Разлом

− Я подожду, − твердо заверила я.

Демон отыскал пригодную для использования полянку, начертил в центре ее, на мой косой взгляд, идеально ровную окружность. Потом долго и старательно примеривался, проковыривая когтями какие-то метки в земле, заравнивая неудачные и проковыривая новые. Наконец, результат его удовлетворил, и демон аккуратненько вписал в окружность затейливую фигуру, составленную из прямых линий, образовав пентаграмму. Хлопнул лапами. По начерченному им изображению разлился тусклый зеленоватый свет.

− Теперь вставай в центр пентаграммы, − без особого энтузиазма скомандовал он мне. Я так и сделала. Демон одарил меня благодарным и пронзительно печальным взглядом.

− Береги себя, − умоляюще шепнул напоследок Луцифарио.

Вновь хлопнул лапами. Зеленоватые линии пентаграммы слепяще вспыхнули и рванулись ввысь стенами яркого света. Я вмиг потеряла ощущение верха и низа, земли и неба. Голова закружилась, в животе предательски заурчало, к горлу подкатила тошнота.

Однако я даже не успела обругать свою легкомысленность с учетом всей ее родословной, как вновь ощутила под собой твердую землю. Приподнялась, пошатываясь. Огляделась.

Находилась я на довольно широкой поляне, поросшей желтой иссушенной травой. Сзади и по бокам скучно темнел лес. А вот вверху…

Угольно-черное небо располосовано было огромной трещиной, с лоскутно оборванными острыми краями, напоминающими зубцы.

Пасть.

Казалось, кто-то неосторожно потянул небо за края, как кусок бумаги, а середина не выдержала и лопнула. Разлом, однако, зиял отнюдь не пустотой. Сквозь него просматривалось что-то мясисто-красное, отдаленно напоминающее глубокую резаную рану, пульсирующую выталкиваемой поврежденными артериями кровью.

От разрыва вниз к земле опускались, тянулись, падали, ветвясь и переплетаясь, хищные алые щупальца. Словно где-то высоко подвесили выпотрошенного осьминога, пропихнув его конечности в отверстие на небесах.

Только вот ног у животного оказалось не восемь, а куда как больше. И опускались они кишащей и шевелящейся колонной, затем растекавшейся в разные стороны по земле и тянущейся в стороны, но, на счастье, оказывавшиеся не в состоянии преодолеть какой-то незнамо кем определенный рубеж, не дававший щупальцам расползтись далеко от колонны.

Назначение их в этом мире было недружелюбным и кровожадным: являясь частью Пасти, ее продолжением и порождением, они уничтожали все живое на своем пути. Вот одно щупальце резко бросилось в сторону, схватив и тут же оплетя пролетавшую в небесной вышине птицу. Другое, нащупав что-то в траве, не преминуло утащить свою жертву внутрь колонны.

Я смерила расстояние на глаз, рассудив, что нахожусь в относительной безопасности на отдалении примерно метров двадцати от самых длинных и проворных тварей. Потом, поразмыслив, на всякий случай отступила еще на пару шагов назад, и решила, что теперь пора приступать к делу, за которым я сюда, собственно, и явилась. Правда, делать это было, откровенно говоря, страшновато и сложновато.

Как выяснилось, не так-то легко сосредоточиться на внутренних ощущениях, когда на вполне различимом взглядом расстоянии, на тебя хищно щерятся, и шипят тянущиеся в твою же сторону слизистые твари.

И, кажется, подбираются ближе. Или только кажется?

Я помотала головой. Наверно, со страху померещилось.

— Ну, же, тряпка, возьми себя в руки! − раздраженно прикрикнула я на себя. Помогло.

Я поудобнее уселась на траве, закрыла глаза.

…Вдох. Выдох. Погружение.

Я как будто смотрела на мир изнутри самой себя. А границы моего тела растворялись, растекались. Я словно распадалась на мельчайшие частицы, которые сливались с частицами, составлявшими этот мир. Я сама становилась частью мира. Устремлялась ввысь вместе с трепетными порывами ветра. Оседала росой на траве. Падала прохладными каплями на землю, пропитывала ее, даруя живительную влагу. Просачивалась в корни растений и, слетая с их пористых листьев, и вновь устремлялась ввысь. Выше. Выше. Выше.

