Страница 77 из 108
Завидовали и ворчали не все, конечно. Кое-кто просил одолжить замечательного мастера на два-три дня, но Меллер сказал, разводя руками: «Двести пятьдесят марок, прекрасные сиры. Да не мне и даже не господину Россу, а Гильдии бакалейщиков и кондитеров как штраф за нарушение условий договора». Матушка Аларики обиженно возразила, что никто ведь ничего и не узнает, но над нею захихикали даже такие же охотницы нанять чужого кондитера на денёк-другой.
В общем, Катриона в очередной раз признала про себя, что она какая-то неправильная женщина. Что все эти гостевания, застолья, обсуждения своих и чужих нарядов, рецептов и прочих дамских забот ей скучны и утомительны и что будь она мужчиной, наверняка тоже звалась бы Бирюком. Хорошо, хоть с ночёвкой никто не остался, и вообще народ надолго не задержался: всё-таки не свадьбу отмечали, а имянаречение грудного младенца, матери которого вредно волноваться и уставать. Да и темнело всё раньше, а зверьё и разбойники подтягивались понемногу к жилью.
А Аларика, бедняжка, и правда устала так, что даже подарки взялась разбирать только на следующий день.
========== Глава 36 ==========
— Похоже, сеять заново придётся.
Катриона уныло кивнула, обводя взглядом поле озимой ржи: окаменевшая от мороза земля, седина изморози на всходах, облака мёрзлой пыли, поднятой сухим ледяным ветром — и нигде ни клочка снега.
— Зерно на посев есть, — проговорила она, рассеянно растирая в руке сорванный узкий листик, — но мы останемся без всяких запасов, дочиста всё выгребать придётся. А если, храни Девятеро, лето будет гнилое?
Сир Эммет покивал, тоже озираясь с озабоченным видом. Зря Катриона думала, будто её маршалу дела нет до того, кто и чем его кормит. Что такое «помёрзшие озимые» и «неурожайный год», племянник владетеля такой же, как Вязы, нищей и неустроенной Старицы, знал очень хорошо.
— Лара говорила, — сказал он, — будто староста просил у вашего консорта не крупу или муку, а зерно для посева. — Катриона заинтересованно вскинула голову: значит, те, кто сейчас валит и вывозит с просеки лес, следующей весной обойдутся без её помощи? — И я вот подумал, — сир Эммет неловко усмехнулся, — хорошо, что вы бакалейщика консортом взяли. Дядины крестьяне тоже ведь на просеке работают, значит, будет у них весной, чем поля засеять. А если в долг брать… как думаете, согласится он хотя бы на три-четыре к одному, не пять, как матушка Саманта?
Катриона вздохнула. Да уж, в Храме только взаймы просить. Было такое на её памяти: отцу пришлось на посев брать зерно в часовне — хвала Девяти, лето выдалось щедрое, и расплатились Вязы той же осенью. А бывало, что вернуть взятое в долг зерно в тот же год не удавалось, и тогда на просроченный долг накручивались проценты. Лидия как-то вспоминала, что когда она, совсем ещё девчонка, ходила в служанках у бабушки Катрионы, однажды тоже пришлось занимать у жриц. А лето было дождливое и холодное, толком ничего не уродилось, так Вязы три года подряд потом с Храмом рассчитывались, оставляя себе такие крохи, что только лес и спасал от настоящего голода.
— Не знаю, сир Эммет, — сказала Катриона. — Я поговорю с ним, но если он откажется, сделать я ничего не могу, сами понимаете. Имущество по договору у нас раздельное, и Гилберту Меллеру я в делах не указ.
— Это понятно, — вздохнул он и посмотрел в ясное льдисто-голубое небо, по которому солнце соскользнуло уже к самому краю горизонта. — Давайте возвращаться, что ли. Темнеет рано, а без снега, как солнце сядет, вообще в двух шагах ничего не видно.
Катриона ещё раз посмотрела на поседевшую зелень всходов, потом на промёрзшие борозды соседнего поля, оставленного под паром… Да, придётся кланяться либо консорту, либо жрицам. И Меллер, сколько бы он ни запросил, хоть те же пять к одному, уж точно смотрелся предпочтительнее. Он по крайней мере не станет складывать губы куриной гузкой и нудно укорять должников в том, что вот как прижмёт, так все разом о служителях Девяти вспоминают, а по-хорошему ни у кого ничего не допросишься.
