Привет, это я

— Спроси что-нибудь полегче, — простонала она, снова прикрывая веки. Казалось, что слишком много сил уходит на то, чтобы держать глаза открытыми. — Что со мной?

Она бы и сама попробовала выяснить, да только ей с трудом удавалось даже осознавать, где она находится, а уж соображать во всю силу мозг и вовсе отказывался. Темнота под веками грозила снова лишить Гермиону сознания, и ей пришлось открыть глаза, заново привыкая к свету.

И что же он молчит?

— Гарри? — она напряглась изо всех сил, чтобы немного повернуть голову и посмотреть на внезапно затихшего Поттера. Он без интереса пялился в окно позади её постели, не собираясь реагировать.

Окно. Скудный интерьер, смесь из запахов самых различный зелий, резной потолок.

Больничное крыло. Ох, только не это.

Странное чувство тревоги заполнило грудную клетку и лягнуло сердце по боку, от чего мерно шагающий орган встал на дыбы и ринулся галопом, стучась в рёбра.

Гарри всё-таки удосужился спуститься с небес на землю и посмотреть в испуганные глаза.

— У тебя перелом бедра в трёх местах, — вымученно сказал он и снова сжал её пальцы, будто пытался защитить от страшной правды. — Кость раздроблена. Бладжер прилетел тебе в ногу на всей скорости, он пробил трибуну и…

Продолжать он не стал, закусив губу, прокручивая это кошмарное воспоминание у себя в голове. В тот жуткий момент он тянул руку к заветному снитчу, и всё произошло прямо на его глазах. Гарри чуть не свалился с метлы, когда услышал сдавленный крик своей лучшей подруги и хруст растрескавшегося дерева.

Он вздрогнул. Наверное, даже к лучшему, что МакГонагалл выгнала его с трибун.

Гермиона нахмурилась, но в целом выглядела вполне спокойно, не особо удивляясь рассказу.

— Что говорит мадам Помфри? — наконец спросила она, и Гарри сделался мрачнее тучи. Надо было ему взять с собой Джинни.

— Мне так жаль, Гермиона, — его подбородок столкнулся с грудью, но после глубокого вздоха он быстро поднял голову, кусая обветренные губы.

Что?! Ему жаль? Да что здесь происходит?

Грейнджер завозилась на своей койке, стараясь игнорировать всепоглощающую боль. Она подняла дрожащие руки к своей груди, пытаясь нащупать край одеяла, которым была накрыта по самое горло.

Нет. Быть такого не может. Какой-то дурацкий бладжер не мог. Просто не мог.

Скажите, что это шутка.

Было даже страшно закончить мысль. Чёрт побери, да где херов край этого одеяла?!

— Убери, убери это, Гарри, — цедила она, цепляясь за ткань непослушными пальцами. — Гарри Поттер, мать твою, убери это чёртово одеяло от меня!

От её внезапного крика ловец вздогнул, сглатывая ком в горле. По щекам подруги уже струились слезы, убегая куда-то в шею, а её дрожащие руки лихорадочно шарили по собственной груди. Вот же идиот, напугал её до смерти своими глупыми намёками. Как не хватало сейчас Джинни с её фирменными подзатыльниками и успокаивающим тоном.

Гарри аккуратно поднял край одеяла и откинул его в сторону легким движением. Гермиона тут же замерла, уставившись на свою левую ногу, опухшую и тщательно забинтованную. Под белоснежной тканью проглядывалось красно-коричневое пятно, рвущееся к верхним слоям волшебного бинта. От основания до самого колена нога была скрыта полотном, а на икре проступила россыпь фиолетовых синяков. Правая конечность, согнутая в колене и расслаблено откинувшаяся на постели, выглядела как обычно, без видимых повреждений. Больничная рубашка задралась до самого живота, но Гермиона не чувствовала и капли стеснения. Внешний вид волновал её сейчас в самую последнюю очередь, и она не стала сдерживать облегчённого вздоха.

Слава Мерлину, слава Годрику, всё на месте, хоть и выглядит, пожалуй, не очень презентабельно. Гермиона откинулась на подушку, оставив всё еще дрожащие руки у себя на груди.

— Гарри, соплохвост тебя побери, я думала, что ноги лишилась, — строго отчитывала она, чувствуя, как сбрасывает скорость кровяной насос. — Никогда больше так не делай, ты понял меня?

