Страница 10 из 15
Сергей Филонов – Филон, Георгий Захаров – Герка… Наша награда – что живыми остались. А ты, Витек, прости за то, что я тебя на это задание выдернул, Муха должен был пойти. Вот только, понимаешь, ты уже дважды был женат, а у Мухи девушки еще не было… «Имей совесть, Витек», – сказал я тебе. А совесть у тебя была.
Знойным маревом дымится воздух, от жары даже камни парят. От потери крови и лекарств я пребываю как в невесомости. И тут, и не тут. Так где же, где же я? Как же я здесь оказался? Я же не хотел на войну, не хотел в Афган… Меня будто качает на волнах, и наплывают воспоминания…
СССР – РСФСР, 1980 год
– Сыночек, миленький! Я прошу тебя, не иди добровольцем в Афганистан, пожалей меня! – просит плачущая мама перед отправкой в армию.
Заплеванный призывниками двор областного военкомата. Тяжелый дух от водочного перегара и табачного дыма. Гомон призывников и властные выкрики офицеров военкомата. Мат, песни и духовая музыка. Весна 1980 года. Весенний призыв.
В январе 1980 года советские войска уже вошли в Афганистан, а по стране поползли слухи об эшелонах с цинковыми гробами.
– Не бойся, мама, не пойду, – обнимая ее за поникшие плечи, обещаю я.
Я обещал маме, что не пойду добровольцем, и сдержал свое слово. Вот только судьбе и войне плевать на те обещания, что дают матерям их сыновья.
– Команда номер 14 85! Строиться! – усиленный мегафоном, звучит приказ. Это зовут и меня, я попал в эту команду.
Последние трогательно-жалкие поцелуи и… до свиданья, мама, не бойся, я вернусь.
Литовская ССР, Гайджунай, п/о Рукла, в/ч 42227. 1980 год от Рождества Христова. 1401 год по Хиджре – мусульманскому летоисчислению
Страна дождей, шлюх и голубых беретов. Так в ВДВ именовали Литовскую Советскую Социалистическую Республику. Там дислоцировались две воздушно-десантные дивизии: одна строевая Каунасская, а вот вторая… «Для всех людей Бог создал рай! Для нас – учебку Гайджунай!» – такая вот была полная бравады и удали поговорка в среде советской десантуры. Гайджунайская учебная дивизия воздушно-десантных войск, кузница младшего командного состава для ВДВ. Вот туда-то я и попал в начале своей службы. Первое отделение первого взвода первой роты первого батальона 301-го учебного парашютно-десантного полка – в/ч 42227. Курсантов учебки на жаргоне звали просто – курки. Из нас предполагалось готовить командиров отделений для десантно-штурмовых бригад. Трети выпускников предстояло отбыть в Афган, и нас к этому готовили. Так готовили, что меня до сих пор тошнит.
Дорогая мамочка!
У меня все хорошо, я жив и здоров. Не беспокойся за меня. Кормят тут отлично, казармы со всеми удобствами. Командиры добрые и заботливые. Занятия много сил и времени не отнимают. Вечером смотрим телевизор или ходим в клуб смотреть кино. Время для отдыха и сна вполне достаточно. В нашем учебном подразделении готовят сержантов для войск Варшавского договора. Так что не волнуйся, в Афганистан я не попаду. И еще одна новость: всех, кто имеет подготовку парашютиста, от прыжков освободили. Так что больше мне с парашютом прыгать не придется, можешь не переживать, я не разобьюсь. Посылки часто отправлять не надо, деньги тоже. На присягу ко мне не приезжай.
Если театр начинается с вешалки, то настоящая служба в армии начинается с пиз…лей. Ну, а для меня служба в десанте началась с того, что я вдоволь напился пива.
– Эй, курок! – окликнул меня рослый сержант, когда я с интересом оглядывал казарменное помещение роты, куда нас привели после распределения. Добродушно улыбнувшись, он предложил: – Пивка хочешь?
– Не откажусь! – не подозревая подвоха, сияя ответной улыбкой, согласился я.
Вот оно, боевое братство десантников! Вот она, настоящая служба, размечтался я. Все точь-в-точь как в книжках написано. И тут же получил сокрушительный удар по почкам.
– Удар по почкам заменяет кружку пива, – все еще улыбаясь, пояснил мне командир отделения.
– За что?! – возмущенно закричал я. Было не столько больно, сколько обидно.
