Страница 7 из 8
14. Размышление и самоанализ как духовная практика
Абсолют, или сущность Бога, разуму недоступны, но все то, что находится ниже в иерархии бытия, потенциально умопостижимо. Размышление (тафаккур, фикр) было важной составляющей суфийской практики в соответствии с хадисом «Час размышления лучше шестидесяти лет поклонения».
«Размышление (фикр) пробивает брешь в проявленном, чтобы обнаружить деяние Божества» (Харис ал-Мухасиби, 781–857).
В идеале размышление для суфия связано с сердцем. Согласно Зун-н-Нуну Мисри (796–859), «когда человек размышляет сердцем, Тайное раскрывается его духу»[67].
Таким образом, фикр – это не чисто интеллектуальное упражнение, не просто умозаключения (хотя включает их тоже), а размышление сердцем – то есть попытка направить разум к познанию Бога посредством самого Бога.
Попробуем представить (но не только в уме, а и «в сердце своем») особенности такого сердечного мышления. Мы помним, что сердце – это успокоенный нафс. В таком случае мышление сердца будет лишено ограничений обычного (приказывающего) нафса.
Нафс завистлив и ревнив, а потому с подозрением относится к чужим непривычным мыслям и не признает их, даже если они истинны. Сердечное размышление будет положительно реагировать на истинное и резонировать с ним, каков бы ни был источник.
Нафс боязлив и не рискует заглядывать в неизведанное, а мышление сердца будет обладать интеллектуальным бесстрашием и не побоится неведомого и неожиданного. Те предрассудки и ограничения, которые неизбежны для нафса, сердечным мышлением будут отброшены.
Знание себя, требующее мужества, невозможно для обычного человека и по большей части табуируется культурой, но мышление сердца позволяет знать себя.
«Тот, кто знает себя, знает своего Господа», – говорится в хадисе. Сердечное размышление ведет от обычного знания ('илм) к высшему типу знания, мистическому гнозису (ма'рифат).
Еще одной суфийской практикой с интеллектуальной составляющей является самоанализ, мохасебе. «Согласно словарю, мохасебе означает подведение баланса или точность в расчетах. В суфийской терминологии мохасебе – это учет собственных поступков и помыслов на Пути к Богу, а также осознание того, что Бог взвешивает поступки человека. […] Ал-Газали в “Алхимии счастья” писал: “Каждую ночь, перед тем как уснуть, суфию следует учесть всё, что его нафс (Я) сделал за день, так чтобы отделить прибыли и потери от вложений. Вложениями здесь являются необходимые поступки, прибыли – рекомендуемые поступки, а потери – те действия, которые запрещены”»[68].
У этой практики древнее происхождение, восходящее к пифагорейской традиции вечернего самоотчета:
15. Активная интеллектуальная позиция как маркер эзотеризма
Отличие эзотерического учения от экзотерического заключается еще и в том, что эзотерический подход подразумевает активную интеллектуальную позицию: «… в мире ислама эзотеризм всегда предполагает метафизический взгляд на вещи – даже в своих бхактических формах [то есть связанных с любовью, прежде всего к Богу. – Л.Т.], – и, таким образом, он вполне отчетливо отделяется от экзотеризма, который, в данном случае, можно без труда охарактеризовать как обычный Закон.
Всякий совершенный путь созерцания, например, суфизм или христианский мистицизм (в подлинном значении этого слова) отличается от пути праведности – такого, который по ошибке называют “мистическим”, – отличается тем, что он подразумевает активную интеллектуальную позицию. Такая позиция отнюдь не должна восприниматься как своего рода индивидуализм, которого коснулось интеллектуальное дуновение. Напротив, она предполагает склонность к раскрытию себя сущностной Реальности (ал-хакика), выходящей за пределы дискурсивной мысли, а отсюда – и возможность интеллектуально располагаться по ту сторону индивидуальной субъективности»[70].
Для того, чтобы преодолеть ограниченность дискурсивного мышления, требуется развитый разум и активная интеллектуальная позиция. Это способ открыться Реальности.
16. Нужны ли объяснения и книжная мудрость
Нужны ли в принципе все эти объяснения, трактаты, философствования и общие рассуждения – ведь суфизм не может быть выражен словами? Суфизм, как мы знаем, в сердцах, а не в закорючках на бумаге.
