Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 108 из 265

Как долго я оправдывал себя, как долго не признавал, что желаю лишь причинения боли всем, кто создал омерзительный мир. Месть… Как жалко и низко было руководствоваться лишь ей, но все другие причины в последних минутах моего пути к власти казались ничтожными и лживыми.

Избранный?

Сила дана была мне для мести? Потому что я так этого хотел? Или же с моей местью слилась еще одна, необъятная и непреодолимая, обязанная воплотиться в понятное для всех смертных наказание? Но я был и остаюсь неизлечимым эгоистом. Назло всем и вся вершил свою жизнь, вопреки всем здравым убеждениям, я уничтожал. Никто и никогда более не должен был вставать против меня, я обещал сам себе, что уничтожу любого. Вся вселенная обязана была существовать так, как я того пожелаю, и осуществление этого я видел в обладании властью.

Раб без имени? Жалкий ученик, не оправдавший надежд своего учителя?

Да, но именно Я повесил всех на их же венах.

Закованные в стекло дорожки сменились открытой площадкой, обнесенной высокой витражной стеной. Она вела ко входу в сам дворец, состоящий из трех проходов – трех врат. Они высокими, полуовальными проемами рассекали сплавленный камень, створки дверей по очень древним традициям не утягивались хитрыми механизмами в полости внутри стен, а открывались наружу и имели на себе несколько слоев сплавов, которые переливались между собой различными по тону оттенками золотого. Защитное поле здесь было неуместно, потому обходились лишь старыми методами охраны и увеличением количества стражей на посту. Сейчас же в свете двух фонарей, что тянулись белыми трубками от самой земли по контору боковых проемов и сливались в спираль круга по центру, стояли с готовым к бою оружием несколько десятков стражников. Никого из гвардии, все носили на себе гербы темного ордена, но также на броне во всю грудь красовались символы Сенэкса – солдаты армии.

Низшие сиитшеты, которые не обладали достаточным даром, чтобы выбиться в свет, но прельщенные рукой правителя к себе, физической силой и более грубыми методами они пытались добиться признания. Они, по сути, являлись защитным щитом, находились здесь для того, чтобы замедлить меня ценой собственной жизни. Жалкие существа.

При моем появлении в рядах охраны прошелся робкий шепот, секунду спустя раздались выстрелы. Алые пучки энергии впились каменные плиты аллеи рядом со мной, послышался шум разбивающегося стекла, но ни один заряд, выпущенный из винтовок дрожащими руками, не достиг меня. Слишком много клубилось страха в защитниках обители Высшего. Они больше страшились смерти, чем падения былой империи. И все же я не мог недооценивать силу случая, а потому обратился к черноте, но призвать ее так и не успел.

Грянул взрыв.

Сфера огня раздулась ослепительным шаром, а затем разлетелась тройными волнами в стороны, оглушая грохотом и гулом. Крики последовали мгновенно, но их еще разбавляли редкие выстрелы. В поднятой пыли и осколках уже виднелись развивающиеся плащи стражей Лу. Они отточенными движениями добивали оставшихся выживших, тем самым очищая мне дорогу.

Командора Лу среди этого отряда не было.

Взрыв был проведен блестяще, а потому его разрушающая сила не затронула конструкцию врат, только покачнуло тяжелые створки. За ними было пусто, никаких признаков охраны не наблюдалось, иначе бы люди среагировали на появление стражей-изменников, которые вошли первыми в парадный вход. Жестами стражи объявили, что путь свободен и рассредоточились по помещению, проверяя все ответвления.

Парадный вход приводил в длинную залу с высокими потолками, которые подпирали колонны. Все было выдержано в приглушенных, темных тонах, стены были совершенно гладкими, почти зеркальными, а сама зала кончалась комнатой под куполом, полностью состоящей из стекла. Это был единственный источник освещения, кроме мелких, встроенных в колонны светильников – декора. Из залы вели несколько десятков лестниц, уводивших в верхние ярусы или же нижние.

В помещения царствовала тяжелая, почти ядовитая тишина. Даже разошедшиеся по коридорам стражи не издавали ни звука, их целью было обезопасить мое нахождение здесь, но если никто из противников не встречался им на пути, то и они были спокойны.





