Страница 13 из 15
Вот Великий четверток. Утреня началась в двенадцать часов ночи. Прекрасное чтение, дивное заунывное пение, самое поразительное содержание всей церковной службы этого великого дня ― все это сильно потрясало мое детское сердце. Тут я не раз думал, какое неоценимое сокровище ― и пение, и чтение в церкви! Но более всего меня еще в те годы моей жизни удивляло то, что мы имеем возможность не только знать Бога, но и беседовать с Ним, и всегда молиться Ему, и находить Его! Тогда, думал я, что было бы с землей, если бы все животные знали Бога и тяготели к Нему; тогда и у них были бы такие же самые церковные службы и такой же самый Великий пост, и они тогда и пели бы, и читали бы, и молились бы Ему. Тогда у овец была бы своя служба, у коров своя, у коней своя, у собак своя, у кошек своя, и все бы они в один прекрасный праздничный день подняли бы свои головы вверх, и вдруг все, смотря на небо, они и блеяли, и ревели, и вопили, и кричали бы, и Бог Святой слышал бы их! При такой мысли я от изумления сильно заплакал. Но вот кончилась утреня. В девять часов утра началась Божественная литургия. Служить ее начали собором. Первый раз я слышал такую литургию! Совершалась она величественно, а пелась она так хорошо ― особенно вместо Херувимской «Вечери Твоея Тайныя…», ― что у меня и слова нет, чтобы передать ее. За этой литургией Симеон и я причастились Святых Тайн.
В семь часов вечера служба. Это чтение двенадцати Евангелий. Оно было в высшей степени умилительно. За этой службой так хорошо пели «Егда славнии ученицы на умовение», что вся церковь буквально рыдала. Это было не какое-нибудь пение, это было какое-то небесное рыдание; мне казалось, что все это время само небо рыдало при одной мысли о том, что некогда Христос в этот день переживал в Себе Самом. Таково было пение в сем монастыре в это утро. В двенадцать часов начались т. н. царские часы. Во время этих часов один тенор так хорошо читал паремии и Апостол, что мне казалось, будто сам Херувим с неба напоминает все ветхозаветные пророчества всей земле о том, что они совершенно сбылись на одном лишь Христе! Я был переполнен каким-то таинственным страхом от его чтения. Кончились часы. Часовой перерыв. Вечерня. Вынос плащаницы. В этот момент на меня повеяло какой-то русской религиозной радостию, и мне сделалось тепло и утешительно, и я невольно как-то сказал: «Плащаница ― это Россия, а на ней вот лежит образ Христа, но образ распятого Христа!» Я вышел из церкви, и какая-то религиозная тоска охватила мою душу. Мне что-то стало жалко России. Ночь. Я утреню проспал. Началась Божественная литургия. О, какая же это дивная и предивная литургия! Когда один баритон начал читать паремии, то мне казалось, что здесь, в этом храме, спустилась самая небесная тишина. Все богомольцы превратились в одно затаенное дыхание. Но вот чтец через несколько минут, вдруг заканчивая одну из нескольких прочтенных им паремий, запел: «Поем Господеви, славно бо прославился», и затем то же самое и на тот же самый мотив грянул хор: «Поем Господеви, славно бо прославился». Я не удержался, я сильно заплакал. Так хорошо-хорошо и чтец, и певчие пели это ― «Поем Господеви, славно бо прославился». Я в это время взглянул на Симеона и на других богомольцев и увидел, что и они имели на ланитах слезы. Прочел он паремии. На душе радостно, светло, но вместе с тем и как-то грустно-торжественно. Вдруг запели: «Елицы во Христа крестистеся…» От этого пения я ощутил пасхальное тихое веяние ангельских крыльев, которыми они, делая сильные размахи, готовятся лететь ко гробу Христа, чтобы отвалить самый камень от гроба и возвестить мироносицам, что Христос воскрес! Такое чувство я ощущал в себе. Но вот Апостол прочтен. Царские врата затворились. В алтаре происходит что-то таинственно-лихорадочное, полились нежные детские звуки сладостного пения: «Воскресни Боже, суди земли». Богомольцы ― одни плачут, иные же на словах «Яко Ты наследиши во всех языцех» крутили головами и всхлипывали. Вдруг открылись Царские врата, и весь алтарь, и все служители точно облеклись в белый-белый свет. К горлу богомольцев подступили слезы, послышалось радостное рыдание, а Симеон мой даже от радости воскликнул: «Вот Он, батюшка, воскрес Христос!» Богомольцы от его восторженного невольно вырвавшегося восклицания все вздрогнули и тоже самое проговорили: «Воскрес Христос». И точно волна по всей церкви прокатилось это русское народное «Воскрес Христос!» Мне стало от слез и темно в глазах, и уж очень жарко в сердце, и пóтом покрылось мое детское чело, и я то же самое почувствовал в себе самом, что Христос действительно воскрес. Запели вместо Херувимской песни «Да молчит всякая плоть…». Вся церковь в это время наполнилась каким-то не кадильным ароматом, а ароматом ангельского присутствия. И хорошо, и радостно стало на сердце. Кончилась литургия. Мы с Симеоном отправились в гостиницу. Нам подали чай. Семен весь радостный и умиленный. Я все время смотрел на него. Напились чаю, я заснул. Наступил вечер. Народа ― тысячи. С иеромонахом Иосифом что-то случилось, его келью окружила монастырская стража. Народ все более и более наполняет монастырь. Идут сюда и крестьяне с котомками на плечах, и городские. Все идут сюда и несут с собою пасхи, яйца, творог, сыр, мясо и т. д.