Даже если это так, слова указывают на невыразимое. Во многих случаях это единственный способ приблизиться к нему. Более того, говоря исторически, объяснения становятся все более необходимы:
«…формулировка суфийских учений, осуществленная Мухйи ад-Дином [Ибн 'Араби], выражала собой потребность среды, к которой они были адресованы […] Ранние поколения нуждались только в совете или указании (ишара) для того, чтобы понять внутреннее значение вещей; человек же более поздних столетий нуждался в более полном разъяснении. И в лице Ибн 'Араби исламский эзотеризм предложил учения, которые только и могли гарантировать сохранность Традиции среди людей, которым всегда грозила опасность быть сбитыми с пути из-за неправильного рассуждения и у большинства которых интеллектуальная интуиция не была настолько сильной, чтобы контролировать другие человеческие наклонности и охранять умы от возможных ошибок. Благодаря Ибн 'Араби то, что было всегда внутренней истиной суфизма, было сформулировано таким образом, что стало с тех пор доминантой духовной и интеллектуальной жизни ислама»[71].
Духовные учения неизбежно испытывают влияния той культуры, в которой они действуют. Заблуждения порой становятся частью учения, а местные культурные особенности или предрассудки возводятся в универсальную истину. Например, в духовной сфере иногда торжествует презрение к мысли. Cкудоумие выдает себя за бытийно преодоленную и мистически превзойденную мысль – часто мы имеем дело с ложным противопоставлением мысли, чувства и дела. Отказ от ума и мышления подается чуть ли не как лекарство от всех духовных болезней, хотя отказ от глупости здесь кажется более уместным. Это оскорбительно и для мышления, и для духовной традиции. По словам Шихаб ад-Дина Сухраварди, «мистик, если он лишен способности философствовать, неполноценен»[72].
Cовременное общество, переживающее значительные изменения, лишено многих ориентиров сакральной традиции, а наша способность отличить истину от заблуждения в духовной сфере ослабевает. Тем более важными для человека нашей эпохи становятся идеи, которые нам оставили гиганты Традиции – носители вечной мудрости, создававшие трактаты для обучения своих учеников и наставления будущих поколений искателей[73]. Эти идеи могут порой нуждаться в критическом пересмотре, но они тем не менее служат ориентиром, иногда единственным, для тех, кто странствует в бурном море различных духовных учений. Это не «закорючки на бумаге», а живой опыт и мудрость многих поколений, передаваемые нам как важная часть духовной традиции. Если же мы будем полагаться только на наш собственный ограниченный ум и не менее ограниченные чувства, легко сбиться с пути.
67
Нурбахш Дж. Путь. Духовная практика суфизма. C. 178.
68
Он же. Психология суфизма. C. 198.
69
Из псевдопифагоровых «Золотых стихов», которые цитирует Эпиктет (Беседы Эпиктета, III.10). См. Аврелий М. А. Размышления. СПб.: Наука, 1993. C. 99.
70
Буркхардт Т. Введение в доктрину суфизма. С. 17. С.Х. Наср пишет о Буркхардте: «Титус Буркхардт вне всяких сомнений является одним из ключевых фигур школы, которую впоследствии стали называть традиционалистской. Он одновременно и знаток метафизики и космологии, и специалист по традиционным искусствам Востока и Запада, и новатор в сфере интерпретации и перевода главных суфийских текстов, и проницательнейший из всех западных исследователей традиционного искусства, жизни и философии исламского Магриба, в частности Марокко, и превосходный толкователь традиционных принципов общественной жизни. […] Буркхардт также был первым, кому удалось раскрыть смысл главных доктринальных работ суфизма с помощью перевода главных сочинений исламского гнозиса, таких как “Фузус аль-хикам” Ибн 'Араби, а также “Аль-Инсан аль-камил” Абда аль-Карим аль-Джили. В своем метафизическом шедевре “Введение в суфийскую доктрину” он детально изложил квинтэссенцию исламского гнозиса (ал-марифа)…» (Предисловие С.Х. Насра к собранию работ Титуса Буркхардта: The Essential Titus Burckhardt: Reflections on Sacred Art, Faiths, and Civilizations. Bloomington, Ind.: World Wisdom, 2003; рус. пер.: http://transmission.lenin.ru/Burckhardt-About.html).
71
Наср С.Х. Философы ислама: Авиценна (Ибн Сина), ас-Сухраварди, Ибн 'Араби / Пер. с англ., предисл. и комм. Р. Псху. М.: Языки славянской культуры: ООО «Садра», 2014. C. 106.
72
Corbin H. En Islam iranien. Aspects spirituels et philosophiques. Paris: Gallimard, 1971. T. 2. P. 20.
73
Жиль Делёз в «Переговорах» пишет, что «философское мышление никогда не играло такой роли, как в наши дни, потому что сейчас устанавливается определенный режим не только в политике, но и в сфере культуры, в журналистике – режим, являющийся оскорбительным для любого мышления» (Делез Ж. Переговоры. 1972–1990 / Пер. с франц. В.Ю. Быстрова. СПб.: Наука, 2004. С.49).