Страница 22 из 42
Шеней, Шекельфорд и Лукс провели несколько дней у заливов Орок Нора, делая фотографические снимки и собирая растения.
Множество диких птиц, — уток, гусей, лебедей, аистов, различных пород чаек и водяных ласточек — гнездились на островках, заросших высокой травой. Снимки вышли не особенно удачны, так как период гнездованья уже прошел. Зато Шеней набрал великолепную коллекцию растений. Он встретил здесь почти те же самые растения, как в американских озерах. Геологи провели неделю в горах, исследуя глетчеры, и впервые нашли несколько берез, вероятно — остатки прежних рощ. Палеонтологи сделали очень ценную находку — два черепа млекопитающих, известных под названием амблиподов.
Два зуба, найденные в 1923 году профессором Осборном и мной, — были до сих пор единственным подтверждением его догадки, что эта группа млекопитающих, жившая в Америке, существовала и в Азии. Благодаря этим зубам, было с несомненностью установлено существование группы амблиподов в Азии; черепа же, найденные Гренжером у маленького Белого озера, дали возможность более точно установить родственную связь между азиатскими и американскими видами.
Мы имели все основания предполагать, что залежи ископаемых простираются и дальше к западу, и меня давно тянуло перейти Алтайские горы для новых исследований. Туземцы рассказывали о диких верблюдах, о знаменитой лошади Пржевальского, о бесплодных равнинах, песчаных горах, о случаях смерти от жажды. Но эти рассказы давали мне мало и только усиливали мое любопытство. И эта исполинская страна, видневшаяся перед нами на южном краю горизонта, интриговала меня, как бы посылая мне молчаливый вызов. Перейти через эти горы на лошадях было возможно, это мы знали. Но доступно ли это мотору?
Козлов, знаменитый русский исследователь, говорил мне, что перешел Алтай где-то вблизи нашей стоянки, но у него был караван верблюдов. Нам казалось, что мы нашли его тропинку, так как заметили резкий перелом между вершинами западнее Икхе Богдо.
Эндрюсарх (реконструкция Э. Фульда).
19 Июля мы с Робертсом, Ловеллем, Ионгом и нашим верным монголом, Тсерином, выехали на автомобиле, захватив с собой небольшое снаряжение, провизии на две недели и газолину для пробега в пятьсот миль. Проехав несколько миль к западу, мы направились прямо к горам. Робертс, с помощью компаса, набрасывал карту нашего пути. С вершины низкого холма мы увидели небольшое озеро с маленькими островками. Чайки и водяные ласточки носились над его зеркальной поверхностью. Робертс начал набрасывать береговую линию, а я навел на озеро свой сильный бинокль. Тут я заметил, что дело с озером обстоит не совсем благополучно: берег как-то расплывался, а островки раскачивались во все стороны. Я посоветовал Робертсу отложить набросок, и мы направили мотор к берегу «озера». В действительности ни берега, ни озера не оказалось. Это был простой мираж, но мираж чрезвычайно обманчивый. Нигде не было даже намека на воду и островки, а предполагаемые чайки оказались тетеревами… А между тем, мы все, с первого взгляда, перезакладывали бы, кажется, головы, что видели действительное озеро.
Мираж, однако, сослужил нам хорошую службу, так как навел на удобную тропинку, по которой мы доехали до русла высохшего потока. Мы все время передвигались довольно свободно, несмотря на скалы, местами преграждавшие нам путь. В конце концов мы выехали на живописную долину против Икхе Богдо, Большой Горы, снежная вершина которой тонула в облаках. Отсюда нам пришлось свернуть на каменистую дорогу. Ионгу и Ловеллю удалось проехать по ней десять миль до входа в глубокое ущелье. Здесь мы остановились и продолжали путь пешком. Вскоре мы увидели извилистую тропинку, удобную для лошадей и верблюдов, но совершенно недоступную для мотора. Мы назвали ее «Тропинкой Козлова», так как это, по всей вероятности, была та самая дорога, которою прошел знаменитый русский исследователь.
Продолжая наш путь в автомобиле, мы встретили знакомые стада диких ослов и антилоп, которые, как всегда, окружили нас, привлеченные машиной.
