Змеюка

— Кроме того, что с ними говорить не о чем? С мальчиками, кстати, тоже.

— А с чего ты взял, что я с ними о чём-то собираюсь говорить? В бордель не для этого ходят.

— Много ты бывала в борделях, — фыркнул он.

— Я? — Камилла посмеялась над его самонадеянной наивностью. — Если вдруг тебе интересно, ты второй, кому я не платила.

— Да уж?

— Алан! — она с невесёлым смешком подняла голову. — Ну, посмотри на меня…

— Очень привлекательная молодая женщина, — заверил он. — И глаза как янтарь. Слушай, а в тебе крови эльфов или фейри нет? У людей не бывает таких ярких глаз.

— Я не о том, — отмахнулась Камилла. — На мне же большими буквами написано: «Господа, у меня есть дела поважнее, чем пытаться понравиться вам». А между прочим, господин сотник, если вас не было в крепости полторы недели, как вы узнали, что меня опять не было за ужином? Господин главный целитель наябедничал?

— Он самый.

Он ещё что-то хотел сказать, но тут в библиотеку заглянул Карл и, выставив перед собой корзинку, словно оправдание, доложился:

— Ваш ужин, ваша милость. И господин Лео того… обижается, что сами не ходите.

— Давай сюда, — распорядился Алан. — И иди отдыхай, я сам присмотрю за госпожой Виперой.

— Так точно, ваша милость, — не скрывая неудовольствия (сыр, пирожки — а нормальная-то еда где?), отозвался Карл и сдал свой пост сотнику. Которого Камилла спросила:

— Знаешь, у меня есть гениальная идея, где можно поужинать. Пойдёшь со мной?

Ключи у неё имелись от всех помещений башни магов, кроме чужих личных комнат, разумеется. Познакомиться толком с соседями времени у Камиллы так и не нашлось до сих пор, но на астрономическую площадку она заглядывала, а как же. Вечер… да, собственно, ночь уже, а не поздний вечер… радовал тихой облачной погодой — радовал, потому что в ясную ночь кто-нибудь из магов вполне мог явиться на крышу для наблюдений и расчётов. Переодеваться Камилла не стала, её куртка и штаны из толстого сукна неплохо защищали от холода, не только от едких и горячих брызг. Она со смешком подумала, что это было бы так романтично — вдвоём высоко над землёй, только небо и ветер… но для свидания она очень уж неромантично одета.

— У тебя было когда-нибудь такое? — спросил вдруг Алан. — Встретишь человека, поговоришь с ним от силы часок, а ощущение такое, будто знаешь его всю жизнь?

— Нет, — Камилла, подумав, покачала головой. — Наставника своего я как будто бы знаю всю свою сознательную жизнь, хотя ученицей меня он взял довольно поздно. Но там ни про какое «сразу» даже речи не было. Первые полгода я частенько ревела по ночам и думала, что вот отец приедет в очередной раз, и я вернусь с ним домой. Я так понимаю, мастер нарочно на меня давил, чтобы не возиться зря со слизняком бесхребетным. Бросаешь учёбу — так бросай сразу, не отнимай у человека время. Но чтобы через час… — Она пожала плечами, хлебнула прямо из бутылки и передала её Алану. — Я не очень легко схожусь с людьми, знаешь. Но ты меня здорово удивил. Я бы на твоём месте, наверное, решила, что у девицы горячка, если она коту стихи читает. — Тот булькнул что-то, не отрываясь от горлышка бутылки. — Сейчас, впрочем, удивляешь ещё сильнее.

— Тем, что сижу тут и пью за твой счёт? — поинтересовался он, возвращая бутылку. — Тогда давай уж и сыру, удивлять — так от всей души.

— Тем, что ты вроде бы уже получил своё, да так легко, и всё равно пришёл снова, — усмехаясь, пояснила Камилла, по-братски разламывая кусок местного сыра, больше похожего на солёный творог. — Считается же, что мужчинам не интересно, когда слишком легко. Крепости и женщин надо осаждать, брать штурмом или подкупать…

— А тут приходишь, — подхватил Алан, — ворота настежь, комендант хватает тебя под ручку и тащит выпить вместе, а то скучно одному. А утром, зевая и мучаясь похмельем, бормочет: «Ребята, будете уходить, сильно воротами не хлопайте. Или вы пока остаётесь?» У любого завоевателя шок приключится от такой победы.

— А ты уверен, что это победа? Когда гарнизону так мало дела до якобы завоевателей?

