Страница 5 из 48
Глава 4
— Конечно, я помогу принцессам с цветами, — ответила я. Бети мне благодарно улыбнулась и умчалась помогать принцессам зашнуровывать платья.
Несколько принцесс пристально на меня посмотрели; несомненно, из-за проблем с капустой. Я шарахнулась от них и подошла с букетом к принцессе Отилии — единственной принцессе, которая за всё это время выучила, как меня зовут. Она перестала выщипывать брови и потянулась за цветами.
— Ревека, букет выглядит прекрасно! — воскликнула Отилия, уткнувшись носом в букет. — А пахнет ещё лучше. Замечательные розы!
— Ммм, вы правы, Ваше Высочество, — я сделала неловкий реверанс, решив не упоминать, что розы выращивала не я; я их просто срезала с клумбы. — Я, хм… Чем я могу вам помочь?
Отилия показала мне, как собрать её волосы назад и туго закрепить причёску заколками. Мы спрятали собранные в узел волосы под конусообразной шляпкой, к которой на проволочных усиках была прикреплена вуаль. Всё вместе это напоминало крылья бабочки.
Я сделала шаг назад, оглядела свою работу и почувствовала себя крестьянкой в сравнении с принцессой, несмотря на то, что на мне был один из лучших фартуков, а мантия орехового цвета вообще была новой. Тонкое белое кружево вуали практически светилось на фоне иссиня-чёрных волос Отилии. Она была прекрасна.
Принцесса улыбнулась мне. Улыбка вышла вымученной и сделала её старше своего возраста.
— Как давно вы уже в замке, принцесса? — тихо спросила я, потому что Лакримора и Марикара время от времени на меня поглядывали.
— Этой осенью будет уже семь лет. Мы приехали сюда, когда мне было двенадцать. Я самая младшая, — голос Отилии был тоскливым, а глаза наполнились слезами. Она прошептала, чтобы её сёстры не смогли расслышать, и добавила: — Я скучаю по прежней жизни. Ты не представляешь, Ревека, насколько ты счастливая.
Я нахмурилась. Да, на мне не лежало проклятие, но что она знала о моей жизни? Моя мать отказалась следовать за отцом, будучи беременной, потому что отец тогда находился на службе у Влада Цепеша, а тот, по слухам, плохо относился к женщинам, даже беременным. Она умерла вскоре после родов, оставив меня в монастыре. Мои первые восемь лет были совершенно несчастны. Настоятельница сразу же моего появления окрестила меня лгуньей и смутьянкой. Все монахини презирали меня, кроме сестры Аники, травницы, взявшей меня на обучение. Она заметила, что я умна и всё схватываю на лету.
Я ни разу не встречалась с Па, пока он не ушёл из армии Влада Цепеша и не присоединился к венгерскому Чёрному Легиону. Тогда мне было около девяти лет. Он остановился на ночь в гостевых комнатах при аббатстве, встретился со мной на полчаса и позволил монахиням убедить себя, что я лгунья на грешном пути. Он так и не забрал меня, пока не бросил военную службу, спустя пару лет; тогда он почти насильно забрал меня от сестры Аники, чтобы я ездила за ним, пока он будет возделывать сады богатым вельможам.
В первый год я его ненавидела. Он относился ко мне, как к лгунье (ведь его в этом уверила настоятельница), и за малейшую неправду набрасывался ястребом. Так всё длилось, пока мы не заключили шаткое перемирие: я поклялась, что никогда не стану ему лгать, а он пообещал верить моему обещанию и тому, что я говорю правду. Думаю, нам обоим было тяжело сдержать эту клятву, но мы оба ни разу её пока не нарушили.
В общем… Да, я не была проклята. Я не оказывалась в ловушке каждую ночь с моими сводными сёстрами — и что ещё лучше, ни Марикара, ни Лакримора не были моими родственницами! — но мне хотелось сказать: «Нет, принцесса Отилия, я понятия не имею, насколько счастлива. А вы? Вас когда-нибудь били плетью перед всем монастырём за безобидную ложь? Вы когда-нибудь голодали сутками, потому что солдаты вашего собственного королевства подожгли при отступлении пшеничные поля? Вы когда-нибудь не спали по ночам, потому что приверженцы другой веры обстреливали ваш дом?»
