Привет, это я

— Она знает, — тихо сказал он, продолжая свою странную ласку. Плечо под его рукой дёрнулось и замерло. — А ты невысокого мнения обо мне, раз действительно полагаешь, будто я могу обманывать свою невесту. — Малфой коснулся согнутым пальцем её подбородка, слегка приподнимая его, и попытался заглянуть Гермионе в глаза. — У неё нет иллюзий на мой счёт. Тебе, конечно, это чуждо, но придётся поверить мне на слово. Воспитание — не пустой звук, когда ты отвечаешь за будущее своей семьи, и мать моих детей не должна жить во лжи.

— Да, она всего лишь будет жить с красавцем Малфоем — зажимающим грязнокровок по углам и распускающим руки. Не лжец, а просто самодовольный гордец, не умеющий держать в штанах свой член, — Гермиона выплюнула всё это, будто сама боялась отравиться словами и попыталась оттолкнуть от себя наглеца, но блондин среагировал быстро, припечатав её плечи к стене.

Слово «грязнокровка» уже не трогало её. Она слышала оскорбления и пострашнее, варясь в супе студенческой жизни Имперского Колледжа. Маглы были жестоки и беспринципны, они унижали друг друга за религиозные убеждения, цвет кожи, и сексуальную ориентацию и Гермиона даже в какой-то степени понимала раздражение чистокровных волшебников по отношению к людям, но не считала личную неприязнь поводом для убийств и репрессий.

Ген, отвечающий за магические способности, когда-то мутировал в обычном среднестатистическом магле, сделав из него волшебника, и обычные люди были важным звеном в этой ржавой цепочке бесконечных изменений генома и селекции. В этом сложном процессе принимала участие даже британская королевская семья, но времени поразмышлять о естественных науках не было вовсе. Серые глаза сверлили в ней дыру, залезая в голову ледяными копьями.

— Ты так хочешь оказаться на её месте? — Малфой обжёг дыханием её щеку и легко прикоснулся к коже губами. Этот бессмысленный разговор никак не заканчивался, как и его напористость и душащая страсть. Он говорил гадости и выводил из себя, ласкал и пытался унизить одновременно. Игрался и ходил по краю, абсолютно не чувствуя страха. Был настоящим чудовищем, бессовестно издевающимся над жертвой, прежде чем её съесть. — Скажи, хочешь?

— Ты ненормальный, — процедила Гермиона и снова дёрнулась, уже серьёзно намереваясь уйти. Она никак не могла понять, куда делся Блейз и эта приставучая мадам Прикер. Почему ни её, ни его до сих пор никто не ищет и даже не задаётся вопросом, куда они подевались. Ей не хотелось быть застуканной в примерочной с Малфоем в таком незавидном положении, ей не хотелось слушать весь этот бред и чувствовать, как предательское тело само тянется к нему и вожделеет его прикосновений. Нужно было заканчивать этот цирк. — Ты поступаешь гадко, задавая мне этот вопрос, когда где-то в двух шагах от нас стоит твоя будущая жена.

— А ты сводишь меня с ума, и я теряю контроль, — прорычал он ей в висок и больно сжал пальцами плечи. — Я смотреть на тебя не могу и не думать о том, чем мы занимались у тебя дома. Я должен думать о свадьбе, о гостях и о тридцати блюдах для ужина, а думаю только о тебе и твоих дурацких волосах, которые ненавижу ещё со школы. — Малфой резко скользнул рукой к её затылку, отпуская одно плечо. — Зачем ты отрезала их? Я ненавижу тебя, но, сука, почему я вообще стою здесь и говорю всё это?

Она не могла ответить. Слов не находилось даже для себя, в собственной голове, а уж ответить что-то вслух вообще не представлялось возможным. Неожиданная искренность от него давила на голову, грозясь её раздавить совсем. Он слишком внезапно открылся, и Грейнджер не была к такому готова. Наверное, они первый раз в жизни действительно говорили друг другу то, что думали. Малфой был слишком противоречивым и импульсивным, он путал все её мысли, заставлял сомневаться в себе и в собственных эмоциях. Гермиона уже сама не знала хочет оттолкнуть его или прижать поближе, стать его любовницей или перекрыть все мосты и исчезнуть, навсегда, выбросив из головы этот насмешливый благородный образ, засевший в голове и пропитывающий ядом её мозги.

