Страница 72 из 108
— Он говорит, что накинул овечью шкуру, встал на четвереньки и забежал вместе со стадом, — перевёл охранник неохотное бурчание гоблина.
— Значит, они ещё и овцу украли? — хмуро уточнила Катриона. — Мясо сожрали, а под шкурой в село решили забраться? Значит, надо теперь в воротах ещё и на ноги скотине смотреть, чтобы вместе с нею гоблинов не запустить?
Ей очень хотелось сказать несколько слов из тех, каких приличным молодым женщинам даже знать не положено, но она, разумеется, сдержалась. Вместо этого она спросила:
— Сир Генрих, он вам зачем-нибудь нужен, гоблин этот? Господин Росс, кажется, думает, будто здешние похожи на тех, к которым он в городе привык, а я вот не хочу, чтобы его за доброту отблагодарили удавкой на шее. Если нужен, забирайте. Если нет, так я эту тварь кормить не собираюсь, у меня своих едоков хватает.
Сир Генрих немного подумал и приказал связать проныру понадёжнее, чтобы уже в замке как следует допросить. Катриона втихомолку облегчённо выдохнула. Что ни говори, а проливать кровь на своей земле без крайней к тому нужды ей очень не хотелось. Но и оставлять в Вязах подлое создание, вряд ли способное на благодарность… не хватало ещё, чтобы эта тварь открыла ворота разбойникам или таким же ворюгам!
В общем, отъезд немного задержался, но наконец небольшой обоз в сопровождении егерей и меллеровских охранников отправился в замок, а Катриона смогла заняться своими делами. Дела эти, правда, пришлось себе срочно придумывать: в эту пору она всегда либо корпела над бумагами, либо сопровождала телеги с зерном и овощами туда и обратно, а тут вдруг от этих обязанностей её избавили. Полевые работы закончены, большая уборка сделана, лишний народ разъехался, даже сир Эммет со своими людьми отправился глянуть, не собрался ли кто отсидеться нынешней зимой в окрестностях Вязов. Тихо, пусто… спокойно. Даже горластого сира Вениамина кормилица забрала к себе.
Так что Катриона вытащила всё то же покрывало и ларчик с шёлком и бисером.
— Можно взглянуть, сира?
Она удивлённо оглянулась на гувернантку, отложившую спицы, и сделала приглашающий жест:
— Да, пожалуйста.
Клементина разложила покрывало на рабочем столе, развернув отрез полотна полностью, и хмурясь покачала головой.
— Вам не кажется, сира, что середина слишком пуста? Лично я бы здесь вышила венок… ну, маков, например. Только не алых, а розовых и немного тёмно-красных. Знаете, бывают такие, похожие цветом на мальвы.
— Венок маков — это бы хорошо, — вздохнула Катриона. — Да только ни я, ни сира Аларика рисовать не умеем. Это мы с нею переводили рисунки на покрывало с готовых образцов.
— Так я нарисую, если позволите, — живо ответила Клементина. — Цветы — это же очень просто…
— Кому как, — буркнула Катриона.
— …И я могу прямо сейчас набросать этот венок в центре. Лучше сразу в цвете — господин Меллер покупал для сиры Мадлены большую коробку карандашей. Вы не возражаете?
Катриона чуть замялась. Карандаши покупал консорт для своей как бы племянницы, и Катриона не хотела трогать вещи, ей не принадлежащие. С другой стороны, долго ли проживут эти карандаши у пятилетнего ребёнка? Сломаются, потеряются, будут исчирканы на рисунки «это домик, это я, это кошка». А тут ими хоть раз воспользуются для дела.
— Не возражаю, — сказала она.
Коробка и правда была большая — две дюжины разных карандашей. Катриона вспомнила, как им с Вальтером кто-то из дальней родни присылал в подарок набор из шести цветов и как Лидия берегла потом огрызки этих карандашей. Один аж до прошлой осени сохранился и был добит о брёвна частокола, требующие замены. Клементина выбрала несколько штук, быстро и умело подточила их и без всяких набросков на бумаге, просто наскоро разметив полотно, нарисовала растрёпанный венок из розовых и тёмно-красных маков. Лицо у неё при этом было… как у Меллера, когда он садился с лютней и что-то наигрывал такое, печальное, но светлое и чистое, как осенний ясный закат.
— Любите рисовать? — спросила Катриона.
Клементина вздохнула, кисло улыбнулась.