— Прости, — выдохнул Поттер и обеими руками обхватил себя за плечи. — Прости, пожалуйста, я только хотел сказать, что мадам Помфри делает всё возможное и через несколько дней ты сможешь ходить.

Его слова были бальзамом на душу, но между строк всё равно читалась непроглядная жалость, смешанная с чувством вины. Так значит, всё обошлось. А она уж думала, что придётся обзавестись жутким протезом прямо как у Грюма. Нет, об этом лучше не думать, нога заживёт, её выпишут, и она сможет…

Мысль заскреблась в дверь, словно голодная кошка. Не хотелось открывать ей, и пускать эту шкодницу себе в мозг, но та была проворнее, и сама допрыгнула до ручки.

Чёрт. Вот же чёрт. Рождественский Бал. Танцы. Через каких-то шесть дней.

О, нет!

Гермиона выругалась, уставившись в одну точку перед собой. Невилл. Бедный Невилл, они столько репетировали, а теперь всё коту под хвост! Ей было наплевать на прекрасное платье, в котором теперь предстояло лишь тихонько сидеть на стуле за своим столом, плевать на великую честь открывать Зимний Бал под волшебную песню, плевать на всё, кроме Невилла, который остался без партнёрши. Который без лишних вопросов согласился ей помочь и убивал все свои свободные вечера вместе с ней в репетиционном зале, но из-за этого дурацкого случая остался не у дел.

Р-р-р-р! Вот же невероятное «везение»! Никаких слов не хватит, чтобы искупить перед ним свою вину. Разве он знал, что танцует с самой неудачливой девушкой в школе, которая умудрилась встать на пути у проклятого бладжера. За шесть дней её нога не сможет восстановиться на все сто процентов, и не нужно быть колдомедиком, чтобы понять это.

Нет, такое могло случиться только с ней. Приключения ждали её на каждом шагу, независимо от ситуации в мире.

— Почему я почти не чувствую своего тела? — внезапно спросила Гермиона, продолжая буравить дырку в стене.

Кажется, Гарри немного расслабился, услышав вполне уместный в такой ситуации вопрос.

— Тебя накачали обезболивающими в таких количествах, что теперь ты не то что боли, своих рук чувствовать не должна, — с легкой ноткой веселья ответил её друг, перестав обнимать себя руками. — Было столько крови, ты себе не представляешь.

Его лицо быстро потеряло оттенок озорства, возвращаясь в своё мрачное состояние. Стоило ему закрыть глаза, как тёмная лужа ползла к его ботинкам горячей лавой, а он в ужасе отпрыгивал.

— Наверное, даже хорошо, что ты ударилась головой и сразу отключилась.

— Так я ещё и головой приложилась? — Гермиона с трудом протянула руку к затылку, пытаясь нащупать на нём последствия падения, но почувствовала только спутанные до невозможности волосы.

— Бладжер ударил в ногу, но ты отлетела спиной к противоположному борту трибуны и припечаталсь к несущей стойке, — Поттер говорил медленно, скрывая легкую дрожь в голосе. — А потом я видел только кровь.

Оу. Так вот почему грудь так болезненно сжимается при каждом вздохе и любой попытке сдвинуться. Видимо, обезболивающие не особенно действовали на верхнюю часть тела. Кажется, если Гарри скажет ей, что позвоночник тоже переломлен на две части, она уже не будет удивляться.

— Поможешь мне немного? — тихонько спросила Гермиона, согнув одну руку в локте. Гарри понял намек, схватившись за край подушки. — На счёт три.

О-о-о, гори в аду мерзкий бладжер! Это было кошмарно. Просто невыносимо. Гермиона только хотела немного подтянуться и облокотиться на подушку, но это простое желание отозвалось дикой болью в раненой ноге. Как странно, саму ногу она вообще не чувствует, не может даже ею пошевелить, но боль просачивается без фильтра, не встречая никаких преград.

Поднявшись только на половину того положения в котором хотелось бы оказаться, Гермиона больше не стала пытаться. Она попросила Гарри подать стакан воды и после нескольких глотков удовлетворённо откинулась на подушку.

— Прости меня, Гермиона, — подал голос Поттер, перестав морщиться от мучительных попыток подруги устроиться поудобнее.