Уже весь монастырь превратился в море голов. Монастырь весь освещен ярким-ярким светом иллюминации. Ночь пасхальная тиха, только монастырь весь превратился в один густой человеческий муравейник. Всюду глухой раскатывается говор, по всему монастырю. В церкви читают Деяния, прикладываются к раке святого Тихона. Вдруг грянул удар колокола, грянул другой раз, грянул и третий раз, и загудел по всему монастырю звучный, густой и приятный звон большого колокола. Народ, точно река после сильного ливня, [которая,] сорвав всю свою плотину, с неимоверной силой обрушивается в свои глубокие рвы, так и он весь бросился в церковь. Тесно, нет возможности повернуться. Запели «Волною морскою», внесли плащаницу в алтарь, задвигались хоругви, загорелись большие диаконские свечи в алтаре, заблистали белым светом ризы на священнослужителях, забряцали серебряные кадила в руках настоятелей и диаконов, заволновался радостный народ, расступились все молящиеся, потянулся крестный ход. Целая вереница священнослужителей выступила из алтаря. Хор грянул: «Воскресение Твое, Христе Спасе». Колокол все сильнее и сильнее гудит, точно и он понимает все свое значение в сей великий день. Вот процессия остановилась. Двери храма закрыты. О, сладкая торжественная минута! Вдруг сладостной и бесконечно торжественной волной раскатилось по всему народу: «Христос воскресе!» Весь народ от радости вздрогнул, и на лицах у всех заструились сладостные слезы, и у всех задвигались уста, и всё шумно на приветствие настоятеля: «Христос воскресе!» громовым ответом грянуло: «Воистину воскресе!» И всем стало легко на душе и радостно на сердце, и все почувствовали себя, что сегодня они как никогда богаты, счастливы и блаженны. Отворились двери храма. Народ весь взошел в церковь, у каждого молящегося в руках ― зажженная свечка. Последовала великая ектенья, за ней хор грянул: «Воскресения день…»
Я стоял и сильно плакал от радости. На второй день после пасхальной Божественной литургии мы отправились обратно домой. Шли до своего Скопина ровно пять дней. Впечатление от этого паломничества было невообразимо сильное.
Воскрес Христос! Торжествуй, вечность. Воскрес Христос! Радуйся, пространство. Воскрес Христос! Рукоплещите Ему, все космические силы. Воскрес Спаситель мира! Благовествуйте о Нем, всей мировой действительности космические законы. Воскрес Христос! Превратись в победный божественный гимн для Него, многоустая жизнь. Христос Воскрес! Славьте и прославляйте Его, все химические космические элементы. Христос Воскрес! Играй Ему на своем многострунном оркестре, вся мировая атмосфера. Воскрес Христос! И, человеческий род, великолепно прославь Его. Христос Воскрес! О, что я слышу!.. Я слышу, что Его величественно прославляют: и горе, и скорбь, и грусть, и самое отчаяние, и самая нищета и бедность, и самое космическое зло, и, наконец, и самая смерть, и самый ад. Христос Воскрес! И весь мир превратился в одну радость, в одно торжество, в один пасхальный веселый трезвон, в одну божественную Пасху, в один богоподобный привет и святой ответ: Христос Воскресе! – Воистину Воскресе!!!