Несмотря на тысячи животных, эта местность производила впечатление полнейшего запустения. Может быть, картина омрачалась черной стеной гор, окружавшей нас со всех сторон, может быть, нас угнетал тот факт, что мы на протяжении сотни миль нигде не видели следов лагерного костра или кругового знака, оставленного палаткой монгола. Мы все изнемогали от усталости, когда с наступлением ночи раскинули лагерь на дне высохшего озера. Наш измеритель скорости показывал сто пятьдесят миль, но мы на всем этом расстоянии не встретили ни одного источника. Нас это мало тревожило, так как у нас был небольшой запас воды, и, кроме того, ярко-зеленые пятна травы на дне старого озера доказывали, что вода находится неглубоко под поверхностью.
Хотя Гоби — настоящая пустыня, однако, вопрос о воде стоит здесь не так остро, как можно было бы предполагать. Если иметь под рукою лопату, то, при известной сноровке и уменье ориентироваться, можно всегда найти воду на глубине 8–9 футов. Монголы всюду достают подпочвенную воду. Вдоль главных караванных путей источники попадаются через каждые 50–60 миль. Некоторым источникам много сотен лет, так как монгольские караванные пути принадлежат к древнейшим в мире.
Следующий день начался неудачей. Мотор неожиданно завяз в рыхлом песке, и нам пришлось строить под колесами фундамент из камней, что является единственным выходом из такого положения. Целых четыре часа провозились мы над возведением каменной базы, в шесть футов высотою. Против «Покинутой долины», как мы окрестили эту местность, тянулся неровный ряд холмов, среди которых виднелось небольшое углубление, похожее на тропинку. По ней мы рискнули пробраться на своем автомобиле и, благополучно переехав низкие холмы, оказались на краю зияющей пропасти. Окруженная красными гранитными утесами, залитыми черной лавой, выступавшими тысячью фантастических очертаний на фоне низко нависших туч, эта пропасть имела какой то зловещий вид, напоминая дантовский «Ад». Нам удалось обогнуть пропасть. Дальше шла твердая, усеянная гравием дорога в гору; мы поднимались на высоту в семь тысяч футов, но нам казалось, что мы взбираемся на «крышу мира». Мотор летел, как птица, по твердому грунту, а мы распевали и смеялись, испытывая необыкновенный подъем духа.
У подножия горы наш путь пересекла хорошо протоптанная дорога. Мы поехали по ней в направлении к востоку. Ехать было очень удобно: огромные плоские ступни верблюдов притоптали песок, который был здесь тверд, как камень. Дорога привела нас к дивному ключу. Здесь раскинулся лагерем караван китайцев. Караван состоял из двадцати человек при 200 верблюдах. Китайцы направлялись в Кобдо, и целых девять месяцев им предстояло провести в пустыне. Они везли чай, полотно и табак в обмен на верблюжью и овечью шерсть, кожу, меха и пони. Это была старинная караванная дорога из глубин Монголии в Китай. Путешественники встретили нас очень радушно и сообщили много сведений об этой местности, по которой проезжали уже не раз. По их словам, дорога проходила через Алтайские горы и поворачивала на север к Улясутаю и Кобдо; на протяжении нескольких сотен миль к западу и востоку тянулась песчаная равнина без всяких признаков скал и ложбин, где можно было бы встретить ископаемые. Последующее трехдневное знакомство с местностью подтвердило правильность их рассказов. Приходилось всю эту местность исключить из маршрута нашей экспедиции. Газолин наш был на исходе, и мы, исколесив 600 миль и набросав карту обширной площади, повернули обратно.
Глава XVII
Древнейшие в мире млекопитающие
Я спал крепким сном, как вдруг, пред рассветом, меня разбудило какое-то непонятное, странное чувство беспокойства, от которого натянулись все мои нервы. Кругом царила полная тишина. Моей руки коснулась холодная морда, и Волк, наша полицейская собака, жалобно завыл, прижимаясь ко мне. Затем он повернул голову по направлению к «Огненным скалам» и снова издал протяжный, зловещий вой. Я вскочил и, захватив револьвер, — вышел из палатки и в сопровождении собаки обошел весь лагерь. Все было тихо. Коленопреклоненные верблюды, выстроившись двумя рядами, мирно спали. Но эта мертвая тишина вызывала во мне смутную тревогу, и я, вернувшись в палатку, проверил, лежит ли револьвер у изголовья Гренжера. Затем я снова залез в свой меховой мешок, а Волк поплелся к выходу, беспокойно обнюхивая воздух. Это показалось мне подозрительным, и я уже не мог заснуть. Через четверть часа я почувствовал, что воздух дрожит от какого-то глухого рева. Рев с каждой минутой усиливался. Я наконец понял: это надвигался песчаный смерч! В моей палатке закрутился песчаный вихрь и «демон- ветер» промчался мимо, сорвав по пути палатку Ловелля.