— Я тоже тебя ненавижу, Малфой. Это взаимно, — вдруг совершенно чётко проговорила она, не узнавая собственный голос. — Может, на этом и расстанемся?

Это казалось здравым предложением. Правильным. Логичным и закономерным. Они ненавидели друг друга, и это чувство родилось давно. Росло вместе с ними долгие годы, кормилось от взаимных обид и унижений, подпитывалось друзьями и знакомыми, ворочалось в груди и вызывало и только отрицательные эмоции.

Слишком сильные.

Слишком острые, чтобы просто забыть и никогда не обращать внимания. Они кололи глубоко и точно.

— Я не могу, — выдохнул Малфой и в его голове слышалось отчаяние. Он несильно хлопнул ладонью прямо рядом с её головой и зажмурился. — Чёрт, не могу…

Драко спрятал своё лицо в её шее, но тут же отпрянул, услышав голоса за плотной шторой. Это был Блейз. Он болтал с подружками Астории, но, кажется, её самой в магазине не было. Малфой зачем-то накрыл Гермионе рот ладонью и замер, прислушиваясь. Она попыталась сбросить с лица эту руку, но он сжал губы и бросил на неё гневный взгляд.

— Драко сказал, что примерит один костюм, Даф, Джемма, может присоединимся к Астории в цветочном магазине? Не хочу ждать его величество целую вечность, — послышался голос Блейза совсем близко. Он говорил недовольным тоном, будто действительно раздражался медлительности друга. — Здесь всё равно нечего купить.

— А он нас не потеряет? — спросил кто-то из девушек.

— Я его предупрежу, идите.

Через несколько секунд зазвенел дверной колокольчик и стало совсем тихо. Штора слегка зашевелилась, и парочка в примерочной вжалась в стену.

— Давайте быстрее, я не могу вас вечно прикрывать, — очень тихо сказал Забини и прокашлялся. — Я буду на улице.

Колокольчик зазвенел снова и Малфой наконец-таки убрал свою ладонь, зажимающую чужой рот.

— Прости, Грейнджер, — быстро бросил он и прижался губами к губам.

Он целовал её быстро, отрывисто, наслаждаясь каждым движением, каждым прикосновением влажного языка в своём рту. Драко зарылся пальцами в её волосы, чувствуя, как дрожащие пальцы вцепляются в его талию и мнут рубашку, дёргая ткань на себя. Мозги плавились, и он ничего не мог с собой поделать. Не мог видеть её такой очаровательной и разгорячённой в белом платье, прижатой к стене. Её попытки вырваться и нагрубить только разжигали в нём огонь, заставляя сердечный ритм заходиться чечёткой. Как бы ему не хотелось отворачиваться, отнекиваться и сопротивляться, он не мог не признать, что был просто одержим ею.

Давно. Почти постоянно.

Мысль ударила куда-то в плечо, и гематома растеклась по спине, забираясь под хребет и скользя между позвонками. Туман рассеивался под светом фар, словно отступающая от больного амнезия. Никакая окклюменция не поможет. Призрачные барьеры не спасут, они сыплются под ласковыми прикосновениями и мнутся, будто старый пергамент.

Может, он мог отрицать это в юности, гнать от себя наваждение, прикрываясь похотью и дурным характером.

Жил с этим чувством, замораживал его изнутри, но бережно хранил, хоть и пытался постоянно забыть о том, что оно существует. Где-то там.

Но, Дьявол, оно есть и причиняет много боли, просыпаясь и ворочась в груди, а Малфой не знал способов вытащить это из себя.

Не мог сопротивляться и выпутаться из клубка.

Он вдруг вздрогнул и оставил последний влажный поцелуй на её губах и, сжав руки в кулаки, дёрнулся из примерочной, но ловкие пальцы сцепились на его запястье, и в спину ударилось тихое и оглушающее: «Драко…».

— Чёрт, — шепнул он, и схватив Гермиону за подбородок, быстро прикоснулся к её губам и отпрянул.

Он задернул штору. Поправил пиджак и пропустив воздух через лёгкие рванул к двери.

Колокольчик нервно звякнул и замолк.

***

Заходящее солнце ударяло в глаза, и Гермиона спрятала лицо ладонью. Блейз ждал её на скамеечке возле магазина и пытался прочесть чужие эмоции, не вставая с места. Его подруга выглядела слегка помятой и растерянной, она не сразу заметила его, немного озиралась по сторонам и, выхватив в тени знакомый образ, сделала несколько тяжёлых шагов в кожаных ботинках.