Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 108

— Были, — ответила она старшей Голд, неуверенно погладив скользкую верхнюю грань, нагревшуюся от тела мечника, ведьму сопровождавшего. — Одного кабан задрал на охоте, один уехал куда-то, я не знаю, что с ним… У Лидии, управительницы нашей, дважды был выкидыш, она сама чуть не умерла.

— Вот уж в чём шаманское проклятие точно не повинно, — хмыкнула младшая, отбирая у Катрионы кристалл. Она тщательно осмотрела его и передала матушке. — В жизни не поверю, будто орк мог навредить младенцу, притом ещё даже не рождённому. Сама, скорее всего, напилась какой-нибудь ядовитой дряни, чтобы от про’клятого сеньора не рожать… Всё чисто, сколько я могу судить. Или нет?

— А у брата? — не отвечая дочери, Агата Голд пристально рассмотрела кристалл, отставив его на вытянутой руке и заметно щурясь. Солнечный свет из открытого окна красиво дробился в гранях, а вокруг кристалла мерцало зеленоватое сияние. Катриона не знала, зачем эта штука нужна, — для кулона крупновата всё же, даже рослый и плечистый мужчина носил под рубашкой, — но она бы и сама от такой не отказалась. Ну вот просто для красоты.

— Девочка четырёх лет, — сказала Катриона, решив, что за Лидию обидится попозже. Когда обе ведьмы уберутся из Вязов, например. — Вернее, — уточнила она, — на Белую Дорогу будет пять.

— Признана?

— Н-нет. Вальтер выдал замуж её мать, дал за девушкой приличное по деревенским меркам приданое, но Мадлену признавать не стал. Наверное, боялся за неё.

— За девочку? — фыркнула младшая ведьма. — Признавайте, не беспокойтесь. Если орк сказал «весь ваш род», он имел в виду исключительно мужчин.

— Чисто, — решила меж тем её мать и вернула кристалл своему то ли охраннику, то ли напарнику — на её роскошной груди прямо-таки лежал гильдейский жетон. Как и у дочери, впрочем. А та же Рената Винтерхорст своего мечника величала именно напарником, а не охранником. Видимо, в их гильдии было принято зваться напарниками, даже если один наёмник откровенно охранял другого. — Я так понимаю, за помощью вам надо было обратиться хотя бы лет пять назад… Не лично вам, понятно, — поправилась Голд раньше, чем Катриона успела фыркнуть: вообще-то, у неё ещё год, а не пять назад не было денег на то, чтобы обратиться за помощью к двум заносчивым стервам, рядом с которыми даже остроухая боевичка выглядела простой, душевной женщиной. То есть, у неё самой, без консорта, до сих пор не хватило бы денег даже на такие же чулки, как у злых страшных ведьм. Но Агата Голд, понятно, совсем не это имела в виду, потому что закончила свою мысль: — Вашей семье можно было бы помочь, я думаю, ещё хотя бы лет пять-семь назад.

— Людям, которые тащат к себе в дом пленных малефикаров и некромантов и даже рты им не затыкают, вряд ли чем поможешь, — буркнул мечник. — Что? — удивился он, когда все разом посмотрели на него. — Раз вы, сира, знаете, в чём заключалось проклятие, значит, орочий колдун его вслух выкрикнул, не так?

— Так, — пришлось согласиться Катрионе. Она и сама, кстати, много раз непочтительно думала о прадедушке, за каким таким… огром он тащил пленного шамана в крепость? Похвастаться, что ли, удалью своей хотел? Ну вот, дохвастался. А теперь его правнучке разгребать за ним.

Сидели они всей компанией в комнате Катрионы. Ей самой при этом пришлось сесть на кровать, потому что оба стула заняли ведьмы Голд, а наёмник полубоком пристроился на подоконнике. Дверь была раскрыта настежь, чтобы никто лишний под нею не грел уши, а в проёме, привалившись спиной к косяку, стоял Меллер, наблюдая за коридором и гостиной, чтобы там опять же не торчали всякие лишние. Он-то и заломил бровь в удивлённой гримасе, увидев кого-то, кого явно не ожидал. И судя по тому, как он разом выпрямился и подобрался, был это кто-то из семьи барона — ни сир Эммет, ни его супруга с младшей сестрой такого бы точно не дождались.

Так и есть, был это сир Генрих. И матушка Саманта — та прямо-таки пылала праведным негодованием.





