Страница 71 из 95
Нейродрайвер способен заставить машину выйти за рамки предписанного и дозволенного, выложиться до дна, предъявив все заначки, все то, что осталось скрытым для самих проектировщиков. Найти баланс между процентом технологического разброса на микроуровне и случайными перехлёстами, индивидуальными для каждого аппарата. Он способен на это именно потому, что сам чувствует себя леталкой.
Однако пилот принимает решения, сидя внутри машины, защищённый броней. Нейродрайвер открыт; в бою машина - это он. И никакие тренинги, никакие настройки не помогут, если он потеряет сознание от боли.
***
Ад.
Я не верю в бога, но если все же существует ад, то это был он.
Он обрушился на меня. Как удар. Обрушился и остался со мной.
Я полз вверх вдоль вздрагивающего в судорогах склона.
Отчаянно захлёбывалось пошедшее вразнос сердце.
Мир вокруг горел. Нет. Горел я, а мир разбился в осколки, рассыпался на куски, оставив мне только этот склон, боль и неустойчивое равновесие на острие тяги, как на конце иглы.
Пошатнувшееся равновесие. И приплясывающий, расширяющий амплитуду качания склон.
- Летун, эй, летун! - окликнул меня озабоченный голос.
Я понял, что проседаю.
Теряю, уже почти потерял ту точку баланса, что позволяла мне удерживать на острие многотонную махину своего тела.
Теряю вместе с расползающимся от меня миром.
Мгновенно возникло искушение - дать тяги, на последних осколках сознания вытащить себя из этого неестественного, нелепого положения.
Уйти.
- Летун, эй, летун!
Летун - это я.
И я - нейродрайвер. Не леталка. Нейродрайвер.
Поэтому мне так больно.
Поэтому я все ещё держу машину.
И удержу, если удержу сознание.
Я снова пополз вверх.
***
Расщелина нырнула под крыло, как выпрыгнувший из бутылки чёртик - неожиданно и резко.
Скорость всё же великовата. И ещё - не забудь о том, что у спецназовцев нет твоей брони.
Убавить тягу.
Больше дифферент на хвост - леталка пританцовывает, как вставшая на дыбы лошадь.
Ещё больше.
Довернуть, подставляя крыло, прикрывая корпусом устье расщелины. Распахнуть люк.
Убавить.
Ещё убавить.
Мгновение проседания - как срыв споткнувшегося на скаку сердца...
Есть.
Вот она, мёртвая точка. Фокус разнонаправленных сил. Как в сказке про лебедя, рака и щуку.
Угол крыла получился неудачным. Но иначе никак. Либо ребята справятся, либо нет.
Только бы не подвёл задыхающийся, оскорблённый таким насилием движок.
Секунда. Что же они медлят?
- Давайте, - просипел я в эфир.
Две секунды.
Три.
- Мы не можем, - сказал в ответ усталый, очень усталый голос. - Мы не допрыгнем. Спасибо, летун, это была хорошая попытка.
Что за...
Я навскидку оценил расстояние до люка. Перевёл в человеческие пропорции.
Правы, чёрт меня задери. И крыло не в помощь - стоит почти вертикально.
Чёрт.
Нейродрайв чреват такими вещами. Мне следовало помнить об этом. Оценки легко смещаются, когда ощущаешь себя многотонной громадиной.
Обидная ошибка.
И ведь это я подарил парням надежду.
Движок заходился в предсмертных судорогах, а я никак не мог решиться уйти.
Надо уметь отступать, когда сделано всё от тебя зависящее; я не умел никогда, и это частенько подводило меня в жизни. И - я так и не научился этому искусству.
Медленно-медленно, очень нежно я стал опускать нос леталки - почти без тяги, всей кожей чувствуя под собой непривычную пустоту. Пустоту, неспособную удержать неподвижную машину - ни по каким законам.
Я, нейродрайвер, гордившийся тем, что понимаю леталку лучше, чем собственное тело, твёрдо знал - то, что я делаю сейчас, завершится беспомощным падением в пропасть. И всё же зачем-то продолжал делать это.
Может быть, ради глупой веры в справедливость.
***
Я так напряжённо ждал мига, когда окончательно исчезнет призрачная опора под крыльями, что едва не пропустил момент, когда на скользкое, изогнутое крутой дугой ребро крыла прыгнул спецназовец. Это был отчаянный прыжок - почти без шансов на успех - но такие вещи всё же иногда вознаграждаются. Немыслимо изогнувшемуся в бешеном усилии телу помог порыв ветра - и парень, толкнувшись от крыла, кувыркнулся в люк, практически на лету цапанул за поручень карабин страховочного троса, заорал:
- Зацепился!
И тут же я добавил тяги, снова задирая нос.
Им не понадобилось, пожалуй, даже четырёх секунд - этим ребятам, которых я легкомысленно обозвал наземными крысами. Они справились - прыгая на крыло тройками, раненый в центре, страхующие по краям, толкаясь от плоскости тяжёлыми шипованными ботинками, втягивая себя в люк по тросам - слаженно, будто репетировали этот трюк всю жизнь.
Мой движок пережил эти дополнительные секунды.
Я тоже.
Когда последняя тройка оказалась на крыле, я саданул по расщелине прямой наводкой - помня о телах, оставленных там по моему указанию.
И плавно прибавил тяги.
А вот разворачиваться начал только тогда, когда все оказались внутри и я закрыл люк.
И тут же нырнул вниз, к спасительному руслу реки, серой извилистой лентой уводящему меня из этого проклятого места - хоть бы мне не видать его больше никогда.
- Летим, - без выражения сказал спецназовец, первым прыгнувший мне на крыло - капитан и командир группы, как я выяснил позже.
- Группа на борту, - просигналил я базе. - Двое ранены. Принимайте.
Мне никто не ответил.
Наплевать.