Страница 16 из 30
Из того, что один существует, необходимо заключить, что он один и может лишь существовать, а также и то, что только от него все могут получить свое существование, следовательно, необходимо, чтобы способ его существования был законом для всех, т. е.:
• действительное для Его духа было убедительно для всех;
• сфера его духовной самодеятельности была бы необходимой сферой, в границах которой возможна духовная самодеятельность всех;
• знание, чтобы было лишь познанием его;
• чтобы в нашем самосознании отражалось лишь Его бытие.
В общем, что мы живем в Нем и Им не в смысле единого акта произведения нас, но постоянно.
Но из того, мы живем божественным духом и он проявляется в нас, не следует тождественность божественного в нас и божественного в себе. Величайшая ошибка пантеизма, заставившая его вращаться в безысходном логическом кругу, состояла именно в том, что пантеизм отождествил божественное в себе с божественным в его проявлениях и этим уничтожил всякую возможность для себя объяснить индивидуальную жизнь разумных существ в Боге. Если жизнь Бога в себе и его проявлениях тождественны, тогда нет индивидуальной жизни, а существует одна жизнь Божества, для которой всякая жизнь есть только форма ее бытия. Но существование индивидуальной духовной жизни – неотразимо верный факт, ибо каждый индивид сознает себя целостным бытием, развивающимся из себя, а не отражением только какого-то другого бытия, для которого он служит лишь средством проявления.
Божественное в себе мы осознаем не как жизнь нас самих, но как жизнь другого высшего бытия, которое, проявляясь в нас, не перестает быть в себе. Этим мы ставим, как несправедливо боялся Г. Гегель, божественное по ту сторону нашего бытия, ибо божественное остается единым, но только не тождественным нашему бытию, ибо дух конечных и индивидуальных разумных существ должен быть единым с духом бесконечного и все затрагивающего разумного существа, но не может быть тождествен ему. Это наше единение с Богом и вместе отличие от Бога не только не уничтожают возможности нашего духовного бытия, но именно оно и делает его возможным. Наша духовная жизнь есть в сущности стремление, никогда не заканчивающееся и никогда не останавливающееся, и эта возможность не заканчиваться и не останавливаться – истинная возможность духовной жизни. Наша жизнь есть стремление к идеалу, без которого она не мыслима, а Божество для нас – вечный и недостижимый идеал, и в этом смысле оно становится снова необходимым источником нашего бытия, но это, конечно, при условии, что божественное в нас и божественное в себе не тождественны.
Это отношение к Богу заслуживает серьезно внимания, ибо оно исключает возможность в какой-либо момент нашего развития достигнуть совершенного бытия или полного знания. Оно показывает возможность чтобы самые начала, управляющие нашей душевной жизнью в различные ее моменты, были различны. Христианство впервые открыло эту истину. В нашей религии мы узнали, что закон меняется с развитием; что один закон господствовал от Адама до Моисея, иной от Моисея до Спасителя и иной закон будет по ту сторону нашего бытия, когда исполнится все, установленное этим законом. «Отменение же прежде бывшей заповеди, – говорит апостол Павел, – бывает по причине ее немощи и бесполезности, ибо закон ничего не довел до совершенства; но вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу!», «Всякий питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец. Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5:7). «До чего мы достигли, так и должны мыслить и по этому правилу жить» (Фил. 3: 16).
Бесконечно возвышена мысль апостола Павла, что «закон не делает совершенным», ибо закон сознается нами как что-то чуждое духу в самом себе, и совершенное состояние духа было бы то, когда он сам ставил бы себе закон – во имя совершенства.
Свобода – единственный путь к совершенству, закон есть лишь педагогическое средство для достижения царства свободы. «Закон, – говорит апостол Павел, – положен не для праведника, но для беззаконных» (1 Тим. 1: 9). «Для чистых все чисто» (Тит 1:15). «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг к другу» (Тал. 5: 13); иначе говоря, в нашем духе есть все, что необходимо для совершенства в свободе, но закон выступает как необходимое пособие в силу нашей слабости.
Если духовная жизнь мыслима лишь как стремление к божественному совершенству, если оно достижимо только через свободу, если закон может быть полезен до известной степени, то отсюда понятно, почему в нашей душе есть лишь регулятивы, но не содержательные идеи. Дух не может усваивать что-либо механически, но свободно да.
Отсюда следует еще более глубокая истина, а именно: бесполезно отыскивать отличие права от нравственности, т. е. от идей добра и справедливости. Не говоря уже о том, что полное отделение их немыслимо, ибо доброе, справедливое и правовое находятся в постоянной связи, составляя элементы единого духа. Абсолютное их отношение в природе Божества мы не можем постигнуть, а в истории жизни разумных существ – в некоторых отношениях – они не представляют ничего постоянного. На то, что мы первоначально сознаем как доброе, т. е. как должное, но добровольно исполняемое, мы затем смотрим как на справедливое и кончаем тем, что делает его правовым.
Это доказывают история цивилизации всех народов и история мировой цивилизации. Например: право человека на гражданскую свободу в классическом мире сознавалось как доброе лишь немногими философами стоиками; в Средние века оно требовалось как справедливое; в настоящее время оно стало правом всех народов мира. То, что первоначально считали правовым, как, например, свободный договор найма, когда из него появились следствия, противные сознаваемому нами началу добра и справедливости, в настоящее время законодательства большинства стран стремятся ограничить.
Установив отвлеченно то, что мы считаем правовым началом, перейдем к действительному его проявлению в жизни людей – к понятию цивилизации и рассмотрим, как мы развиваемся с помощью духовного начала, силой которого мы живем, восходя от низших цивилизаций к высшим, от низших форм права и государства – к высшим.
Глава 2
Общество, его сущность и отношение к праву и государству
2.1. Возникновение теоретических систем, их отношение к цивилизациям
Если нравственные идеи – идея права, справедливости и добра – существуют в нас лишь как регулятивы, если в нашем чувстве есть только предрасположение гармонировать с ними, то рождается вопрос: каким образом человек наполняет содержание регулятивов в действительности и что он ищет в теориях о праве и нравственности?
В указанных теориях человек стремится отвлеченным путем или дойти до абсолютного содержания этих регулятивов, или доказать их опытное происхождение. В первом случае наша аргументация прямо опирается на осознанное нами или неосознанное единство духа, на полную гармонию, в которой должны находиться все его идеи и понятия. Тогда наше сознание отражает лишь необходимость полноты бытия в себе предвечного Духа, в котором все идеи находятся в гармонии, так как они составляют как бы элементы его единого существа.
Эта гармония всех идей и понятий нашего духа есть наше глубочайшее убеждение, необходимое условие всякой нашей аргументации, ибо если сознательно или бессознательно мы отвергали ее существование, то любая аргументация для нас самих потеряла бы всякую возможность достоверности.
Психически всякий акт нашего мышления распадается на два акта – логической аргументации нашего ума и представления этой аргументации на суд сознания, соглашающегося с ней или не соглашающегося. Наше сознание не абсолютный и непогрешимый судья, но для нас – необходимый беспристрастный свидетель или, лучше сказать, третейский судья, которого мы естественно избираем, для того чтобы определить, достаточна ли аргументация нашего ума.