— Сира Катриона! — с порога завела она, даже не поздоровавшись и не слушая приветствия вскочившей Катрионы. — Уж от вас я никак не ожидала!..

— Мать Саманта, полагаю? — даже не подумав встать, перебила старшая Голд (её напарник, хоть и без особой охоты, с подоконника всё же сполз). — Очень кстати. Значит, это на ваших глазах и при вашем бездействии был практически уничтожен род владетелей Вязов?

— Что вы себе позволяете?! — возмутилась жрица, но Катриона заметила, как забегали у неё глаза, да и праведный пыл заметно поугас.

— Я? — Агата Голд усмехнулась этак снисходительно-покровительственно, и Катриона немедленно исполнилась лютой зависти и желания отдать полжизни за умение так посмотреть и так произнести единственное слово. — Я, святая мать, довольно многое могу себе позволить. Видите ли, среди влиятельных людей и не людей фанатиков немного, а дураков и того меньше. Если на кого-то из них будет наложено проклятие, они скорее обратятся за помощью к малефикару, а не к экзорцисту. Знаете, почему?

Мать Саманта только поджала губы, но сир Генрих заинтересовался.

— Почему? — спросил он.

— Очищение развеивает тёмные заклятия, — по кивку матери сказала младшая Голд, словно той урок отвечала, а не просвещала баронского сына. — Если сил экзорциста хватит, конечно. При этом уничтожаются и все следы страшного тёмного колдовства — всё равно что сделать основательную уборку перед приходом стражи и дознавателей. А! Ещё если проклятие будет медленным, ползучим, оно может за несколько лет так оплести ауру жертвы, что обряд Очищения убьёт и её заодно. А вот опытный и знающий мастер тёмной магии, — она коротко поклонилась матери, — распутает аркан и на втором конце ниточки вытянет того, кто заклятие наложил. И уж узнать у него имя заказчика — две минуты разговора по душам: какой же нормальный маг пойдёт на дыбу и на плаху, храня в тайне имя всего лишь очередного клиента? Так что судите сами, сир Генрих, на чьей стороне будет его сиятельство в конфликте между Голдами и матерью Самантой.

— Наш с вами конфликт, — жрица прямо-таки выплюнула это слово, — разбирать будет Храм, а не его сиятельство.

— А вот как раз отцу Симону и следует ознакомиться с положением дел в вашем приходе, — безмятежно отозвалась старшая ведьма. — Сира Катриона, хотите подать жалобу? Я подробно объясню, что и как писать, а денег и связей вашего консорта наверняка достанет для того, чтобы ваша жалоба не затерялась в столе пятого помощника третьего секретаря его святости. Если сира Катриона пожалуется, что по причине бездействия старшей жрицы храма Волчьей Пущи от целого благородного семейства остались две девочки, — одна неполных двадцати лет от роду, другой и пяти ещё нет, — то что вы на это ответите, мать Саманта? Что не заметили, как часто гибнут на ровном месте мужчины из рода владетелей Вязов? Что приезжая в эти самые Вязы, вы не чувствовали никакого проклятия? Вы, жрица Сармендеса, не Канн? Это тянет как минимум на неспособность исполнять свои прямые обязанности, святая мать. А как максимум — на потворство наитемнейшему колдовству. Что, боязно было связываться с орочьим шаманством? Или просто безразлично, что там творится у вас под носом, лишь бы вам продолжали исправно десятину выплачивать?

Матушка Саманта слушала, к удивлению Катрионы, не перебивая, только красные пятна на скулах разгорались всё ярче.

— Да что вы знаете о жизни в таких глухих углах, — неожиданно тихо проговорила она, когда ведьма замолчала, вопросительно глядя на неё. — Вон сир Генрих не даст соврать, сколько раз его отец просил помощи у графа, чтобы управиться с разбойниками. — Тот только молча кивнул. — Никому мы тут не нужны, лишь бы налоги платили, как вы и говорите. Да, я не лезла снимать проклятие, природы которого понять не могла и боялась навредить ещё сильнее. Но я писала докладные с просьбой прислать сильных и знающих братьев… да хоть паладинов! Писала и писала, и писала. А мне всякий раз неторопливо отвечали, что как только представится такая возможность, просьба моя будет рассмотрена. Не удовлетворена, заметьте, а рассмотрена.