Страница 53 из 56
— За что? — удивился Снейп. Она всегда заставала его врасплох, каждым своим словом. Он не думал, что когда-либо услышит её голос снова, в этом мире или в том. Их редкие встречи и краткие телефонные звонки были такими… невозможными.
Коробочка торчала из его сумки, истёртая ткань топорщилась через зубчики молнии.
— За то, как я тебя обозвала. Я должна была постараться понять. А я бросила тебя после всего, что случилось с твоими родителями….
— Не нужно этого, — ответил Снейп. Он смущённо втянул щёки.
Её рука протянулась через стол, накрыв его руку.
— Нет, нужно. И ещё кое-что.
Её кожа была такой мягкой, такой тёплой, живой. Он хотел никогда не выпускать её руки. Держать её так целую вечность.
Но Лили отняла руку. Полированное дерево скрипнуло под гладкой кожей.
— Я счастлива в браке, — сказала она, — у меня замечательные дети. — Она стиснула кружку, краснея, затем перевела взгляд с чая на Снейпа. Знаменитые глаза Лили Эванс раздирали его на части. — Я просто хочу, чтобы ты это знал. Я рада вернуть нашу дружбу, но ты должен знать, что она не превратится ни во что иное.
— Конечно, — ответил Снейп. Что-то скрутилось и дёрнулось в животе, наполнив его странным теплом, будто открылось внутреннее кровотечение.
Не боль.
Облегчение.
— Хорошо. — Лили жалостливо улыбнулась.
Носком туфли Снейп затолкал палочку обратно в сумку.
***
По вторникам Гермионе было особенно трудно выбросить неотступные мысли из головы. Иногда она уговаривала мать пойти с ней в «Скрещенные ключи» в расчёте на то, что крепкая водка с тоником и мамина склонность к возлияниям после работы будут для той достаточным плюсом. Обычно мать отказывалась. Сегодня она неохотно сдалась со словами: «Не понимаю, что ты нашла в этом заведении».
Лондон был подозрительно тих, станции метро почти безлюдны. Они прошли через Вестминстер. Гермиона зависла задумчиво перед телефонной будкой, но миссис Грейнджер не озаботилась остановиться и спросить причину.
В пабе Гермиона сказала матери, что идёт в туалет, но вместо этого прошла в сад во внутреннем дворике, постояла перед стеной, постучала кулаком по камню. То, что камни не задвигались, странно успокаивало. Камни были твёрдыми. Реальными.
Гермиона вернулась со вторыми порциями напитков.
— Почему, говоришь, тебе тут так нравится? — спросила миссис Грейнджер, с отвращением отдирая подошву туфли от липкого ковра.
— Ностальгия, — ответила Гермиона. — Я раньше приходила сюда с другом.
***
Ей перестал сниться Рон.
«Нормальны ли такие чувства, — написала Гермиона в дневнике на Слушательском Пункте (в её собственной записной книжке в конце концов закончились страницы), — или я такой ужасный человек, что забыла его?»
На следующий день ниже появилась строчка, написанная голубыми чернилами, отцовским почерком: «Время лечит все раны. Если они не загноятся».
И дальше маминым: «Или по меньшей мере чуть унимает боль».
***
Снова был вторник, и снова Гермиона стояла на площади Гриммо, вперившись в проём между домами и зная, что ничего там не появится. Потеплело — на ней был только свитер, фиолетово-голубой, толстой вязки, уютный, мягкий и тёплый.
Та же шапка висела на ограде, только тремя столбиками правее. Узор на ней выцвел, шерсть начала тлеть.
— И вы тоже? — спросил рядом глубокий голос.
Можно было не поворачиваться.
— И я тоже, — ответила она.
Она не видела его лица, только чувствовала тяжесть взгляда, приковывающего её к этому месту и знающему её целиком, насквозь.
— Думаю, я могу подождать, — сказала Гермиона. — Ещё чуть-чуть.
Рука Снейпа протянулась к ней.
— Только чуть-чуть?
— Чуть-чуть, — подтвердила Гермиона, переплетая его пальцы со своими и крепко их сжимая.