В крепость они вернулись в сумерках, Катриона передала поводья Сороки конюху и задумчиво побрела через двор. Но по дороге заметила, что у кухонной двери Рената Винтерхорст разговаривает о чём-то с Яном, и не удержалась — подошла поближе. Потому что не могла даже представить, о чём чародейке говорить с кухонным мальчишкой.
— Вот бестолочь! — сказала тому Рената. — Тебе предлагают реальный шанс изменить жизнь к лучшему… причём для всей твоей семьи, не только для себя, а ты ломаешься, как девка.
Ян шмыгнул носом этак огорчённо, но упрямо ответил:
— Не, вашмилсть сударыня чародейка, а земля-то как же? Это пока я в возраст не войду, ихняя милость сира Катриона надел под свою ручку прибрала. А ежели я поварёнком в трактир уйду, матушка с сестрицами так при здешней кухне и останутся же. Надел-то вроде как мой, а я ж его потеряю, ежели от сиры Катрионы уйду. Зря, что ли, дед с отцом корячились, участок расчищали?
Сеньору свою он не замечал, потому что она стояла у него прямо за плечом, а остроухой стерве, понятно, дела не было до того, что владетельница слушает, как Рената Винтерхорст пытается сманить мальчишку из её села. Даже бровью не повела, увидев, как Катриона остановилась за спиной Яна.
— У матери твоей где-то в середине зимы срок траура кончится, — возразила Рената. Катриона не сводила с неё тяжёлого взгляда, да только чародейку грозными взглядами сам барон пронять не мог, где уж там простой нищей сеньоре из мест глухих и диких. — Возьмёт в дом примака, — безмятежно продолжала остроухая зараза, — тебе одному всё равно её и двух сестёр не потянуть. Тебе сколько сейчас? Девять? Ещё лет пять ты свою землю всё равно вспахать толком не сумеешь, банально сил не хватит, так что взрослый мужик вашей семье жизненно необходим. Словом, выдавай матушку замуж, а сам пока останешься подручным у Людо, его Гилберт уболтал-таки продлить контракт ещё на полгода хотя бы. А вот когда Матиас построит свой трактир и наймёт повара для него, пойдёшь в помощники к нему, к повару этому. Может быть, даже в ученики — однако это только если Матиас сумеет сманить сюда хоть спивающегося, но мастера. Подмастерья вроде Людо официально брать учеников права не имеют, хотя рекомендацию тебе он напишет охотно, я думаю.
— А меня спросить не хотите? — не выдержала Катриона.
Ян ойкнул и развернулся в прыжке, как застуканный с поличным кот, но Рената только заломила бровь.
— Это о чём же? — ехидно спросила она. — Вроде бы, насколько я знаю, в вашем королевстве рабства нет, и удерживать силой тех, кто хочет уйти, вы не можете. Магде, собственно, и примака-то брать незачем, — немного подумав, признала чародейка. — Она может пристойно, как и положено приличной вдове, выйти замуж; муж усыновит детей и получит участок земли как глава семьи… так ведь по закону? — Катриона против воли, нехотя кивнула. — А сам Ян (с разрешения приёмного отца, конечно) устроится поварёнком в трактир, — закончила Рената. — И сам сыт, в тепле и безопасности, и денег семье на подати подкидывать будет, а может, и сестрицам приданое какое-никакое справит. Кому плохо?
Ян засопел. Катриона смотрела, как мальчишка морщит лоб в мучительных раздумьях: ведь правда же хорошо всё придумано? Её милости только досадно, так ведь не ей же в тринадцать-четырнадцать лет пахать, изо всех — не мужицких ещё, как ни крути — сил налегая на рукоятки плуга. И возразить-то ей на это было нечего, и всё равно… обидно. Она-то ни минуты не раздумывала, помогать вдове с тремя детьми или пусть барахтаются как знают. А её так легко меняют на будущего соседа — который ещё неизвестно каким окажется.
— Кому плохо? Мне, видимо, — не менее ядовито, чем сама Рената, ответила Катриона. — С моим ущемлённым самолюбием.
— О, — усмехнулась чародейка, — уже цитируете нашего Крысика? Поздравляю, сира, с первыми успехами. Ну, глядишь, через годик попро’сите у него почитать те же «Дневники наёмника», а то и «Похищенный трон» Глорфинделя.