Страница 47 из 108
Разгрузив первые три или четыре повозки, гномы потребовали обед. И хвала Девяти, что о приезде они предупредили заранее и что Меллер так же заранее предупредил, чего и сколько надо им на обед приготовить! Даже Тильда в кои-то веки онемела и только руками всплёскивала, выслушивая указания и наставления: столько мяса за раз?! Гусей, уток и кур Меллер, впрочем, скупил в селе, не став разорять птичник своей супруги. Старухи, остававшиеся дома кухарничать и присматривать за внуками, пока остальная семья работала в поле, озадаченно вертели в руках серебряные монетки, полученные за битую птицу: хорошо, да уж больно непривычно. Обычно разжиться деньгами сельчанам удавалось только на ярмарке после окончания полевых работ, а тут самая страда — и деньги как с неба упали.
— А что, ваша милость, — спросила мать старосты, — гнумам-то небось и баранинки захочется, а? Или парочку козлят можно зарезать. Толком не подросли ещё, понятно, зато мягонькие — без зубов разжуёшь. Велеть, поди, мужикам отобрать кого не жалко?
Меллер охотно согласился и на баранину, и на козлятину, и на птицу, сколько бы её ни было, и старухи разошлись, оживлённо переговариваясь и крепко зажимая в сухих коричневых кулаках серебряные монеты. Катрионе бы порадоваться, что осенью её люди точно сумеют выплатить подати, но опять её царапнула мысль, что богатого и нежадного консорта своей сеньоры вязовчане, пожалуй, считают лучшим владетелем, чем она сама. Обидно и несправедливо, между прочим: были бы у неё деньги, она бы их уж точно не на шёлковые чулки тратила (шёлковые чулки на ведьмах Голд неожиданно сильно её задели — им вообще-то и по сословию не полагалось такое носить, да кто бы решился просто оштрафовать, не то что высечь, хоть матушку, хоть дочку). Вот только откуда бы взяться деньгам у владетельницы маленького села в Приграничье? Рожь в глухомани выращивать — это вам не сахаром и чаем торговать. И не продавать ту же рожь гномам для крысиного молодняка.
А гномы, основательно пообедав и чуток передохнув, закончили разгрузку и принялись собирать из железных труб, листов и балок частью что-то непонятное (Меллер обозвал эти штуки «лебёдками», что бы это ни значило), частью что-то вроде строительных лесов, только целиком из металла — лес им дриады, видимо, не продавали. Или гномы просто вообще не доверяли дереву? Работали они всё так же неторопливо с виду, но странные сооружения росли прямо-таки на глазах, обступая ту самую пристройку железной оградой. Сколько гномы вообще будут возиться с этой несчастной теплицей? Катриона назавтра собиралась ехать в замок и в часовню, она за неделю барона предупредила, что приедет с дочкой Вальтера, а тут полон двор бородатых строителей.
— А кому и зачем вы тут нужны? — удивилась Рената. — Гномы с вами всё равно ни о чём серьёзном разговаривать не станут: у них нет понятия «консорт», для них вы просто жена Гилберта Меллера, и место ваше на кухне. А уж прирождённый торгаш и без вас прекрасно справится.
— Всё это можно было сказать и повежливее, — укорил её сир Бирюк.
Катриона была с ним совершенно согласна, но чародейка, понятно, только отмахнулась:
— Втрое длиннее, с реверансами и выразительными взглядами «нувыжепонимаете»? Суть, тем не менее, останется та же.
— Без сопливых скользко? — уязвлённо спросила Катриона, и оба наёмника согласно хмыкнули: именно так. Пришлось признать, что они правы и теплица как-нибудь да будет построена даже без соплей владетельницы.
К ужину гномы закончили собирать леса и подъёмные устройства (вот что это было, оказывается), поели опять так, что Тильда до сих пор не могла ни слова вымолвить, — это стряпуха-то, привычная к голодным, как волки, мужикам! — а после ужина с курительными трубками устроились во дворе в окружении вернувшихся с поля мужиков. И детей, конечно: этих любопытных шныр и палками не отгонишь, даже если просто новый дом строится, а тут гномы со своими железками!
О чём уж у них шла беседа, про то Девятеро знают, а Катрионе выяснять было некогда. Ночевать строители собирались на улице, чтобы присматривать за своим добром, и пока служанки носились туда-сюда с тюфяками и одеялами, чтобы постелить гномам прямо в повозках, Катриона с маршалом решали, сколько человек придётся выделить для охраны этих, Канн прости, дозорных. Потому что такая гора гномьего железа — это же для сельчан как для кота кусок печёнки на столе: ножи, топоры, инструмент… Кто, спрашивается, устоит перед таким искушением и не попытается стянуть хоть пару гвоздей? А ей, владетельнице, потом объясняться с гномами и наказывать воров (если попадутся, конечно). Вот заняться ей больше нечем!