– За знакомство, – лаконичный и исчерпывающий ответ. – Еще хочешь?
Ну, здравствуй, первая учебная рота триста первого полка! Будем знакомы, тумбочка дневального по роте. Приветствую вас, загаженные, но обязанные сиять чистотой солдатские сортиры – и самое любимое, просто легендарное очко армейского унитаза, «очко номер восемь». Ох и часто же мне с вами придется встречаться!
Трудная, но почетная, исполненная сурового романтизма служба в десанте. Строгие, но справедливые командиры, верные друзья рядом. Прыжки с парашютом, рукопашный бой, стрельба, тактика, рельефная мускулатура, гордый взгляд, голубой берет и восхищенные взгляды благодарных соотечественниц…
Как бы не так! Иначе. Ничего общего с этой пропагандистской ерундой армия не имеет.
– Выше ногу! Шире шаг. Я сказал выше… – раздается по полковому плацу заливистая матерная ругань, – носочек тяни, мать твою… Я тебе… наизнанку выверну. Как подходишь?.. Раздолбай! Еще раз! – командует, как рычит, на строевом плацу сержант.
Разлинованный на белые квадраты черный заасфальтированный полковой плац. Разбитая по отделениям рота три часа отрабатывает строевые приемы без оружия. Строевой шаг, выход из строя, подход к начальнику, отдание воинской чести в движении. Горят подошвы кирзовых сапог, стерты ноги в неумело накрученных портянках, все тело ломит от усталости, а до обеда еще долго, на перекуры даже и не рассчитывай.
– Выше ногу, шире шаг, мать вашу… мы вас научим, как Родину любить! – командуют марширующими по плацу курками вконец обнаглевшие от полной безнаказанности сержанты.
Эта строевая подготовка – исключительно важная для ведения боевых действий вещь. Нам же придется к противнику строевым шагом подходить. Грудь вперед, живот втянут, чеканя шаг, подход к душману: «Товарищ душман! Разрешите в вас выстрелить? Есть лечь трупом! Разрешите выполнять?!»
– Рота-а! Смирно! Ша-агом марш!..
Идет рота прямо с плаца в солдатскую столовую, стараются чеканить шаг курсанты. Жрать охота – аж сил нет; слюни кипят, всей душой стремишься к горячим кастрюлям, а телом здесь.
– Рота, смирно! Равнение налево!
Строй курсантов проходит мимо взводного офицера, очень стараются новобранцы-курки держать равнение на командира. Недовольно морщится невысокий, давно пересидевший в должности командира взвода офицер – херово идут воины-десантники.
– Вы что, мало их е…ли? – сурово укоряет товарищ старший лейтенант сержантский состав.
– Будем их в личное время тренировать, – уверенно обещают сержанты. – Так вздрючим курков, что через пару суток можно хоть на парад их отправлять. Таких тонких, звонких и прозрачных.
Взводный удовлетворенно кивает. У нас в роте такие младшие командиры, что слово с делом у них не расходится. Обещали вздрючить, значит, вздрючат.
– Рота, стой! – коротко, властно командует офицер.
Замирает перед входом в столовую строй, урчат голодные желудки.
– Ро-ота! Слева в колонну по одному, для приема пищи… бего-ом марш!
Ну вот и обед; пожрем, чуток передохнем – и с удвоенными силами побежим учиться любить Родину.
Кормили, в общем-то, нормально. Непривычно после домашних разносолов, а так ничего. За столом не едим – заглатываем пищу. Быстрее, быстрее забить желудок! В моей алюминиевой тарелке остается здоровенный кусок вареного свиного сала, такое противно-жирное на вид. Знаю: если не съем его, голод будет мучить весь оставшийся день. Закрываю глаза и, не жуя, с трудом пропихиваю в пищевод кусок. Провалилось сало в желудок, можно открыть глаза. С интересом наблюдаю за соседом – он аварец, призван из горного аула Дагестана. Уже второй день как отказывается есть свинину, а его никто и не заставляет. Не хочешь? Ну и не надо! Сегодня пошел третий день его службы. У аварца закрыты глаза, на лице гримаса мучительного отвращения, во рту кусок вареного сала, с губ капает жир. Да, голод не тетка! Через неделю он, принимая пищу, уже не закрывал глаза, не морщился, а с вожделением прожевывал балтийскую свининку и шарил взглядом по столу: «А нет ли добавки?»