========== До сна ==========
Гермиона Грейнджер и Северус Снейп не поженились и не завели детей. Они не договаривались об этом заранее. Просто так уж получилось. Просто оказалось трудно нарушить привычный уклад жизни, действий и бездействия: нужно ли было отодвинуть повседневные дела, чтобы получить разрешение на брак и организовать маленькую свадьбу в ратуше, или дать наконец волю гормонам, мерно капавшим в хрупкую Гермионину репродуктивную систему. Они поговорили и решили когда-нибудь попытаться завести ребенка (или, скорее, не перечёркивать саму вероятность попытки). А затем постарались отбросить разочарование, когда результаты одного обследования за другим поведали им то, что они уже знали, но не хотели услышать: не судьба.
Не судьба. Не для них. Гермиона была не Лили, и Северус не был каким-нибудь обычным мужем-магглом. Родись у них дети, эти дети остались бы здесь, если бы прежний мир когда-нибудь вернулся. Наверное, тело увереннее и решительнее разума, думала Гермиона порой, но не могла решить, злиться ей на их тела или испытывать благодарность.
— Я всё равно никогда не хотел детей, — сказал Северус в стенку. Это было в ночь Гермиониного тридцать восьмого дня рождения. Он изо всех сил старался не выказать уныния, но уже не очень хорошо умел прятать эмоции от Гермионы. Свет починенного фонаря по-прежнему умудрялся проникать сквозь занавеси в спальню, играя на тонких серебристых ниточках седины в его волосах.
— А я хочу, когда-нибудь, — ответила Гермиона, понимая, как глупо это звучит из уст почти сорокалетней женщины. — Не сейчас.
С Роном, подумала она. Произносить это вслух было необязательно. Они никогда не говорили о том, что у Гермионы может быть ещё одна, другая жизнь после этой. Ещё один шанс.
Другая жизнь, в которой Снейпа больше нет.
— Тебя мне достаточно, — в редком проявлении нежности произнесла она, прижимаясь губами к его плечу.
— М-м, — пробурчал Северус уже более довольным голосом, перекатываясь на спину, и наконец заснул. Гермиона крепко сжала в ладони свой кулон, чёрный, всегда слегка тёплый камешек.
***
— Может, сегодня? — поддразнивал её Снейп в лучшие времена, собираясь рано утром на работу в туго обхватывающем шею галстуке и до хруста накрахмаленной рубашке.
— Может быть, профессор, — не оставалась в долгу Гермиона и целовала острую линию его скулы.
Он ненавидел романтику, ненавидел излияния чувств, но находил способ продемонстрировать ей свою признательность каждый вечер, возвращаясь домой. Шоколадные конфеты (Гермиона питала слабость к соленой карамели). Книга — нужно было заполнять новые стеллажи в гостиной. Проспект с рекламой стеклопакетов.
— Ты ведь знаешь, я просто хочу услышать, что я всегда права.
Северус тогда едва сдержался, чтобы не ухмыльнуться, и этого было достаточно. Гермиона прекрасно видела, что он уже неоднократно признавал её правоту и без слов.
Чем старше она становилась, тем больше ей нравилось оказываться правой. Электронный ящик Снейпа ломился от писем, пока он в конце концов не сдался и не подал заявку на полную стипендию по университетской программе для бывших заключенных — и получил эту стипендию. Дальше Гермиона уговорила его подать заявление о приёме на должность преподавателя местных средней школы и колледжа. Учителем Снейпу стать не удалось («к сожалению, из соображений безопасности детей» и т.д.), но взамен ему предложили кое-что получше. Исследовательскую работу — такую, которая не подразумевала обучение безмозглой ребятни.
У Северуса бывали свои моменты триумфа. И когда оказывался прав он, Гермиона, стиснув челюсти, хмурилась при виде его самодовольного лица. Впрочем, торжествовал он беззлобно.
Именно с таким лицом Снейп склонился над её плечом, смотря в экран компьютера — на показатели продаж третьей детской книжки, которую написала Гермиона. («Сплагиировала, — поправляла она. — Настоящий автор просто не существует в этом мире и не может подать на меня в суд». «Есть творческие расхождения, — возражал Снейп. — К тому же, у настоящего автора не было великолепных иллюстраций руки покойного Дина Томаса».)
— Неплохо, — протянул Северус, скользя ногтем вниз по таблице, словно стряхивая знаки препинания со строчек с цифрами.