Искупление Гренгуара

— Мы не будем об этом говорить, — Пьер постарался разогнать повисший мрак. — Ничего такого у нас не будет. Ты — мое главное сокровище. Я живу пока ты рядом. И никто мне больше не нужен. Сам дурак, затеял этот разговор. Это все Париж, его мрачность. Я скучаю по морю и жду не дождусь, когда снова ступлю на палубу «Странника» вместе с любимой женой, — он поцеловал Мари в висок. — Убежден — тебе понравится. Свежий ветер, соленые брызги, солнечные блики на волнах.

— Везде понравится, — улыбнулась его жена. — Лишь бы с тобой.

— Пойдем в спальню, у меня там сюрприз.

— Как, еще один? — глаза Мари загорелись любопытством, которое сменилось тихим вздохом восхищения, когда Пьер поставил ей на колени небольшую шкатулку, изящной работы.

— Я ведь не дарил тебе ничего к свадьбе, — немного виновато произнес он. — Не успел. Все случилось слишком быстро. Драгоценности выбирал на свой вкус. Но если что не так… можем заменить …

— Это просто чудо какое-то, — глаза Мари сияли ярче камней, что доставала она из шкатулки. — Мне никто не дарил подарков. А тут и серьги и браслеты, и … — Каждую вещь она примеряла. Особенный восторг вызвало ожерелье из бледно-голубых аквамаринов, в серебряной оправе. Слов у Мари не хватало. Она почти задушила мужа в объятиях, мешая улыбки со слезами счастья.

— Но это еще не все, — Пьер достал несколько штук самой дорогой материи из шелка и бархата и бросил небрежным жестом на кровать. — Сошьешь новые платья. Никаких больше траурных черных тонов. Я хочу, чтобы моя жена выглядела, как королева. Хотя для меня ты во всем красавица. — И он кутал ее в драгоценные ткани, любуясь изящными изгибами тела в сиянии шелка и бархата. А Мари смеялась и дразнила Пьера, то слегка обнажая, то пряча свои сокровища. Его глаза горели и жадно вбирали ее всю. Наконец, не выдержав, поэт схватил жену в объятия.

— Впервые жалею, что я не художник, — жарко зашептал Гренгуар, покрывая возлюбленную поцелуями. — Но все равно, я закажу твой портрет. Вот такой. Полный тайны и загадки. Ты точно Фея Мелюзина. А может эльф или ундина … Но моя … Любовь моя.

— Конечно твоя, — улыбалась Мари. — Но ты сумасшедший. Такая роскошь. Деньги ведь не даром тебе достаются.

— Деньги ерунда. Разве моя жена не достойна только самого лучшего? Не беспокойся ни о чем. Ты достаточно настрадалась. Дальше мы все переживем вместе. Все-все. И завтрашний день тоже. Он обещает быть нелегким. Но мы справимся.

— Конечно справимся, — Мари погрузила пальцы в роскошные кудри мужа. — Главное, вместе.

***

— Пьер, я не могу, — Мари замедлила шаг и вцепилась в руку мужа. Взгляд у нее был умоляющим. — Не могу идти в тот дом. Прости.

— Я понимаю все, моя девочка, — Гренгуар тихонько погладил ее запястье. — Страшные воспоминания. Но я знаю, что ты у меня самая храбрая и сильная. Всего лишь одно усилие над собой. Я все сделаю сам. А ты только будешь рядом. Совсем не страшно. Мы должны покончить с этим.

— Да, покончить, — прошептала Мари. — И как можно скорее. — Она сделала глубокий вдох и сосчитала до трех. — Идем. Я смогу.

— Вот и умница. Кстати мы уже на месте. — И они подошли к мрачному, каменному дому Традиво. У девушки на минуту больно сжалось сердце от страшных воспоминаний. Подобные раны не проходят бесследно. Они лишь покрываются коркой, которую так легко сорвать, чтобы кровь побежала вновь. Однако Мари собрала волю в кулак и переступила порог страшного дома. Пьер был рядом, как обещал. Его каменная рука надежно поддерживала ее.

Супруги вошли в скудно освещенную гостиную. За столом Мари приметила двух человек в черном, очевидно стряпчих. Они были погружены в какие-то бумаги. В дальнем углу в кресле тихонько сидела девушка, лицо и фигура которой терялась в тени. У окна, сложив руки на груди, стоял Тео. Он молча слегка поклонился Пьеру и Мари. Брови его слегка хмурились. В воздухе чувствовалось какое-то напряженное ожидание. А вскоре послышались шаркающие шаги, и в комнату медленно вошел Традиво. Мари на минуту ощутила дурноту, настолько силен в ней еще был ужас перед этим человеком. Она сильнее прижалась к мужу и крепко стиснула зубы. Нет, на сей раз она не позволит запугать себя. Мари подняла глаза на согбенную фигуру, и страх ее внезапно сменился отвращением. Перед ней был опустившийся человек. Одежда его была крайне неопрятна, жидкие волосы давно забыли о гребне. Трясущиеся руки, землистая кожа и пустой, ничего не выражающий взгляд выдавали горького пьяницу. Он не вызывал никаких чувств, кроме отвращения. Что ж, поделом.

