлённо обсуждал что-то с капитаном спецназовцев. Вообще вокруг было полно народу; я выделил обеспокоенное лицо Тараса, мрачное - Одноглазого, непонятно зачем припёршегося на поле.
- Джалис. Марш на губу, - бросил комбат через плечо спецназовца.
Ровно, не повышая голоса. И тут же продолжил разговор.
Я ответил:
- Есть.
Капитан оглянулся, подмигнул мне сочувствующе. На его чёрном от пыли и копоти лице весело сверкали белки глаз.
***
Когда я только разорвал слияние с замершей на площадке леталкой и у открытого люка началась суета, капитан задержался в кабине.
- Летун, помощь нужна? - спросил он.
Я выдавил:
- Нет.
- Ребята перенервничали сегодня. Ты не в обиде?
- Нет.
- Ну, тогда я пошёл?
Я удивлённо поднял глаза. Он у меня спрашивает?
- Я не много понимаю в леталках, - тихо проговорил капитан. - В нейродрайве - ещё меньше. Ты прости, если что не так. Но... В общем, спасибо тебе. И... Да. Спасибо.
Он помялся и вышел, а я так и не разобрался, что же он хотел сказать.
***
Навстречу мне шагнул Одноглазый. Пожевал губами.
- Псих, - изрек весомо. - Правильно тебя народ с ходу-то определил. А я, дурак старый, колебался. Психом тебе и зваться.
Я бы пожал плечами. Но мне было настолько все равно, что я не сделал даже этого.
***
Кажется, мне что-то говорил Тарас. Я уже не слышал. Я шёл в звенящей тишине, и сделал ещё шагов с десяток, прежде чем серый бетон лётной площадки вдруг вздыбился подо мной, рванул навстречу, и уже вблизи я удивился, какой же он, оказывается, ноздреватый и неровный, и Тарас почему-то хватал меня за руки, отчаянно разевая рот в беззвучном крике, это выглядело беспомощно и смешно, но смеяться не хотелось, и я просто закрыл глаза.
6.
Когда я очнулся, первым, кого я увидел, опять был Тарас. Вокруг белели стены лазарета, я лежал на койке, а механик сидел возле меня на табурете, опустив голову, и выражение лица имел усталое и страдающее. Помню, в первый момент я даже подумал - что ещё случилось плохого, о чём я не знаю?
Я не шевельнулся, не издал ни звука, но Тарас вдруг резко поднял глаза - и наткнулся на мой взгляд.
- Данилка, - произнёс он неожиданно тонким голосом. - Данилка. Ты... как, паря, а? Ты меня слышишь? Помнишь? Ты... моргни мне хотя б, что ли?
Губы не хотели меня слушаться, но я собрался с силами и сказал:
- Тарас.
- Ох, - эхом отозвался механик, и его губы, дрогнув, начали расползаться в неуверенной улыбке. - Ох. Данилка?
- Я.
- Ф-ф-уу... - выдохнул он шумно, улыбаясь уже неудержимо, широко и радостно. - Я испугался даже, что мне показалось. Ну ты как, паря? Нормально, а? Ну, скажи ещё что-нибудь.
Отпущенное мной грубое ругательство из арсенала спецназовцев прозвучало в моих устах как-то неубедительно. Тарас, однако, расцвёл.
- Я и доктору говорил - с моим летуном все будет в порядке! - заявил он с гордой уверенностью, которой совсем недавно и в помине не наблюдалось на его лице. - Я и не сомневался.
- Вижу.
- А ты как думал. Ты... тебе, может, воды дать? Ещё чего?
- Только не "ещё чего", - выпалил я торопливо, с лёгким испугом припомнив Тарасовы неисчерпаемые запасы спирта. Слова давались уже легче. - Воды - дай.
- Так я же не про то, - механик даже растерялся слегка, неловко нашарил трубку поилки. - Тут медицина знаешь, как пасёт? Это - потом. Когда тебя выпустят.
- Выпустят?
- Выпишут, хотел я сказать.
Почудилась мне в его тоне нотка неестественности?
- Тарас, не финти.
- Да я...
- Говори как есть.
- Ох ты ж...
- Говори.
- Формально ты - на гауптвахте, - жизнерадостно пояснил Тарас. - Тебе даже пост караульный прямо в палате полагается. Только Док сказал Бате, чтобы не смешил людей, а я сказал, что сам подежурю, а Батя поразмыслил, плюнул - и махнул рукой.