Страница 95 из 108
Влезть в блузу, надевавшуюся через голову, было делом недолгим, но Марчу хватило, чтобы оказаться рядом, впиться пальцами в плечи и прошипеть:
— Да что ты о себе возомнила, девочка? У меня таких, как ты, было…
— Разве? — У неё опять, как в минуты опасности, заморозило все чувства, и на Марча она посмотрела как на то ли капкан неизвестной системы, то ли на подозрительную лужу: по щиколотку здесь или ямина по колено? Значит, она была хороша, пока была забавной дикаркой из Приграничья, маленькой злюкой и пылкой любовницей? А как только напомнила, кто она на самом деле, сразу «возомнила о себе»? И с тем же морозным спокойствием Катриона стряхнула с себя чужие руки движением, которому отец её учил лет с девяти. — Вы вроде бы говорили, что таких, как я, никогда раньше не встречали, — пустым, мёртвым голосом заметила она. — Врать нехорошо, сир Гедеон. Некрасиво. А теперь отойдите, будьте добры, и дайте мне одеться. И не распускайте руки, иначе завтрашний городской листок выйдет с описанием драки, случившейся в номерах кондитерской. Хозяин будет вам так благодарен!
Остаток дня она просидела в библиотеке, тупо скользя взглядом по расстеленной на столе карте королевства, изготовленной, как гласила надпись сверху, в Его Величества Академии Наук Малой Лаборатории. Карта была то ли нарисована, то ли отпечатана на большом куске пропитанного чем-то холста. Яркая, цветная, дорогая даже с виду, но Волчью Пущу она изображала с такими ошибками, словно эту карту предполагалось подбросить врагам. Зачем она Меллерам-Веберам? У тех имелись очень точные и подробные, хоть и не такие красивые.
На ужин она не пошла, отговорилась тем, что перебила аппетит в кондитерской. Не хотелось ничего. Хотя… нет, хотелось поскорее вернуться домой, туда, где всё привычно, знакомо, понятно. Где даже сплетники придумывают о тебе вполне безобидные глупости, и ни одному младшему сыну или племяннику сеньора в голову не придёт хватать за плечи прямого баронского вассала. Что ж, свой долг пред консортом она выполнила, и больше ей в Озёрном делать было нечего. Можно больше сюда не ездить. Театр только стоил потраченных сил, времени и денег, но жила же она без театра двадцать лет. Проживёт и ещё хоть столько же.
Масло в лампе, кажется, кончалось, потому что огонёк мигал, дёргался, грозил погаснуть в любой момент. Надо было идти в спальню и ложиться, потому что выезжать сир Матиас собирался едва рассветёт, а стало быть, вставать придётся задолго до рассвета: завтрак, сборы, прощание с хозяевами… Дёрнуло же её пойти в это «Сладкое счастье»! Уехала бы после поцелуев среди чужих плащей и до старости бы вздыхала, вспоминая именно это. И считая Гедеона Марча принцем из волшебной сказки. А не фанфароном, подарившим ей грошовый платок из линючей грубой шерсти, да и тот за счёт его сиятельства.
Лампа погасла, но дверь была открыта, а коридор освещался ярко, так что полная темнота не наступила и после этого. Хотя разглядывать карту в свете, наискосок падающем на пол рядом со столом, удалось бы разве кошке. Если бы кошкам зачем-то были нужны карты.
А потом на светлый кусок пола упала тень, надвинулась, скрипнул придвигаемый стул, и консорт уселся рядом, взяв её руки в свои и легко касаясь колена коленом.
— Только не говорите, что вы предупреждали, — вяло произнесла Катриона.
— Каждому надо пробить свою стену собственным лбом, — согласился он. — Я, собственно, не за этим. Давайте я попрошу сира Матиаса отложить отъезд ещё на денёк, а вас свожу к целителю?
— Зачем… — начала было Катриона, но сообразив, брезгливо передёрнулась. — Вы думаете, я могла заболеть чем-нибудь… таким?
— Заразиться от Марча? Да что вы, с его-то любовью к себе и тщательным выбором любовниц! Нет-нет, просто у вас задержка уже на полторы недели.
— И целителю этого достаточно? — недоверчиво спросила Катриона.
— Магу — вполне.
Катриона подумала немного, но мотнула головой.
