Страница 36 из 38
- Если они не одумаются, мне придётся прижать всю тюрьму к ногтю, – с досадой буркнул в усы старый служака. Тимофей Петрович Сокольничий был из того племени честных, но не слишком гибких начальников, которые полностью полагаются на великую силу уставов и инструкций, и теряются в нестандартных ситуациях. Должность начальника одной из столичных тюрем «бумажный офицер» получил после долгой службы в Центральном аппарате. Его предшественника уволили с позором после скандальной истории с несостоявшимся воровским банкетом, когда прямо в стенах следственного изолятора крупные российские мафиози готовились провести свою сходку. Надо было срочно смыть пятно позора с ведомства и в Министерстве долго подыскивали кандидатуру с безупречной репутацией. Тимофею Петровичу пообещали, что если новых скандалов не будет, то в отставку он выйдет полковником с орденом на груди. И поначалу всё складывалось для него здесь очень даже неплохо. В положении начальника такого крупного следственного изолятора было много пюсов: попадающие сюда богатые заключённые были готовы платить за значительное смягчение режима содержания и различные поблажки, и значительная часть этих сумм оседала в ящике его служебного стола. А среди рядовых зэков встречалось много различных умельцев, так что можно было не тратиться на техническое обслуживание собственного джипа, ремонт бытовой техники и прочее.
Со временем Тимофей Петрович почувствовал себя в кресле начальника тюрьмы вполне уверенно. Обжился на новом месте. Все предшествующие годы, проведённые в кресле начальника Бутырки, Сокольничему удавалось гасить крупные конфликты и не выносить мусор из избы. Впервые ситуация подталкивала его к самым радикальным действиям. Но отважиться на применение огнестрельного оружия он не смел. Ведь когда потом начнётся разбирательство, его могут обвинить в превышении служебных полномочий.
Хозяин тюрьмы вёл себя настолько нерешительно, что мятежники стали издеваться над ним.
- Эй, начальник, мы твою суку только что начали оприходовать, ты скажи, если она тебе больше не пригодиться, мы тогда её жалеть не станем, – проорала высунувшаяся в окошке уголовная рожа.
- Да я тебе…- поперхнулся угрозой Сокольничий. Сейчас в его власти было покрошить свинцом в фарш всех, кто находится в злополучной камере. Но тогда придётся также принести в жертву своего сотрудника, контролёра Варвару Копейкину, разведёнку 27 лет, мать троих малолетних детей-погодков. В любом случае после такого с полковничьими погонами и безупречным послужным списком можно будет попрощаться. А главное, кто даст ему гарантию, что возмущённые кровавой расправой над своими корешами другие зеки не приговорят его к смерти. Ведь их намного больше, а у его людей всего один автомат на всех.
- Придержи язык! – сердито крикнул фигляру в окне усатый подполковник. Нахмурившись, он старательно скрывал свою растерянность и страх.
Но братва совсем распоясалась, вскоре из другой камеры высунули самодельный плакат: «Полкаш – вор и барыга, отдай наши пайки, иначе вилы тебе». Мерзкая надпись мозолила ему глаза. И Сокольничий послал усиленный наряд подчинённых, чтобы привели к нему наглеца с его поганеньким плакатом, но вскоре порученцы вернулись ни с чем. А ухмылки в зарешеченных окошках говорили, что власти администрации над тюрьмой приходит конец. Дальше – больше. В соседнем окне появился новый транспарант: «Отправляйся лечить свой геморрой, падла казённая, или мы поможем тебе просраться». О том, что начальник тюрьмы страдает столь пикантным заболеванием, в тюрьме знали всего несколько человек. Положение высокопоставленного офицера становилось совсем постыдным.
- Развернуть пожарные шланги и подготовиться направить воду в окна, – распорядился начальник тюрьмы, обращаясь к заместителю. – И пусть струи будут такой силы, чтобы сбили мерзавцев с ног, отбросили их к противоположной стене. Пусть знают, что мы их по стенке размажем.
В этот момент к ним подошёл Легат. Сокольничий с озабоченным видом протянул ему руку, после чего снова обернулся через плечо на своего Зама:
- Дави их всех! – коротко распорядился начальник, не скрывая своего крайнего раздражения.