— Я думаю, мы можем начать, господин нотариус, — прервал затянувшееся мрачное молчание Пьер.

Человек в черном поднялся, слегка поклонился и принялся зачитывать длинный и очень сложный документ, полный мудреных латинских слов и юридических формулировок. Сквозь весь этот беспросветный мрак Мари поняла лишь, что Традиво признан банкротом, несостоятельным должником. Что дом, в котором они все находятся, описан за долги, и что хозяйкой его отныне является мадам Мари Гренгуар, в девичестве Депре, в удостоверении коего факта ее просят подписать настоящий документ

— Что это значит? — сдавленным голосом произнесла Мари, глядя на мужа непонимающими глазами. — Этот проклятый дом принадлежит мне? Каким образом?

— Да, этот дом твой, — слегка улыбнулся ей Пьер. — Я выкупил его и переписываю на тебя.

— Но зачем? Он не нужен мне. Ты же знаешь… Я никогда не смогу в нем жить.

— Я знаю, милая. И все же он должен стать твоим. Подпиши. А после делай с ним, что хочешь. Хоть взорви.

— Пожалуй, я так и сделаю, — на щеках Мари, до этой поры бледных, вдруг полыхнул румянец. — А если еще и бывший хозяин будет в нем…

— Отличная мысль, — глаза Пьера весело сверкнули. — Но я бы на твоем месте поискал иные варианты. Например, сдача в наем. Да мало ли еще что.

— Я подумаю, — пробормотала Мари.

— Но это еще не все. Мы продолжим, господин нотариус. — В руках Пьера появились бумаги. — Как мы уже слышали, мсье Тардиво объявлен банкротом. Это его векселя. Я понимаю, что это безнадежные долги и тем не менее выкупил их. Все. Что теперь? Мсье Тардиво ждет долговая яма. Или не ждет. Решать тебе, Мари, — и Гренгуар передал бумаги ошеломленной супруге. — Его судьба в твоих руках. Как в прошлом твоя была в его. Он тебя не пощадил. Теперь решай ты. — Пьер отошел немного в сторону и замолчал, понимая важность момента. Мари же тихо шелестела бумагами и на лице ее менялась целая гамма чувств, в основном не предвещавших ничего хорошего.

— Пощади! — вдруг хрипло выкрикнул Традиво и неуклюже повалился к ногам Мари, цепляясь скрюченными пальцами за подол ее робы. — Пощади, прошу. Долговая яма… Я не выдержу… Я сдохну… Я….

— Пощадить… — глухо повторила супруга Гренгуара, брезгливо выхватывая ткань из цепких пальцев. — То есть простить. Проявить христианское милосердие к такому вот … Простить… Возможно, когда-нибудь, очень не скоро, я бы смогла наконец забыть все, что было со мной, лично со мной. Но смогу ли я забыть девочек лет семи-восьми, которых видела там? У них были испитые лица и глаза старух. Они никогда больше не смогут улыбаться, не смогут жить. Забыть это?! —Мари уже почти кричала. Ее била мелкая дрожь. — Или забыть страшную смерть Жюстины, которая истекла кровью после того, как вынуждена была обратиться к повитухе, искалечившей ее. И Кармен, которую пьяные клиенты замучили насмерть … Они все были проданы в бордель не без вашего участия, мсье Традиво. Несчастные, попавшие в беду девочки. И теперь вы кричите: «Пощади». Не будет вам пощады. И пойте «Осанну» Богу каждый день за то, что так легко отделались!

Каждое слово, произнесенное Мари, раскаленным железом жгло нечистую совесть Тардиво. Он корчился у ног разъяренной женщины, понимая, что надеяться больше не на кого. Сам он никогда и никого не щадил. Однако сейчас вместо раскаяния в нем поднялась волна ненависти и злобы к той, что обличала его.

— Ведьма! — заорал он, указывая пальцем на Мари. — Проклятая ведьма. Не тебе читать мне проповеди, шлюха вальдамурская. Теперь дурака нашла, который женился на грязной девке, после того, как она обслуживала меня и не только. Порядочную из себя корчит. Да только грязь твою вовек не отмоешь…