— Зачем? Присматривать за мною будет господин Каттен, у него я и спрошу о задержке, когда приеду и разберусь с делами. Кстати, они у меня и больше бывали. Как-то раз вообще на месяц.
Вальтер, которому, видно, наябедничала одна из служанок, поглядывал на неё в сомнении, даже спросил, не готовить ли приданое; Катриона возмутилась, как плохо он о ней думает, и разговор на этом завершился. Вальтер, что ни говори, всегда ей верил. Как-то бы он отнёсся к тому, что его сестра встречалась с каким-то типом в кондитерской, хозяин которой сдавал комнаты наверху на час-другой? Впрочем, растит же она его дочь…
— Я не люблю врать, — сказал вдруг Меллер. — В деловых разговорах ещё приходится недоговаривать, смещать акценты, говорить то, во что сам не веришь. Но своим — семье и друзьям — надо говорить только правду.
— А правда в том, что вам не за что меня любить, — понятливо кивнула Катриона. — Вы не хотели вступать в этот брак, вы мне прямо об этом говорили, но вы мне были слишком нужны. Я получила что заслужила и ни в чём вас не упрекаю. Вы делаете гораздо больше, чем должны. Но знаете, как-то не хочется быть просто полезной скотиной, за которой хорошо ухаживают, чтобы давала больше молока или там шерсти.
— Хочется стихов, цветов и безумств, — как-то слишком серьёзно проговорил Меллер. Катриона даже подумала, не издевается ли он. Но он всё так же держал её за руки, чуть поглаживая запястья большими пальцами. — Катриона, босиком по снегу я побегу, только спасая вашу жизнь. Просто покрасоваться… Нет, конечно. Зачем? Я такой как есть, не лучше и не хуже. Как и вы. Гедеон Марч ногтя вашего не стоит, и никто не знает это лучше, чем я. Но вы, разумеется, должны были понять это сами.
Она вяло покивала. Любая женщина, наверное, сказала бы, что ей надо выплакаться. Консорту, понятно, это и в голову не приходило: над чем тут плакать? Жива, здорова, все вещи при ней, и насилием, как ни крути, сегодняшнее происшествие не было. Просто мужчина, звавший её звездой, хотел, чтобы она им восхищалась. Не только его умом, силой, ловкостью, сноровкой — а им вообще. Чтобы забыв себя, смотрела ему в рот. Наверное, он придумал себе дикарку из Приграничья, безоглядно влюбившуюся в блестящего героя. Вырезал из бумаги фигурку, а Катриона не захотела сутулиться и поджиматься, пытаясь втиснуться в оставленное для неё место… «Вот приедет Герта, — подумала она, — опять напьёмся с нею и наревёмся всласть». С Аларикой так раскисать всё-таки было нельзя. Помощница есть помощница, сеньора есть сеньора.
— Вы за мной следили? — спросила она, вдруг сообразив, что консорт знает о том, как плохо она рассталась с Марчем, и не считает, будто это муки совести одолели её настолько, что она отказалась от ужина. — Не лично вы, конечно.
— Катриона, — ответил он с уже знакомым ей тяжким вздохом, который точно означал: «Да что ж ты за бестолочь такая?» — вы в Озёрном никуда не ходили без охраны. Вас всегда сопровождал кто-нибудь из дядиных людей. А уж отпустить вас одну на свидание с таким типом, как Марч… Вы сильная и храбрая молодая женщина, но он-то мужчина и тоже не слабак. Если бы он вас хоть пальцем тронул, долго бы он после этого не прожил, но я не собирался вообще давать ему такую возможность.
Катриона помолчала немного, переваривая так спокойно произнесённое «долго бы не прожил». Словно убийство известного писателя, да ещё и из первого сословия, было ничего не значащей ерундой. И кстати, он ведь грозил Марчу, если что, просто и незатейливо набить морду? Неужели Меллер всё-таки способен на глупости ради тех, кого считает своими?
— Пойдёмте, — сказал тот и встал, потянув её за собой. — Завтра очень рано вставать, а потом долго ехать. Идёмте спать, Катриона. Кстати, вы с Ренатой не говорили? Она хотела попроситься пожить ещё у вас в егерской казарме. По крайней мере до моего приезда с новыми охранниками. В уже построенном доме слишком много гномов, по её мнению.
— А егерей не много?
— Они то и дело уезжают на несколько дней, а гномы фактически живут в будущем трактире, пока строится плотина.