Разлом

Сам же Мраморный замок располагался на вершине горы, зовущейся Поднебесной, ибо, по словам Олвиса, высока она была настолько, что вершины ее кутались в шали из снежно-белых облаков, подпирая небесный свод. Возможности удостовериться в сказанном воочию (то есть банально посмотреть вниз) не было, ибо замок был окружен высоченной крепостной стеной с единственными коваными воротами закрытыми на увесистый засов. И облака в лазоревом небе выглядели вполне обычно. Воздух… воздух, впрочем здесь был хорош: и чист, и свеж, и дышится легко. Вот только где-то я слышала, что высоко в горах кислорода катастрофически не хватает, атмосферное давление снижается до перестающего радовать организм предела, и ни о каком комфорте и речи идти не может.

Серафим же, которого я посвятила в свои домыслы, лукаво улыбнулся и заверил меня, что Белые маги в состоянии создать для себя прекрасные климатические условия, и все, что я вижу − дело их рук, вернее, заклинаний, а не парадоксы природы. Признаться, после услышанного все местные архитектурные и ботанические диковинки потеряли в моих глазах какую-то особую прелесть и очарование.

Как оказалось, карта этого мира пестрила множеством больших и маленьких, независимых и подчиненных, мирных и враждующих королевств с разнообразными нравами и обычаями. Единственное же, что объединяло и государства и их жителей − это особое отношение к Белым магам, как поборникам добра, справедливости и благочестия, а так же светочам мудрости, праведности и духовного наследия.

Мне кажется, серафим мог бы до бесконечности рассказывать мне о красотах замка и воочию демонстрировать их, если бы архимаг бесцеремонно не прервал его, дабы вплотную заняться моим обучением, к которому планировалось приступить, оказавшись в его кабинете.

Это была довольно просторная комната, залитая мягким переливчатым светом, проходящим сквозь разноцветные витражи на окнах. Вдоль стен теснились огромные книжные шкафы, пол устлан был ковром, выделанным из шкур неизвестных мне животных, шерсть которых была мягкой и длинной, невозможного снежно-белого цвета. Стену над столом архимага украшал огромный гобелен с изображением его же, собственной персоной и в полный рост, приветственно-благожелательно протянувшего руки зрителю ладонями вверх. В одну из стен вделана была небольшая окованная металлом дверь, запечатанная хитрым замком.

Серхас указал мне на одно из кресел возле камина, стоящих напротив друг друга. Я села.

− Итак, приступим! − торжественно произнес архимаг, удовлетворенно потирая руками, словно муха на краю блюдечка с вареньем. Присаживаться сам он не торопился, взгромоздившись позади свободного кресла и взирая на меня сверху вниз, что ввергало меня в состояние жуткого дискомфорта. Я сжалась в комочек, не зная, куда деть начавшие вдруг ужасно мешать руки и нетерпеливо ждала, когда же начнется обещанное обучение. Но Серхас почему-то медлил.

− Итак, с чего начнем? − бодрясь, наконец спросил он.

Ответом ему служила моя упавшая челюсть.

− Вообще-то, − замялся архимаг, поняв, что внятного ответа от меня не дождется, и как-то подозрительно отводя глаза, − природа магических способностей черного колдуна нам… э-э-э… непонятна. Мы так и не смогли изучить их, найти их истоки и закономерности, по которым они действуют. Обо всем этом мы имеет только весьма общие представления, извлеченные нами из древних трактатов. Теоретические, так сказать умозаключения. Поэтому я толком-то и не знаю, с чего начинать…

− Ну да, а в сражении со злодеем я буду зубы ему заговаривать, уворачиваясь от летящих в мою сторону заклинаний и надеясь, что он каким-нибудь чудом поранится насмерть по неосторожности, − нервно хохотнула я.

− Все гораздо проще: доведешь его своей болтовней до белого каления, он не выдержит и покончит с собой, − подмигнул мне Серхас. − А пока… Расскажи-ка пока о себе. Чем ты занимаешься в своем мире?

− Э-э-э… спортом занимаюсь, в университете учусь, крестиком еще вышиваю, − поднапрягши память, перечислила я.

