Страница 15 из 85
Слова взлетают в небо, словно молитва:
Что нас ждет? Море хранит молчанье.
Жажда жить сушит сердца до дна.
Только жизнь здесь ничего не стоит,
Жизнь других, но не твоя!
Я давно заметил — даже среди закоренелых фанатов "Арии", знающих наизусть все песни любимой команды, полным-полно индивидуумов, которым невдомек, о чем на самом деле рассказывает эта.
Как вам, например, такие строчки:
Нет, гром не грянул с небес,
Когда пили кровь, как зверье,
Но нестерпимым стал блеск
Креста, что мы Южным зовем.
И в последний миг поднялась волна.
И раздался крик "Впереди земля!".
Допев, Волча отходит в сторону и закуривает. Конечно, сначала выслушав благодарности и аплодисменты троицы спортивных парней. Двое из них уходят, а третий, похоже, решил остаться. Начинает знакомиться с нами, после каждой фразы повторяя, как же мы, все-таки, здорово играем и поем.
Макс начинает наигрывать что-то в стиле "фламенко". Качок подходит ко мне и протягивает руку:
— Олег.
— Максим.
— Два Максима? О! Желание нужно загадать, — он что-то беззвучно произносит, глядя вверх, потом снова переводит взгляд на меня. — А вы к шансону как относитесь?
— Ну, смотря, к какому шансону, — пожав плечами, говорю я. — Если песня спета искренне, от души — как у Круга, например, — то нормально. А если человек вырос в интеллигентной семье и даже в "обезьяннике" не побывал ни разу, а поет при этом про зону и воровскую жизнь, — это уже попсой попахивает.
— Чертовски верно, дружище. Я тоже так думаю. Мочи! — Олег подставляет ладонь, я несильно хлопаю по ней. — Вообще, ты знаешь, я не из "блатных". В армии к шансону привык.
Мы погружаемся в сугубо "мужской" разговор. В армии я не служил, но имею за плечами богатый опыт ролевых игр и поездок по долинам и взгорьям России в экспедициях "черных археологов". Ну и спорт, конечно же. Так что "лохом", которого, в принципе, можно заподозрить в долговязом длинноволосом парне, я не являюсь.
— А знаете что-нибудь из шансона? — интересуется новый знакомый.
— Ну, разве только Серега. Он у нас самый старший.
Вообще, специализация Сержа — классические русские романсы. Но, как оказалось, он знает не только весь репертуар Круга, но и несколько хитов Ивана Кучина.
— Только что-то снова в горле пересохло, — жалуется он, взяв гитару.
— Сейчас исправим, — Олег достает из кармана мятый полтинник. Я вызываюсь сходить в ларек.
Снова очередь, но уже не такая длинная, как в магазине пятнадцать минут назад. И уж, конечно, никакого телевизора.
— Господин, — кто-то трогает меня за рукав. Повернувшись, я вижу мальчика лет десяти. Что-то в его лице кажется смутно знакомым. Глаза… Ого! Это ж тот самый пацан из Выборга, о котором рассказывали в телерепортаже. Значит, пока с ним все порядке.
— Слушаю, — улыбнувшись, говорю я.
— Вы не купите мне что-нибудь поесть? — странно, что из всех стоящих в очереди людей он выбрал именно меня. Мной же детей пугать можно.
— Ладно. Только — услуга за услугу.
— В смысле? — мальчик насторожился, но не слишком. Вряд ли ему доводилось иметь дело с теми, кто желает особых "услуг".
— Сейчас, — я отдаю продавщице деньги, получаю взамен две бутылки "Клинского" и протягиваю их мальчишке. — Отнеси одну бутылку гитаристу, а другую — вон тому, лысому, — кивками обозначаю Сержа с Олегом. Парень идет выполнять поручение. Я тем временем вспоминаю, что мне бы тоже не помешало утолить голод.
Беру себе гамбургер. Мальчик возвращается и смотрит на меня.
— Из дома убежал? — спрашиваю я.
— Ага, — кивает пацан. — Родители пьют, не могу я с ними.
— Хреново это, когда родители пьют. Так что тебе взять?
Мальчишка погружается в раздумья. А это может продолжаться очень долго.