Что-то резко отбросило меня назад. Рывок. Другой. Все существо пронзила боль. Мельчайшие рассеянные в пространстве мира частицы начало разрывать изнутри.

Есть! Нащупала! Вот они — следы разлома. Теперь нужно искать причину.

Ох, как же трудно-то! Словно меня и впрямь рвет на кусочки вместе с этими частицами, с этим миром.

Надо держаться, надо терпеть!

…По ноге скользнуло что-то мягкое и склизкое.

Я вздрогнула, стараясь не терять образ.

Снова прикосновение, но более жесткое. Захват.

Я резко открыла глаза. Надо мной недоуменно зависло не меньше пяти огромных щупалец, а одно нахально ощупывало мою ногу. Но как они могли оказаться так близко?!

Я резко рванула заднюю конечность, стараясь выпутаться. Не тут-то было! Щупальца, до сего момента лишь примеривавшаяся ко мне, внезапно крепко обхватила голень. Не долго думая, я обнажила кинжал и без зазрения совести полоснула им пакостное создание, злобно зашипевшее в ответ, и неохотно выпустившее ногу. Зато до сего момента висевшие в воздухе твари оказались тут как тут!

В следующее мгновение я обнаружила себя трепыхающейся в центре стремительно захватывающего и обтекающего меня слизистого комка. Меня теребили за руки, за ноги, за одежду, за волосы…

Почему-то я даже забыла о том, что любой приличной девушке в такой ситуации полагается визжать, что есть мочи (видимо, дабы у нападающих уши позакладывало, деморализуя негодяев). Я же увлеченно размахивала кинжалом, тыкая и полосуя им направо и налево. Пусть неумело, зато слизепролитно. И я могу с неподдельной гордостью сказать, что борьба шла на равных!

Но внезапно меня окатило удушливой волной, принесшей то же рвущее изнутри ощущение, которое я испытала при попытке проникнуть в ткань мира. В груди что-то натянулось, готовое вот-вот лопнуть, вызывая дикую боль. В глазах потемнело. Во рту проступил солоноватый вкус крови.

Кажется, я закричала.

Не скажу, что жизнь в тот момент проносилась перед глазами, но смерть я ощутила всем своим существом.

…Что-то неожиданно и раздраженно зашипело рядом со мной. Запахло паленым. Чьи-то руки выпутывали меня из смертельных объятий.

Похлопали по щекам. Встряхнули.

Я замотала головой и разлепила веки. И имела удовольствие лицезреть испуганно вытянувшуюся физиономию колдуна с обеспокоено выпученными глазами.

Не успев ничего толком сообразить, я услышала за своей спиной, ставшее до дрожи знакомым, угрожающее шипение. Колдун, державший меня за подмышки, как беспомощного младенца, презрительно сощурился, уставившись на источник звука, грязно выругался в его адрес и швырнул меня подальше от щупалец, устрашающе нависших над нами. Не удивлюсь, если к физической силе, примененной во время броска, он присовокупил еще и магию, ибо пролетела я метров пятнадцать, описав завидную дугу, и мягко приземлилась на траву, ничегошеньки себе не отбив.

− Убирайся отсюда! Живо! − рявкнул на меня чародей, выпуская из пальцев струю огня.

Нет, в детстве мне, конечно, объясняли, что когда дяди и тети старше и умнее тебя громким командным голосом отдают весьма обоснованные приказания, то слушаться их непременно следует. И, хотя этой истиной, никогда не входившей в число моих любимых, я часто пренебрегала, вполне разумным было бы воспользоваться ей в этот раз.

Не тут-то было! Я сидела как вкопанная на том месте, куда меня забросил колдун и, словно завороженная, наблюдала за ним.

Чародей без устали опаливал огненными струями, окружавшие его извивающиеся слизистые отростки, не давая им приблизиться, но будучи и не в силах отогнать. Количество щупалец увеличивалось с пугающей быстротой. На меня напало всего шесть. А колдун отбивался уже от полусотни — не меньше, берущих его в тесное кольцо тварей.

Все реже и реже выпускал он огненные струи, все слабее и слабее становились потоки пламени…