Не густо вышло. Ограниченная я, оказывается, личность! Правда, я еще стихи пишу. Только об этот посторонним знать не полагается. Потому что это — личное. Да и поэт из меня, в общем-то, так себе: для общества полезнее, если эти стихи так и останутся лежать непризнанными на дне ящика стола.

− В университете учишься? В нашем мире тоже университеты есть, только девушек туда не берут…

Тема учебы оказалась для архимага животрепещущей, ибо Мраморный замок помимо функций, соответствовавших пафосному названию «обитель магов», выполнял еще и функции учебного заведения, где юные аколиты получали чародейское образование. А должность верховного мага, занимаемая Серхасом, подразумевала, помимо всего прочего, и ректорские обязанности. Увлекшись беседой, архимаг уселся в кресло напротив, я постепенно расслабилась, втянулась в разговор, плавно перетекший от темы учебы и учебных заведений к вопросам мироустройства в целом, а от вопросов мироустройства к проблемам магических способностей.

Как выяснилось, для того, чтобы колдовать, как местный злодей, мне необходимо было совершать действия, сходные в чем-то с аутотренировкой, то бишь, отрешившись от посторонних мыслей и отвлекающих факторов погрузиться в свои внутренние ощущения. А затем заставить эти ощущения раствориться в мире, почувствовав его плоть, как свою. После чего становилось возможным волевым усилием проникнуть в тайны материи мира и попытаться ее изменить.

Честно говоря, эффективность этой процедуры вызывала у меня большие сомнения. Представить, что я могу силой мысли разложить себя на частицы, куда-то там слетать, что-то там сделать, и, вернувшись обратно, собраться, как было, конечно, нетрудно. Но вот в возможность совершения этого на практике верилось только при условии употребления чего-то галлюциногенного. Серхас, однако, в успехе не сомневался, пообещав дать толчок моему сознанию своим заклинанием.

Пробубнив что-то невнятное, но весьма устрашающее, архимаг картинно взмахнул руками. Сразу накатила липкая дремота, однако прикрыв сами собой закрывающиеся глаза, я не заснула, а словно бы отключилась от внешнего мира, полностью растворившись в собственных ощущениях, обострявшихся, разраставшихся, растекавшихся, охватывая все вокруг. Казалось, я рассыпалась на эти ощущения, стала ими, а затем и всем остальным. Выделить, обобщить, осмыслить, понять, какому предмету или явлению окружающего мира стоит относить то или иное ощущение, я не могла, сколько ни пыталась. (Как пояснил позже Серхас, умение воспринимать объекты приходит на более высоких ступенях овладения способностями вместе с умением изменять их силой мысли. Черный колдун якобы может создать или переделать предмет, лишь захотев этого и представив желаемый результат в своем воображении.) Из этого странного состояния меня вырвал жутковатый звук, от которого завибрировало все мое существо. Резкая волна выбросила сознание из чувственной бездны в реальность. Я открыла глаза и поняла, что прошло уже несколько часов, а пугающие звуки оказались не чем иным, как недовольным урчанием моего проголодавшегося желудка.

Серхас, желудок которого вел себя тихо, но с моим в целом был солидарен, поупрямившись для виду, принял решение о перерыве на обед. Он хлопнул в ладоши, присовокупив к хлопку знакомое имя серафима и пару неразборчивых слов, которые я наверняка приняла бы за ругательство, если бы не знала, что так звучат местные заклинания. Из туманной дымки посреди комнаты возник Олвис.

− Зачем звали? − приветливо улыбнулся он, заметив меня в кабинете.

− Обед принеси. Побольше, повкуснее и быстро, − небрежно бросил ему Серхас, взмахнув рукой.

Серафим оскорблено задрал курносый нос и растворился в воздухе. Через минуту он появился вновь, держа в каждой лапе по огромному подносу, на каждом из которых имелось по первому, второму, третьему блюду, десерту и компоту. Ловко балансируя своей ношей, Олвис подлетел к столу архимага и, с возмущенным звоном водрузив на него подносы, начал составлять с них блюда, громко постукивая тарелками и по возможности разбрызгивая их содержимое на разложенные вокруг бумаги.