— Нет, конечно. Но я и не завоеватель. — Он немного помолчал, рассеянно катая по столу для записи наблюдений шарик из кусочка сыра. — Я прекрасно понимаю, почему всё так быстро случилось: незнакомое место, незнакомые люди, всё чужое, все чужие, а тут тип, который знает и любит то же, что и ты — стихи, кошек, смешные байки в постели… Я боялся, что разочаровал тебя, — сознался он. — Что ты просто не хочешь повторения, поэтому избегаешь меня. Потом послушал разговоры, что ты, оказывается, просто поселилась в своём подвале, и понял, что дурак.

Он обнял её, прижимаясь щекой к её макушке, и пробормотал: «Злючка-колючка ты, а никакая не хатун Гюрза», но не отстранился. В его руках было тепло и… надёжно. Вот только спать захотелось с совсем уж неодолимой силой.

— Пойдём, — сказала Камилла, неохотно отрывая голову от твёрдого и тёплого плеча. — Только не обижайся, если я усну прямо в процессе.

========== Одна из магов? ==========

Лето заканчивалось… закончилось, в сущности. Ясная, сухая, тёплая пока что, неумолимо надвигалась осень. Доцветали последние растения, ждавшие своей очереди целое лето, дозревали орехи, поздние яблоки и груши, местный окультуренный, без колючек и с вполне съедобными плодами, терновник. Камилла торопливо, боясь упустить остатки сезона, собирала по лесам и на берегах Гривастой (под охраной солдат, понятно) последние целебные растения. Многие были знакомы только по книгам, некоторые отличались от привычных то цветом, то размерами — тот же сухостебель на здешнем солнце вымахивал не по грудь человеку, а выше головы. Наверняка отличались и некоторые свойства, и стало быть, всё это требовало пристального изучения, хоть в самом деле садись и пиши если не книгу, то статью-другую об особенностях местной флоры. В библиотеке ничего на эту тему не нашлось, Камилла пробовала разговорить здешнего травника, но полуорк, числивший в своей родне какую-то знаменитую в этих краях шаманку, не горел желанием выдавать свои фамильные секреты чужачке. Ну и Порождения Тьмы с ним, гадай ещё, где правду сказал, где соврал…

А вот госпожа Эрикссон, жена третьего сотника, охотно делилась опытом. Она выращивала хрустальную благодать и милость Пророчицы просто из любви к цветам и из ностальгических побуждений: у её матушки в садике росли такие же. Хрустальная благодать — для красоты, куда более скромная с виду милость Пророчицы — ради тонкого нежного запаха. Её цветки госпожа Эрикссон собирала, сушила, насыпала в мешочки и раскладывала их в шкафах с бельём. Про то, что милость Пророчицы неплохо лечит практически все женские болезни, она слышала, понятно, но сама лечиться не пробовала, полагая, что готовить лекарства — дело травников и аптекарей. Камилле совершенно бесплатно достались и семена, и советы о том, как лучше растить всё это здесь, гораздо южнее, чем дома, с совсем другими сроками и условиями посадки, сбора и ухода (другое дело, что оставаться в долгу Камилла не любила и, разумеется, отдарилась флакончиком той самой про’клятой жрицами «выдумки Порождений Тьмы»: сотница была ещё во вполне детородном возрасте, но вряд ли так уж хотела четвёртого ребёнка).

Словом, Камилла наняла мужичков, ещё не забывших за солдатской наукой, как держать в руках лопату и грабли, и они вскопали ей две длинные полосы для хрустальной благодати справа и слева от входа в башню магов. И ещё две такие же для тенелюбивой милости Пророчицы — в запущенном скверике между башней и стеной. Маги мужеска полу снисходительно одобрили попытки Камиллы внести в их жизнь немного красоты и уюта, а вот Анвэн, невзирая на её друидскую кровь, к идее посадить красивые, душистые и полезные цветы осталась совершенно равнодушна. С боевичкой вообще, похоже, могла ладить только Тереза Неккер. Да и та, как оказалось, из весьма практических побуждений: дамы состояли в более, чем интимной связи — они практиковали совместные медитации. Камилла, правда, читала, что для полноценного Круга требуются по крайней мере трое участников, однако Каспара Фламме, тоже неслабого боевика, Анвэн с Терезой никогда не приглашали. Не то чтобы Камилла так уж этим интересовалась, просто язва-малефикар то и дело проходился по то ли мужским, то ли магическим качествам Каспара, опять обойдённого вниманием магесс. А поскольку о безграничном терпении и кротком нраве стихийщиков не зря легенды ходят, совершенно непечатные ответы боевика поневоле слышала вся столовая.