В общем, Меллера с Аларикой должна была икота замучить, столько хлопот они доставили со своей дурацкой теплицей.
Уезжать, даже всего на день и всего только в замок, оставляя в Вязах целую толпу чужаков, Катрионе не хотелось, хоть она и понимала, что Меллер в самом деле знает гномов куда лучше, чем она, и помощь супруги ему совершенно не требуется. Ещё с ним оставались маршал со своей женой, и на обоих вполне можно было положиться. И всё равно на душе было беспокойно.
Однако после завтрака всё же пришлось уехать, взяв Мадлену к себе в седло: сир Георг очень не любил, чтобы договорённости нарушались, да и самой Катрионе почему-то хотелось успеть признать племянницу до годин. Может быть, Вальтер поэтому ей и снился — просил позаботиться о дочери?
Свидетелем неожиданно поехал сир Матиас. Он и подал Мадлену Катрионе в седло, когда её мать привела девочку во двор крепости. Мадлена взвизгнула то ли испуганно, то ли радостно, когда крепкие жёсткие руки подхватили её подмышки и закинули на спину настоящей верховой лошади. А её матушка глянула на сира Бирюка из-под ресниц и низким грудным голоском проворковала: «Ой, ваша милость, чем я только отблагодарить-то вас смогу?»
«Я, кажется, знаю, чем», — подумала Катриона, неласково глядя на до сих пор красивую, хоть и заметно расплывшуюся от рождения троих детей подряд Беату. Платок на ней был новый, яркий, с длинными кистями, но он-то мог в подарок на Солнцеворот перепасть, а вот такие же яркие бусы в две нитки уж точно не муж дарил. Муж, сколько знала Катриона, подарками красавицу-жену не баловал. Так что сплетники в кои-то веки не врали: Беата и правда не отказывала в ласке заезжему воину, не делая различий между своими сеньорами и наёмником. «Ну да, — мрачно пояснила себе сговорчивость молодой бабёнки Катриона, — свой владетель бесплатно нагнуться прикажет, а чужак вон бусы дарит — как такому отказать?» Понятно, но всё равно… обидно: быстро же любимица Вальтера утешилась после похорон благоволившего к ней сеньора.
Сир Бирюк меж тем пристроил в седельной суме какой-то увесистый свёрток.
— Матери Саманте, чтобы не дулась из-за Агаты, — пояснил он.
Катриона не поняла, от себя подарок делает наёмник, от них обоих с чародейкой или передаёт от Меллера, но спрашивать не стала. Сама она, провожая ведьм, отвезла святой матери полдюжины волчьих шкур — Гуго Кулаком выделанных, по его семейному рецепту, дивно мягких и гладких. Консорт добавил от себя роскошные «Скрижали» с цветными рисунками и вычурными буквами в названиях глав, но матушка Саманта обижалась до сих пор. Хотя на её месте, греховно думала Катриона, приличная женщина чувствовала бы себя виноватой, а не безвинно обиженной. «Впрочем… что’ служительница Сармендеса в самом деле могла сделать, если глава Храма Озёрного графства отмахивался от её писем, как от мух?» — подумала было Катриона. Но тут же себе возразила: «Могла бы не изображать оскорблённую добродетель, когда люди решили разобраться наконец со своими бедами. А то ведь у самой толку справиться с шаманским проклятием не хватило, добиться помощи святых братьев она тоже не смогла, а как малефикаршу увидела, так сразу на дыбы встала. Не ожидала она такого! А чего ожидала? Что Вязы тихо загнутся, до последнего продолжая выплачивать десятину?»
Высказывать это вслух Катриона, понятно, не собиралась, но настроение у неё и без того было неважное. А тут ещё и Мадлена ёрзала у неё на коленях, словно её в крапиву посадили, а не в седло. Понятно, что у крестьянской девчонки не было и не могло быть привычки к седлу, но всё равно… раздражало это ёрзанье несказанно — Катрионе же лошадью править приходилось, а у Сороки шаг был лёгкий, ровный, зато характер мерзкий, только отвлекись. Спасибо, хоть молчала (Мадлена, конечно, не кобыла), только головой вертела во все стороны, а не трещала, как сорока, спрашивая обо всём, что попадалось на глаза. Впрочем, Катриону она пока что считала сеньорой, «ихней милостью», а не тёткой. Вот привыкнет немного, освоится, и тогда уж, Канн милосердная, только терпения бесконечного где-то набираться, без которого детей и прибить недолго. А потом ещё и свои появятся… Не лучше ли, кстати, обойтись двумя, какого бы пола они ни были, иначе просто свихнёшься от этих бесконечных «а зачем?» и «ой, а это чего?» Или даже одного хватит: вон, кузина есть уже, чтобы не скучно было одному. «Учи’теля у консорта попрошу вместо музыканта, которого он мне так и не привёз», — утомлённо подумала Катриона.