Но я удержала язык за зубами и прошептала:
— О да, я действительно счастлива. А по чему вы больше всего скучаете из прошлой жизни, принцесса?
Она покраснела от кончиков ушей до прячущейся в вырезе шеи.
— Ой, — выдохнула она, словно я уколола её булавкой. — Конечно, по своей семье.
— Но вам же позволено видеть семью.
— Моя мать, братья и сёстры раньше приходили увидеться, но мой отец…
Принцесса замолчала, и я видела, что эта тема для неё болезненна. Отец, который её вырастил, но который, скорей всего, и не был её биологическим отцом, если вспомнить то, что мне когда-то рассказывал о рождении принцесс брат Космин…
— У мужа моей матери, — осторожно исправилась Отилия, — есть мельница недалеко отсюда в Моаре. Эта самая прекрасная деревушка на свете. Мельница стоит прямо в разветвлении реки Брадет; её правый рукав приводит в движение наше мельничное колесо, а левый охлаждает работы кузнецов. Мы часто взбирались на чердак и смотрели сквозь яблоневый сад на искры в кузне. Владельцы мельниц всегда выращивают яблони, потому что они быстро растут, а их древесина достаточно крепка для создания мельничных механизмов, — пояснила Отилия, и по её щеке прокатилась крупная слеза. — Я скучаю по запаху костра из яблоневых деревьев…
— Ты закончила прихорашиваться, Отилия? Отпустишь травницу? — голос принцессы Терезы резал острее ножа.
— Я готова, сестра, — спокойно ответила Отилия, словно и не плакала пару секунд назад. Она кивнула мне, и я поспешила поднести Терезе её остроносые туфельки.
Наконец, после долгих примерок, принцессы были готовы к ужину. Они вышли длинным строем из Восточной башни, приподнимая подолы платьев. Для меня всегда было загадкой, как все знатные женщины не погибли ещё сотни лет назад, зацепившись острыми носами туфель за длинные платья. Но принцессы, похоже, неплохо с этим справлялись.
Бети вздохнула с облегчением, когда вышла последняя принцесса, и медленно двинулась по комнате, убирая мусор, оставшийся после прихорашивания двенадцати девушек.
Я меня появилась хитрая идея.
— Похоже, ты устала, — сказала я служанке. — А мне в гербарии практически не приходится убирать, так что я бы с удовольствием подмела здесь всё. Как ты смотришь на то, чтобы найти кровать и отдохнуть, позволив мне позаботиться о покоях принцесс?
Это было так просто. Бети сразу согласилась, напомнив мне, что когда вернуться принцессы, а я соберусь уходить, дверь надо закрыть, и убежала, не дав мне опомниться.
Конечно, стоило ей уйти, как я тут же пожалела о своём порыве. Надо было сначала подождать, чтобы она отмыла три четверти комнаты, а потом уже предложить закончить самой.
Когда я справилась с заданием и привела комнату в идеальный порядок, то свернулась калачиком на ковре перед камином и притворилась спящей. Но на самом деле, я притворялась. Сегодня я выясню тайну проклятия принцесс.
Только вот притворяясь спящей, я заснула по-настоящему. Следующее, что я помню, это как Отилия трясла меня за плечо и шептала:
— Ревека! Поднимайся! Мои сёстры возвращаются. Тебе надо уходить.
— Что?
Отилия дёрнула меня так сильно, что мы обе пошатнулись.
— Иди. Иди! Если ты сегодня здесь останешься…
Она оборвала себя на полуслове и бросила взгляд на дверь, словно услышала что-то.
— Иди! Сейчас же!
Когда я не сдвинулась с места, она подтолкнула меня в спину.
Я ввалилась в соседнюю комнату, куда через противоположную дверь уже входили принцессы. Последней шла принцесса Лакримора.
— О, капустная девчонка? Собираешься провести с нами ночь? — с издёвкой произнесла она.
— Н-нет…
— Вот и отлично, — бросила Лакримора и захлопнула у меня перед лицом дверь. Изнутри башни донёсся отчётливый звук опустившихся затворов.
Я с грохотом опустила перекладину в паз снаружи двери покоев принцесс.
Капустная девчонка? Что ж, не худший вариант. Монахини, не способные оскорблять и богохульствовать, были очень искусны в придумывании прозвищ. Меня называли и похуже.