Свой путь по дворцу я представлял несколько иначе. Мне виделись непрерывающиеся бои, ряды охраны из слуг и даже сиитшетов, я думал, что вся обитель будет объята огнем, что мне потребуется очень много сил для того, чтобы добраться до Сенэкса.

Почерпнув знания из разных исторических хроник, в записях ордена и документах, я рассчитывал на обычное развитие событий, при котором оборону цитадели держали бы привычными методами, полагаясь на военную силу и, разумеется, дар. Это опасно, это во многом играло бы в пользу учителя, но было бы самым разумным вариантом.

Реальность оказалась намного проще, но от этого более жестокой.

Сопротивления, кроме как на входе, которое уничтожили стражи, не было. Я чувствовал сквозь черноту робкие проблески паники, которые тянулись от слуг и рабов, скрывавшихся за запертыми дверями. Никто из них не вмешивался, не суетился и всячески пытался не привлекать моего внимания. Надежда, что я после победы приму всю свиту прежнего повелителя к себе, была упоительной, хотя и необоснованной. В случае проигрыша все осталось бы на своих местах, но подстраховать свои попытки сохранить жалкие крупицы тепла и благополучия все же стоило.

Тронный зал располагался в окружении четырех столпов-башен и был подвешен между ними, а сверху среди остроконечных пиков крыш было протянуто защитное, трехслойное поле, которое в свою очередь делилось на соты. Его закрывали со всех сторон соединяющиеся друг с другом стены башен, что делало его практически неприступным. Форма у залы была нестандартной – вытянутая правильная трапеция, внутрь вели несколько ходов и выходов, в том числе и пара лифтов. По обычаю стены были изрезаны высокими окнами, но вместо стекол их поверхность заполнялась тонкими экранами, на которые транслировали реальное изображение окружения дворца с камер, располагающихся на выступах башен.

Главный вход представлял собой пологую лестницу, состоящую из длинных и низких ступеней. По оба края от нее чередовались колонны и статуи, разделенные повторяющимися знаменами Первого Высшего. Свет легким синеватым течением струился с потолка, что был полностью покрыт светящимися панелями.

Я не замедлился у входа, не нужно было больше искать причин своих действий, а потому я с силой распахнул двери тронного зала, и замер в недоумении.

В просторном и мрачном помещении никого не было, но все оно было полностью заставлено зеркалами из моих покоев, тех, куда я не пускал никого. Высокие и низкие, сверкающие острыми гранями и закованные в объемные рамы, исцарапанные от времени, тусклые и совершенно новые, которые совсем недавно были куплены. Зеркала. Они были расставлены хаотично и почти небрежно, некоторые и вовсе были приставлены к стенам, а не установлены на держатели, пара просто была брошена на пол. Но все они были направлены ко входу, на меня.

Свет, льющийся из коридора, проскользнул внутрь залы и разбился на яркие вспышки в зеркалах, они все высветили меня, то, кем я стал за это короткое путешествие.

====== Глава 2. Песнопения. Часть 23. ======

Этим учитель хотел меня напугать?

Неужели столь великий правитель, как он, мог подумать, что было возможно отвергнуть от выбранного решения того, кто совершил уже неисправимое, заклеймившее его деяние? Увидеть себя и отступить? Вернуть в его руки бразды правления, которые отныне заслуживал я?

Почему все его шаги были настолько мягкими? Сенэкс будто жалел меня, но при этом до онемения не желал терять свою власть. Он действовал слишком бережно и сдержанно, слова призрака Пятого лишь подтверждали это. Но в пик своего триумфа я не мог трезво оценить все, что происходило. Неукротимая, всепожирающая ненависть захлестнула меня, она намертво вгрызлась в мое сердце, обняв его острой проволокой, а чернота лишь больше ее укрепила, вдавила в пульсирующую кровью плоть. Мне стоило задуматься, мне действительно нужно было остановиться тогда и решить вопрос, который был столь ярок и важен от первых дней осознания себя, но я его не видел. Я не хотел признавать, что долгий и тяжелый путь, пройденный мною, в общем и в едином был менее ценным, чем ответ на один сложнейший вопрос.