- Будет сделано, товарищ подполковник, – подобострастно заверил майор Рюмин.
- Вряд ли затеянный вами душ поможет, – откровенно высказал своё мнение Стас. – Так вы только ускорите расправу над вашей сотрудницей. Скоро зеки окончательно перестанут воспринимать вашу власть всерьёз.
- Хорошо, что ты предлагаешь?
- Что я предлагаю? Не утраивать клоунаду со шлангами, а поговорить с их смотрящим.
Пожилой служака удивлённо взглянул на шустрого паренька. И едва удержался, чтобы не съязвить: «Может мне прикажешь на поклон к «Монаху» отправляться?». Но ответил со всей серьёзностью:
- А ты не боишься последствий? «Монах» может расценить мой визит как проявление слабости. Всё-таки я здесь законная власть…
- Законная власть вскоре может станет он! – жёстко отрезал Стас. – Что касается остального…могу пойти я. Требуется лишь ваше согласие. Чтобы наделить меня полномочиями вести переговоры.
Сокольничий неприязненно подумал, что вообще-то капитан прав. Хуже всего, что он наверняка сумеет найти общий язык с паханами, которых он, подполковник Тимофей Сокольничий втайне боится до спазмов в животе. Ведь «Монах» только с виду такой спокойный и снисходительный. Его слово для большинства зеков – закон. В камерах полно отморозков, готовых выполнить любой приказ авторитетного вора. А в нынешней ситуации, когда тюремная система парализована, жизнь начальника тюрьмы уже не ценится так дорого, а со временем обесценится ещё больше. На первый план выходят такие вот сильные духом парни, как этот бывший капитан.
- …Хорошо, – не сразу согласился подполковник, – я прикажу отвести тебя к Монаху, можешь договариваться с ним от моего имени… И всё же рискованно это! И ответственность какая! Ты вот что, черкни мне свои соображение перед разговором на бумажку, обдумать это надо. А так я в принципе не возражаю…
Затянувшееся приключение с поисками девушки французского коллеги вымотало Ксению Звонарёву. Ведь они облазили чуть ли не весь парк Ботанического сада, прежде чем окончательно убедились, что поманивший их за собой след оказался ложным.
На обратном пути оператор Володя отстал.
- Вы идите, а я тут кое-что поснимаю и догоню вас, – сказал он, прежде чем исчезнуть со своей видеокамерой, с которой был неразлучен, в зарослях густого кустарника. Договорились встретится возле машины.
Вот и знакомый «Фольксваген» с большим оранжевым пропуском «Французское телевидение» на лобовом стекле. Только ещё не так давно вышагивавший здесь неподалёку молоденький постовой куда-то исчез. Странно. Ведь если его сменили, то почему не поставили другого полицейского охранять место преступления? И куда подевались мертвецы со двора сгоревшего замка? Не могли же они сами уйти…
В ожидании оператора журналисты сели в машину. Брюийо не сводил тоскливых глаз со своего телефона, на экране которого в качестве заставки стояло фото миловидной молодой девушки с распущенными волосами, и подавленно молчал.
- Это она? – деликатно спросила Ксения.
Брюийо удручённо кивнул, по его небритой щеке сбежала слеза. Ксении пришлось по-матерински обнять его, и взрослый мужчина разрыдался у неё на её плече, как ребёнок.
- Не отчаивайся, Доминик, – утешала Ксения, гладя его курчавые волосы. – Её ведь зову Надежда. Считай это добрым знаком.
- Тебе этого не понять! Мне так одиноко, – пожаловался француз и капризно высвободился из её объятий.
- Ну почему же не понять… – Ксения щёлкнула зажигалкой, желая прикурить, но передумала и выбросила сигарету в окошко. – Поверь, что такое одиночество, мне отлично известно. Это как на плоту в океане – вокруг вода, бесконечно много воды, а ты медленно сходишь с ума от жажды… Поэтому чтобы окончательно не свихнуться, я решила завести себе подружку или дружка. – Женщина выразительно указала взглядом на собственный живот.