— Слушай, дружище, мне ведь ждать особо некогда, — выуживаю из кармана сторублевую купюру. — Вот тебе деньги, купи сам, что захочешь. Да, шаверму большую возьми, ею точно наешься. Вон там продают, за углом.
— Спасибо, я знаю, — мальчишка, улыбаясь, топает к ларьку, где крутится на вертикальном вертеле мясная пирамида.
Я возвращаюсь к музыкантам. Но мысли мои уже далеки от веселого времяпрепровождения. Тем более, что Серж, глотнув пива, начал петь "Исповедь" Михаила Круга, к творчеству которого я отношусь без особого интереса. Если уж говорить о шансоне, то мне гораздо больше по душе песни малоизвестного барда Александра Михайлика. Но их в этой компании знаю только я.
Да и не о музыке я сейчас думаю. О тысячах, десятках тысяч российских семей, где сложилась ситуация, подобная той, что выгнала из дома этого голодного мальчишку. Неужели мимолетное счастье пьяного забытья этим людям дороже человеческого счастья собственных детей? Неужели и мы со временем станем такими же? Я как-то по-другому взглянул на банки и бутылки в наших руках…
— Можно я с вами постою? — это снова он. Сбежавший из дома парнишка.
— Конечно. Что, песни нравятся?
— Ага. Я вообще рок люблю.
— Ну, то, что Серега сейчас поет, — это не рок. Это…
— Я знаю. Это Михаил Круг. Но песня хорошая. И обычно вы ведь рок играете.
— Так ты что, не в первый раз нас видишь?
— В третий. Я здесь каждый раз бываю. Мы с семьей раньше в этом районе жили.
— Каждый раз, как из дома убежишь?
— Да.
— Тебя родители ищут, ты знаешь об этом? Уже милицию подключили.
— Я вернусь домой. Только пусть они сначала из запоя выйдут.
Он одет неброско, но не сказать, чтобы очень бедно. Видно, его предки еще не настолько опустились, чтобы экономить на всем подряд ради пары-тройки лишних бутылок. Они, возможно, и не задирают ребенка. Скорее всего, он убегает как раз от недостатка внимания.
— Зовут-то тебя как?
— Женя.
Серж допевает песню до конца. Олег сердечно благодарит, пожимает всем руки (кроме Волчи — ей он, проявив себя галантным кавалером, руку целует) и удаляется. Серега торжественно передает гитару мне.
— Ну, Вампир, теперь твоя очередь. Спой что-нибудь запредельное.
Он не просто так сказал это слово. Я стараюсь избегать стандартного репертуара неформальных компаний и если уж пою, то такие песни, которые мало кто раньше слышал. Самым известным из исполнителей, к творчеству которых я обращаюсь, является Сергей Калугин — слышали про такого? А песня, которая прозвучит сейчас, создана группой, у которой еще и названия-то нет — ребята собрались совсем недавно. Я занимаю место рядом с картонной коробкой для денег и начинаю петь:
Разве не чувствуешь? Рядом с тобой
Прячется в сумерках кто-то другой.
Кто-то опасный, голодный и злой
Денно и нощно следит за тобой.
Там, где в засаде колышется тень,
Там, где чудовища рыщут вдоль стен,
Там, где всегда не хватает воды,
Он оставляет на пепле следы.
Кто-то, но не ты.
Кто-то, но не ты.
Кто-то, но не ты — там, внутри.
Кто-то, но не ты.
Зеркало, зеркало, дай мне ответ:
Есть этот некто, иль всё-таки нет?
Как я погряз в этой страшной борьбе?
И почему обращаюсь к тебе?
Красная молния вспыхнет в глазах.
Руки всё вспомнят. Ударить! Связать!
Магия боли… Свирепый этюд…
Всё, чтобы только унять этот зуд!
Нож и удавка! И пуля в башке!
И расчленённое тело в мешке!
Время пришло покориться Судьбе!
Он ведь не рядом — он прямо в тебе!
Последний куплет непременно должен исполняться визжащим вокалом, именуемым также "скримингом". Представляю, какое "милое" зрелище я являю собой для прохожих. Ведь вся сатанистская амуниция и сейчас при мне. Но ничего, пусть терпят. Бог ведь терпел…