— Краски стоят дорого, сира, — сказала она. — И всё остальное тоже… — И прибавила совсем некстати: — У вас тут такие пейзажи — просто руки чешутся написать хоть несколько этюдов.
— Вы же будете учить Мадлену рисовать, а она перепортит столько красок, карандашей и бумаги… — Катриона дёрнула плечом. — Я спрошу консорта, позволит ли он и вам брать понемногу. Могу сказать, что мне нужны новые рисунки для вышивок. Или что я хочу картину на стену в столовой. Вы сумеете нарисовать осенний лес или что-нибудь ещё такое?
========== Глава 34 ==========
— …Ну, нательное бельё — это ещё ладно, — Аларика подняла на Ренату глаза от присосавшегося, точно клещ, младенца, и взгляд этот был исполнен обиды и недоумения. — Но платья-то зачем было в камин? Такие красивые, толком и не ношеные? Мне вот тоже не понравилось, не только сире Аделаиде!
Катрионе тоже было жалко платьев сиры Фриды. Их из такой отличной ткани шили, и её столько на них пошло, — сира Фрида, как ни крути, худышкой не была, — что если на баронессу перешить, так обрезков ещё её внучкам на платьица хватило бы. Но говорить об этом с чародейкой точно не имело никакого смысла. Не с женщиной, которая за контракты дешевле сотни золотых вообще не берётся. Та, не переставая что-то лениво наигрывать на меллеровской лютне (к удивлению Катрионы, Клементина, чуть покачивая головой в такт музыке, что-то неслышно напевала про себя — знала, что это такое?), безразлично отозвалась:
— Так Инга же полжизни провела на востоке, троих детей родила для тамошней Старой семейки, а они там все параноики: ни волоска, ни кровинки не должно попасть в чужие руки! Никаких ношеных вещей, отданных прислуге, в подарок только новое, а все свои обноски — в огонь. Никаких тряпочек для женских дней, только чашечки из специальной бумаги, и их сразу же после использования — в огонь. Прачки, судомойки, золотари — все наняты под клятвы на крови, хоть и служат этой семье поколения за поколениями. Поживи-ка так почти двадцать лет, тоже паранойя зацветёт и заколосится.
Это в Волчью Пущу приехали дочери сиры Фриды, чтобы разобраться с наследством. Украшения, да не простые, оказывается, а зачарованные, они поделили пополам; книги и какие-то магические инструменты оставили Отто, объяснив ошарашенному подобной щедростью бывшему подпаску, что ничего особенно ценного там нет, а тащить такую тяжесть через половину страны им лень; младшая взяла на память о матери её серебряную цепь магистра какого-то там Ковена, а ещё парадную мантию чёрного бархата с серебряными пряжками (тоже, как поняла Катриона, на память, потому что, если верить Аларике, одета дочка маркиза была в платье ещё дороже тех, которые полетели в топившийся камин); а вот старшая, та самая Инга с загадочно колосящейся паранойей, забрала себе обоих учеников покойной сиры Фриды. Так что наставничество Ренаты отменялось.
— А как можно забрать чужих учеников? — спросила Катриона, пристально разглядывая свой угол покрывала. Он был уже вышит полностью, но у неё никак не проходило чувство, будто чего-то не хватает. Так и хотелось что-нибудь добавить — но что? В конце концов она решила не портить хороший готовый рисунок своими дурацкими выдумками и просто начать вышивать угол с петуниями.
— А они не чужие, — возразила Рената. Мелодию она стала наигрывать какую-то другую, Клементина разочарованно вздохнула и уткнулась в вязание, уже ничего не напевая под нос. — С отцами мальчишек у Фриды был подписан заверенный нотариусом договор о том, что она обучит их всему, что они способны усвоить, — пояснила чародейка. — Учеников, разумеется, не отцов. Её дочери, вступая в наследство, приняли на себя все обязательства и долги матери, не только финансовые, стало быть, как наследницы они обязаны закончить начатое ею. И вообще… Инга со своими детьми даже видеться без разрешения главы семьи не имеет права. А тут два вполне уже самостоятельных парня, которых с раннего детства воспитывали и учили именно как магов — это вам не подпасок неграмотный, которого Фриде повесили на шею полтора десятка лет назад. Я потому и согласилась их обучать, что мне уже пришлось бы двигаться по накатанной колее, а не учить детей читать, писать, считать и сморкаться в платок, а не в рукав.